Они шли по пустынной галерее, прислушиваясь к звуку собственных шагов и бешеному биению сердец в груди. И тут, когда уже и Кантор готов был сдаться и признать, что в доме никого нет, вдалеке, почти в самом конце коридора, дети вдруг увидели темный силуэт стоящего возле распахнутого в сад окна мужчины.

Мальчики остановились и посмотрели друг на друга. Мурашки пробежали у них по спине, от страха засосало под ложечкой и захотелось убежать, но детское любопытство все же пересилило.

Де Пейрак, словно почувствовав их взгляды, обернулся.

— Добрый вечер, господа, — он отвесил им легкий поклон.

— Вижу, месье, вы решили воспользоваться моим приглашением, — обратился граф уже к Кантору.

Дети во все глаза смотрели на высокого худого господина в черном костюме. Но, как они не старались, разглядеть его лицо в темноте коридора у них не получалось.

— Да, мессир, — подал голос Кантор.

— А вы… и есть тот самый хромой колдун? — выпалил Флоримон, подаваясь вперед.

Де Пейрак улыбнулся.

— Там, где я жил раньше, меня называли волшебником.

— Волшебником? — переспросил Кантор.

— Да.

— А где вы жили? — снова подал голос Флоримон.

— Много где. Я путешествовал по Индии, Китаю, был в Африке и в Америке… Бороздил просторы Средиземноморья на своем корабле…

Жоффрей де Пейрак, не переставая говорить, подошел к ним поближе. Мальчики задержали дыхание, рассматривая его лицо: левую щеку незнакомца пересекали два старых шрама, резко выделяющиеся на загорелой коже.

— Я же говорил, что у него шрамы, — шепнул Кантор брату.

Флоримон же смотрел на мужчину, не отрываясь, словно этот человек напоминал ему кого-то из далекого полузабытого сна.

— А вы похожи, — вдруг проговорил Кантор, переводя изумленный взгляд с колдуна на брата.

Де Пейрак с волнением посмотрел на своего младшего сына.

— А вы, сударь, копия своей матери, — дрогнувшим голосом наконец произнес он.

— Вы знаете нашу маму? — нахмурился Флоримон. — Откуда?

— Это долгая история, — ответил ему Жоффрей. — Когда-нибудь я расскажу ее вам, но не сейчас…

Он еще не был готов открыться сыновьям и не был уверен, что мальчики поймут все, как надо, да и история о воскресшем отце казалась ему ужасно неправдоподобной. И, стоя всего в нескольких шагах от них, своих наследников, плода их с Анжеликой любви, граф боролся с отчаянным желанием обнять их, прижать к себе, понимая, что это только напугает детей.

— Как ваше имя? — продолжал спрашивать Флоримон, в глазах которого светился тот же огонек любопытства, который заставлял юного Жоффрея читать книги, изучать различные науки, а шестнадцатилетним, несмотря на хромоту и слезы матери, отправиться в плавание.

— Я отвечу вам, месье, если вы пообещаете мне молчать о нашей встрече, — серьезным тоном ответил мужчина.

— Обещаю, — кивнул ему Флоримон.

— Я тоже, — отозвался Кантор.

— Меня зовут Жоффрей де Пейрак де Моран дʼИрристрю.

Имя отразилось от стен коридора и растворилось в тишине ночи. Все трое замерли, словно вслушиваясь в отголоски затихающего эха.

— Так вы действительно тот, кто построил отель! — наконец прервал затянувшееся молчание Флоримон. — А разве вас не сожгли на костре?

— Пытались, — усмехнулся краешком рта Пейрак. — Но мне удалось сбежать.

— В Африку? — тут же подхватил Кантор.

— Не совсем, — покачал головой граф.

— Расскажете?

— Обязательно, — с улыбкой ответил Жоффрей, — но в следующий раз. А сейчас вам пора домой, пока вас не начали искать.

Дети послушно кивнули.

— Мой человек проводит вас до изгороди, — де Пейрак подошел к окну и негромко постучал. За стеклом тут же возник слуга и низко поклонился графу. — До свидания, господа, надеюсь, мы скоро увидимся, — обратился Жоффрей к мальчикам.

— До свидания, месье, — нестройно отозвались они в ответ.

Дети без труда нашли дорогу назад, сопровождаемые молчаливым слугой.

— Я же говорил, что это он! — воскликнул Кантор, как только они оказались в своем саду.

— Говорил, говорил, — оборвал его брат, прикладывая палец к губам. — Но рассказывать об этом никому нельзя, понял?

— Понял, — насупился Кантор, потом снова встрепенулся. — А когда мы пойдем туда снова?

— Когда получится. А сейчас давай скорее домой, пока Барба не кинулась нас искать, — и Флоримон потянул младшего брата в сторону отеля.

Анжелику охватило отчаяние, тем более, что она была ослаблена тяжелым постом. Молодая женщина слишком пылко лелеяла тайное намерение выйти замуж за Филиппа, чтобы теперь найти в себе мужество отказаться от этой затеи. Став маркизой дю Плесси, она снова была бы представлена ко двору, снова обрела бы свою родину, свою семью и воцарилась бы в прекрасном белом замке, который так восхищал ее когда-то.

Маркиз был частым посетителем в ее доме, но ее планы в отношении него не продвинулись вперед ни на йоту. Анжелика уже начала спрашивать себя, не является ли он ради того, чтобы повидаться с Мари-Аньес, но когда ее молодая сестра удалилась в кармелитский монастырь в предместье Сен-Жак, чтобы подготовиться к Пасхе, он продолжал регулярно посещать дом Анжелики. Однажды она узнала, что он хвастается тем, что пьет в ее доме лучший в Париже розолио. Возможно, он приходил просто для того, чтобы посмаковать изысканный напиток, который она готовила сама. Анжелика гордилась своими талантами хозяйки и не видела причины, по которой ей следовало пренебрегать любой приманкой. Но эта мысль ранила ее гордость. Неужели ни ее красота, ни ее остроумие не имеют никакой привлекательности в глазах Филиппа?

Ее нервы уже не выдерживали бесконечной смены надежд и отчаяния, и она решилась посетить знаменитую колдунью ла Вуазен, чтобы та открыла ей будущее. Подходящий случай представился ей благодаря мадам Скаррон, которая навестила ее однажды после обеда.

— Анжелика, я пришла за вами, потому что вы просто должны сопровождать меня. Эта сорви-голова, Атенаис, вбила себе в голову отправиться за советом к невероятной, совершенно дьявольской прорицательнице, женщине по имени Катрин ла Вуазен. Мне кажется, что присутствие двух благочестивых женщин было бы более чем необходимо, для того, чтобы молитвами бороться против дьявольских чар, которые могут быть насланы на эту безрассудную девицу.

— Вы совершенно правы, Франсуаза, — поспешила согласиться Анжелика.

Оберегаемая двумя ангелами-хранителями, Атенаис де Монтеспан, сгорающая от нетерпения и нимало не испуганная, вошла в логово колдуньи. Это был прекрасный дом в предместье Тампля, куда недавно разбогатевшая колдунья переехала из той зловещей лачуги, где долго отворял гостям двери карлик Баркароль. Тогда гости были тайными, сегодня они посещали ее почти открыто.

Обычно колдунья принимала клиентов, сидя на некотором подобии трона, закутанная в плащ, расшитый золотыми пчелами, но в этот день Катрин ла Вуазен, чьи привычки нисколько не изменились от общения с представителями высшего общества, была мертвецки пьяна.

Как только три женщины переступили порог указанной им гостиной, они поняли, что ничего не смогут добиться от предсказательницы. Долгое время не сводившая с них затуманенного взгляда, ведьма вдруг поднялась со своего помоста, сильно пошатываясь, и, бросившись к перепуганной Франсуазе Скаррон, схватила ее за руку.

— У тебя, — сказала она, — у тебя самая необыкновенная судьба. Я вижу Океан, потом Ночь, и в конце концов, Солнце. Ночь — это нищета. Мы знаем, что это такое! Ничего нет ее черней! Точно так же, как и ночь! Но Солнце — это король. Так вот, моя милочка, король полюбит тебя, и даже женится на тебе.

— Но вы ошибаетесь! — в бешенстве воскликнула Атенаис. — Это я пришла к вам, чтобы узнать, полюбит ли меня король. Вы все перепутали.

— Не гневайтесь, маленькая дама, — возразила колдунья хрипло. — Я не настолько пьяна, чтобы перепутать судьбы двух персон. Каждому свое, не так ли? Дай-ка мне свою руку. Король и твой тоже. А вот и Удача. Да, король полюбит и тебя, но он не женится на тебе.