Ты перевязал мой ебаный член, чтобы я не кончил. Твою мать, Микки! Я, конечно, делал что-то подобное, но никогда не издевался над тобой в постели так сильно.

Не спорю, по-началу было очень хорошо. Ты вылил на мой твердый член почти что всю смазку, что оставалась в тюбике. Ты мягко гладил его, отчего он краснел все больше, и пока ты делал это, то предупредил меня: — Говори мне, когда не сможешь больше терпеть. Иначе, хер ты нормально кончишь сегодня.

Ладно, а вот это уже было херово. Ты дрочил мне добрых минут десять, во время которых я думал о всякой противной херне. Но все полетело к чертям, когда ты начал другой рукой лапать меня везде. Еще и эти блядские мокрые звуки, будто бы я трахаю тебя, а не твою руку. Я дергался на этом стуле, выгибаясь и дрожа. Хотелось больше. Куда больше. Я хотел трахнуть тебя прямо там. Хотел, чтобы ты сел на меня и вобрал в себя мой член полностью. Хотел, чтобы ты тогда двигался так быстро, что на всю комнату раздавались бы эти шлепки.

— Микки! — я даже не мог сказать тебе, что хочу кончить. У меня изо рта вообще тогда не могло вылететь ничего, кроме стонов и твоего имени. Но ты понял меня и убрал руку.

Затем это повторилось снова. Только вот то, что ты убрал от меня руки не помогло. Я пытался сдерживаться. Пытался, клянусь. Но уже через пару секунд мой член дернулся вперед, и я начал кончать прямо себе на живот, запрокинув голову. И не мог сказать ничего, кроме бесконечного «Микки, Микки, Микки».

И когда голова перестала так сильно кружиться, и я пришел в себя, то на секунду реально поверил, что на этом всё. А затем ты снова коснулся меня. Я был слишком чувствителен тогда, и от этого дернулся на стуле. А ты добавил еще смазки, что было просто пиздец невыносимо.

Тогда ты часто останавливался, потому что каждую гребаную минуту я предупреждал тебя. Только теперь я даже твое имя сказать толком не мог. Только звериные рыки и слишком громкие стоны, которые становились еще громче с каждым движением твоей чертовой руки по моему скользкому от смазки члену.

А затем я сам начал подаваться бедрами вперед, толкаясь в подставленный кулак. И пришлось остановится. Только вот твои скользкие пальцы все также гладили мягкую, набухшую головку, из-за чего было немного больно, но при этом доставляло удовольствие. Пальцы другой руки сжимали соски, проводили по напряженному прессу, а иногда поглаживали бедра, успокаивая. И я просто не мог. Хотя ты и остановился во время; так, чтобы я смог сдержать это.

Только уже через секунду мой член выдавил из себя еще немного спермы, которая измазала весь мой живот. Я чуть ли не хныкал. И ты решил, что хватит мучить меня.

Движения стали увереннее, а ладонь задвигалась на моем изученном члене куда быстрее.

— Мик… — сдавленно произнес я, чтобы повторить это еще и еще, сквозь тяжелое дыхание, пока не понял, что ты не собираешься останавливаться. Тогда я приподнялся на стуле, ближе к тебе, когда начал пачкать твою руку, а ты все не прекращал дрочить мне. Думаю, я сорвал горло тогда. Но я думаю, это стоит одного из самых сильных оргазмов в моей жизни.

Но есть еще один лучший наш секс, после которого я всю неделю ходил с самодовольной ухмылкой лишь при взгляде на тебя. И тогда самый сильный оргазм был не у меня.

Мы не виделись очень долгое время. Это было, когда я вернулся из армии. Ну ладно, когда ты забрал меня из того блядюшника для педиков. Но кому какая разница? Ладно, для нас обоих есть разница, но сейчас не об этом.

Мы были одни в тот день в моей комнате, пока все остальные были внизу. Хорошо, что я запер дверь.

Не знаю, что было со мной тогда. Может, это потому что я еще тогда был нездоров, но… ты был таким отзывчивым, податливым или, возможно, я просто пиздец как скучал по тебе, Милкович? Не знаю. Знаю только то, что мне нравилось вбиваться в тебя со всей силы и закрывать твой рот ладонью, чтобы никто не слышал. Правда, казалось, что шлепки (весьма болезненные, на слух) можно было слышать даже с улицы.

И когда я почти что лег на тебя, то почувствовал кожей, как ты кончаешь, ведь ты забрызгал меня всего. А еще я почувствовал, как сразу после этого твое тело обмякло в моих руках.

Сначала я пиздец как испугался, и у меня даже член, блядь, опал от испуга.

Ты потерял сознание.

Но я ведь не понял этого сразу же. Поэтому я чуть не побежал вниз за Липом, после того, как тряс тебя минуту за плечи, пытаясь привести в чувство.

Прошло минут пять, прежде чем ты раскрыл глаза, выглядя, блядь, слишком невинно в такой, сука, ситуации. Но я просто выдохнул и упал обратно на кровать, проводя ладонью по лицу.

Да, сначала я испугался… но затем стало интересно.

В интернете пишут, что объясняется это тем, что во время секса дыхание убыстряется, кровеносные сосуды мозга сужаются, и человек может отключиться.

А я все равно объяснял это тем, что мой член и я слишком хороши, что ты даже теряешь от этого сознание.

Ты до сих пор так смущаешься, когда я говорю об этом. И злишься, выглядя совершенно очаровательно.

Но да, черт возьми, я хочу секса с тобой. Я люблю секс с тобой. Мне нравятся твои розовые губы, твердые соски, попка, твои мягкие бедра! Мне нравится, как ты стонешь подо мной. И мне просто хочется, чтобы ты трогал меня где-нибудь. Везде.

Поэтому я точно уверен, что это желание — это ни что иное, как еще одна причина моей любви к тебе, Микки.

========== jealousy ==========

Да уж, это самая странная херня, что происходила со мной.

Ревность.

Я одновременно ненавижу и обожаю это чувство. Жаль, что мы ощущаем это по-разному.

Ты вообще не переносишь этого. То, как другие касаются меня, глазеют на меня или даже разговаривают со мной. И так было и есть всегда. Только вот реагировал ты на это каждый раз по-разному.

В самом начале наших отношений, если их так можно назвать, ты просто выбивал все дерьмо из того, кто посмел сделать это. Даже если я сам был инициатором.

И мне это нравилось. Нравилось, что ты ревнуешь меня и хочешь, чтобы я был только твоим. Только с тобой.

Нет, ты не говорил мне этого напрямую, но я все додумывал сам.

Со временем все изменилось. Ты начал доверять мне. И, Мик, ты ведь даже перестал приходить в клуб, чтобы следить за мной.

Как оказалось, зря.

Я никогда не смогу простить себя за то, что был с другими, когда у меня был ты. Теперь я знаю, что это за чувство… когда тебя предают. И еще ужаснее, когда это даже не пытаются скрыть. Например, как я с тем порно-роликом… блядь, и не только.

Но ты прощал мне всё.

И я бросил тебя. Мне уже было плевать — доверяешь ли ты мне или нет. Мне, честное слово, было плевать.

А ты вернулся, как только я убедил себя в этом. Всё полетело к чертям.

И ты уже не доверял мне больше. А мне перестало нравится. Мне больше не нравится… нет, я ненавижу, когда ты ревнуешь.

Ты больше не бьешь тех, кто пытается подкатить ко мне. Ты не делаешь, ровным счетом, ничего. Просто смотришь так, будто точно знаешь, что я сделаю это. Снова трахну кого-то другого, даже не подумав о том, что будет с тобой.

Ты будто бы… привык к этому. И это, блядь, ненормально. Так не должно быть.

Но ты думал иначе и отвечал мне тем же. Пытался наказать меня за всё, что я наделал.

Я знаю лишь о двух парнях, но иногда я задумываюсь, всё ли ты мне рассказал. Ведь и я не рассказывал тебе.

А ты смог.

Я уже говорил об этом. Ты тогда напился. И я знаю, какой ты, когда напьешься — тебя можно заставить сделать все, что угодно.

И я ненавижу думать об этом. Ненавижу думать о тебе с кем-то другим. Ненавижу думать о том, как кто-то трогает тебя, шепча на ухо какие-то пошлости или лести. Ненавижу представлять то, как ты стонешь, отдавшись в чужие руки. Ненавижу губы, которые касаются твоих губ… и шеи, и бедер, и… блядь.

Я ненавижу всё это.

Я ненавижу то, что чувствую при этом.

Ненавижу, что ты так просто рассказал мне об этом на следующий же день. А ты мало разговаривал со мной в то время. Худшее время для меня. Да и для тебя, я знаю это.