========== voice ==========

Я люблю твой голос, потому что с него все началось. Да, Мик, впервые я не увидел тебя, а услышал — я это точно помню. Я помню, как стоял в очереди в супермаркете и ждал свою сестру, Фиону, которая забыла взять молоко. По-моему, мне было семь.

— У него чо, волосы крашенные? — услышал я у себя за спиной. По голосу я понял, что говорит девочка. И она не пыталась быть хоть немного тише, чтобы я не услышал её.

— Ты идиотка? Мальчики не красят волосы, а если и делают это, то только педики. Этот просто рыжий, — снова услышал я, и это был ты. Еще совсем мелкий, но уже позволяющий себе говорить такие слова, как «идиотка» и «педик». Но тогда я не обратил на это никакого внимания. Твой голос был таким милым, несмотря на то, что ты только что сказал. Тогда я лишь повернулся к вам двоим и пялился, как придурок. Думаю, тогда я был немного зол на тебя и на Мэнди, но сказать ничего так и не смог. Но и отвернуться тоже.

— Эй, рыжий, чё с тобой? — ты пощелкал пальцами прямо перед моим носом, и я схватил твою руку, отбросив её.

— Я не рыжий, я Йен! — на это ты лишь улыбнулся.

— Уверен? Как по мне, так точно рыжий, — ты кивнул на мою голову.

Я тем временем начал разглядывать вас обоих, пытаясь найти хоть какой-нибудь изъян, чтобы оскорбить в ответ. Но ничего. Единственное, что я заметил — вы были чертовски похожи: темные, как смола, волосы, светло-голубые глаза, болезненно-бледная кожа и исхудавшие детские тела. Невозможно было отвернуться.

— Ну ты и придурок, — вновь сказал ты, но не так озлобленно. Мне кажется, тогда я навсегда запомнил твой голос. Запомнил лишь потому, что мне говорили такое в лицо впервые. Ну, или из-за того, что у тебя такой красивый голос.

Когда я пошел в школу, оказалось, что я в одном классе вместе с твоей сестрой. Но она сразу дала понять, что не нуждается в друзьях. Её единственным другом был ты. Ты приходил к ней каждую перемену, и вы шли на школьный двор. Ты всегда разговаривал с ней, и я видел, как она смеялась. И мне было паршиво от того, что я не могу быть на её месте. Тоже слышать тебя.

Но у меня даже шанса не было. Вы говорили только друг с другом. Такие отстраненные, одинокие. Но вы были такими вместе. И я бы смирился, просто бы забил на это. Если бы в итоге ты не остался один.

Мэнди — девочка, и очевидно, что вскоре она захочет иметь подруг. Похоже, ей стало скучно с тобой. Мне бы никогда не было с тобой скучно. Но ты не подпускал к себе никого. И становился грубым, жестоким. Но я видел тебя, Микки. Настоящего. Я видел в твоих глазах сожаление ко всем, кому ты причинял боль. Ты делал это, чтобы не чувствовать свою собственную. Плохо быть одному. И я не хотел, чтобы тебе было плохо. Я не знаю отчего, хотел быть рядом. Хотел быть тебе другом.

И мне понадобилось несколько лет лишь для того, чтобы заговорить с тобой. Наверное, мне было двенадцать. Ты сидел на заднем дворе, как и всегда, только на этот раз один. Ты смотрел на каких-то ребят, играющих в баскетбол на спортивной площадке, находящейся по близости. Хотя ты даже не смотрел на них. Я бы даже сказал, что ты смотрел сквозь них: ты никак не следил за игрой; твои глаза оставались неподвижны до того момента, пока я не подошел к тебе, и ты не взглянул на меня. Ладно, я нервничал, когда шел к тебе, но в этот момент у меня сердце в пятки ушло.

— Э, — да, это единственное, что я смог произнести, и ты посмотрел на меня, как на еблана. — Привет, — выдохнул я, когда не смог больше смотреть на это твое выражение лица. «Ну, блядь, скажи хоть что-нибудь», — думал я, пока ты всё так же нахмурившись, пялился на меня. — Я — Йен, — переминаясь с ноги на ногу, сказал я тогда. — А ты Микки, да? — как будто я, блядь, не знал, боже. — Я учусь с твоей сестрой в одном классе, — сука, лучше просто заткнись. — Ну, ладно, пока, — улыбнулся я, махнув тебе рукой.

Тогда я действительно ненавидел тебя. Потому что… черт, ты мог бы сказать хотя бы что-нибудь. Но в этом-то и проблема — ты не сказал ни слова. И тогда я навсегда забыл твой голос… ну, по крайней мере, попытался забыть.

И кажется, тогда ты окончательно потерялся. Больше не было этих жалостливых взглядов на подростков, которых ты заставлял страдать, да и на меня ты больше не смотрел, хоть и раньше тебе не было до меня дела. А тогда, могу сказать точно, тебе стало плевать на всех и вся, и ты не знал, когда нужно остановиться.

Ты был в десятом классе, когда это произошло, а я, кажется, в восьмом. Ты избил парня, он был младше тебя на год. Ты избил его так сильно, что его пришлось увозить на скорой. Меня не волновало. Не должно было. Особенно тогда, когда я начал встречаться с Кэшем — не ты, не твои проблемы, меня больше не волновали. Не должны, сука, волновать. Но я все равно подслушал ваш разговор с Мэнди, когда ты вышел из кабинета директора. И я не знаю как, но ты отделался наказанием, а именно — отстранением на три недели. Что и за наказание считать не стоит.

И Мэнди тоже этого не понимала и, кажется, была даже расстроена, что ты отделался лишь этим. Я шел по коридору, когда увидел вас. Вы разговаривали о чем-то и не замечали меня. И тогда раздался шлепок, она ударила тебя.

— Ты мог убить его, Микки! — закричала она, и я видел, как ты поморщился от её слов.

— Зачем я это сделал? — тихо спросил ты, и Мэнди отрицательно покачала головой. — Зачем я это сделал? Зачем я это сделал?! — твой голос дрожал, чего раньше я никогда не слышал, и я бы предпочел и дальше не слышать тебя такого. Звук твоего голоса разбивал мне сердце.

Но… твой голос — чуть охрипший от того, как сильно ты кричишь, и дрожащий от эмоций. И вот он — ты. Лишь слышать твой голос, и это все, что мне было когда-либо нужно.

А затем произошла та херня с пистолетом. И я чертовски рад, что это произошло. Даже в той потасовке было что-то, знаешь, возбуждающее. То, из-за чего у меня встал, когда ты оседлал меня. Мой стояк упирался тебе в бедро, и тогда-то я подумал, что… да, что мне пиздец, в общем-то. Но ты начал срывать с себя одежду, и я не знаю, что чувствовал тогда. Ну, если по правде, первое, что я почувствовал — это желание выебать тебя, а остальное уже ушло на второй план. И всё, что я мог во время всего этого — это лишь слушать твои стоны, которые ты так отчаянно пытался сдерживать. Тогда я начинал вбиваться в тебя еще сильнее.

Я хотел слышать тебя. Всегда, за все то время, что мы вместе.

Блядь, да у меня мурашки по коже от твоего голоса. От того, как ты мягко стонешь, зарываясь носом в подушку или в местечко между моей шеей и плечом. От того, как ты кричишь на меня, выделяя каждое ебучее слово. Обожаю, когда ты сонный, и ты словно даже не говоришь, а мурлыкаешь. Твой голос такой нежный и наполненный этой заботой, что я готов умереть ради этого. Люблю, когда ты шепчешь мне на ухо — не важно что — я возбуждаюсь от этого на раз-два. Люблю и одновременно ненавижу доводить тебя до такого состояния, что тебе тяжело говорить, и твой голос вечно срывается. Люблю просто болтать с тобой и слушать твой смех. Я люблю твой голос. Я, блядь, люблю твой голос.

И сейчас, когда ты мирно спишь на моей груди, а я перебираю твои черные волосы, я думаю о том, что никогда бы не поверил в то, что буду так сильно зависим от чужого голоса. От голоса мальчика, который что-то пробурчал мне в спину в очереди сумермаркета.

========== lips ==========

Да, именно, губы.

Губы, к которым ты так долго не позволял мне прикасаться. Губы, которых я так отчаянно хотел коснуться. Но должен сказать, в этом было что-то… интригующее. Каждый раз, когда ты был так чертовски близко, я чувствовал, как у меня, блядь, вены пульсируют, а сердце билось так бешено, что мне становилось тяжело дышать. И каждый раз, каждый гребаный раз, ты даже и не думал о том, чтобы поцеловать меня. И каждый гребаный раз я всё равно надеялся на это.

И ждал — чертовски долго ждал — когда это все же произойдет и никогда не целовал тебя первым. Больше не целовал. Потому что знал, что тогда произойдет. Для начала ты ударишь меня, назовешь педиком, а затем исчезнешь на неделю или на две, как это обычно бывало. И я не хотел этого снова. Не хотел, чтобы ты вновь уходил. Поэтому просто пялился, ведь знал, что за это ты ничего мне не сделаешь. Это выглядело просто пиздец как странно. Я как безумный таращился на твои полные губы, такие вкусные на вид, и которые ты, блядь, вечно кусал и облизывал. Но я мог бы, знаешь, делать это за тебя. Думаю, так бы мы оба получили больше удовольствия.