Но я не сделал ничего. Я просто позволил этому случиться… А потом прошло полтора года. Полтора года, что я не видел тебя, кроме как на экране своего телефона… и я уж точно никак не мог прикоснуться к тебе снова за все это время.

Но как только ты вышел… черт, ты и тогда не позволял мне касаться себя. Ты вообще-то даже не смотрел на меня, не разговаривал, будто я… никто. Возможно, так тогда и было.

За этим прошло еще пол года, прежде, чем я смог стать тебе другом. Мы часто тусили у меня, и тебе этого, как будто, хватало. Но не мне. Ведь друзей обычно не хочется зажать у стены и поцеловать так сильно, как только можешь.

Так что я лишь терпел. Терпел и со всей силы кусал губы, лишь бы они вдруг не потянулись к твоим. Зато я представлял — да, Мик, как какая-то четырнадцатилетняя девчонка, я мечтал о том, как бы это было — вновь поцеловать тебя. Ты никогда не сможешь понять, как сильно я хотел этого.

Хотя, возможно, ты тоже чувствовал это, раз уж сам поцеловал меня. И я бы сделал это первым, но!.. Но я боялся, что ты оттолкнешь меня.

А ты просто поцеловал меня, спустя почти два года…

Ты целовал меня, так сильно прижимаясь к моим губам своими, что причинял мне боль — ничего страшного — я заслужил это. Но я до последнего считал, что не заслужил тебя, Микки. Ты целовал меня, а я готов был разреветься от того, что ты снова… мой. Что мы снова вместе, и ты целуешь меня у моего дома, вцепившись пальцами в мои волосы, как когда-то.

Это было таким родным, будто я… будто я вернулся домой после долгой поездки. Мне не хватало этого.

Мне не хватало поцелуев в щеку с самого утра, когда мы еще даже не проснулись. Не хватало того, как я чмокал тебя в щечку, когда говорил тебе о том, как ты красив. Скучал по тем шутливым воздушным поцелуям, которые были адресованы лишь друг другу. Я скучал даже по этим глупым сообщениям с поцелуйчиками и сердечками от меня и твоего привычного «НИКАКИХ СМАЙЛИКОВ!!!». Мне так сильно не хватало жарких поцелуев во время секса с тобой (которого мне не хватало еще больше). Я так скучал по пьяным поцелуям и признаниям в любви (снова и снова). Я так скучал по… по тебе, Микки… и по твоим поцелуям ни чуть не меньше.

Так что сейчас, вспоминая это, мне жутко хочется поцеловать тебя. Я надеюсь, ты не испугаешься, как обычно, если я подойду к тебе слишком тихо.

— Блядь! — а, нет, все же испугался. — Галлагер, ты можешь хоть раз… — заткнись… пожалуйста.

И — победа — ты перестаешь бормотать проклятия мне в рот. Я чувствую, как ты, буквально, слабеешь в моих руках, пока я все вжимаюсь своими губами в твои… не хочу отрываться ни на секунду. Я просто так сильно хочу этого…

Пока дышать не становится слишком тяжело и я все же отпускаю тебя… Господи, ты такой милый с этими своими голубыми распахнутыми глазками, что так и смотрят на меня… и твои губы, что так заманчиво приоткрыты.

— Да иди ты, придурок, — вырывается у тебя, как только я победно ухмыляюсь и провожу пальцем по твоей нижней губе… грёбаное совершенство.

Но ради такого вот и стоит любить тебя, Милкович.

========== habits ==========

Ты и представить себе не можешь, как я люблю все эти твои мелкие привычки! Они кажутся мне такими милыми… не знаю, невинными, возможно.

Больше всего я люблю твою привычку переползать на мою подушку посередине ночи… или переползать на меня — без разницы, ты просто липнешь ко мне. И не важно, что ты заснул на другой стороне кровати — в итоге ты все равно проснешься рядом со мной.

Также сильно я люблю твою привычку облизывать губы… Боже, это сводило меня с ума первое время. Ты будто бы издевался, когда делал это, глядя на меня так, типа: «Да-да, смотри, Галлагер! Ты никогда не сможешь сделать с этими губами тоже самое!» Да, в моих мыслях ты иногда та еще сучка.

Конечно, когда я был младше, то хотел думать, что это из-за меня… ну, знаешь, ты сгораешь от желания, когда видишь меня — конечно же — и твои губы пересыхают и… это оказалось не так, думаю. Но все же, вдруг, да?.. Нет, Микки! Я не думаю так до сих пор. И да, пошел ты, засранец.

Ох, и еще привычка связанная с губами: ты вечно проводишь по ним пальцем, когда волнуешься и нервничаешь. Я догадался об этом не сразу, но все же догадался, как видишь. И теперь это мне даже на руку.

Еще я люблю твою привычку всегда пробовать мой кофе, что ты готовишь мне… это просто очаровательно, будто ты волнуешься, что он мне не понравится и уже на автомате делаешь это.

И то, как ты обычно начинаешь гладить меня по волосам, когда задумываешься о чем-то своем. Чертовски милый жест для меня… и приятный… да, это определенно приятно.

Я даже люблю эту твою дурацкую привычку, воровать еду из моей тарелки. Да, это бесит. Да, мне хочется накричать на тебя. Да, я действительно хочу сделать все это, потому что это, блядь, моя еда! Ладно, которую приготовил ты, но ведь готовил ты для меня… Но я не злюсь, Мик… не тогда, когда ты смотришь на меня, как тот пизданутый кот из «Шрека». Ненавижу поддаваться тебе, особенно в таком пустяке!

Так, что же еще… О, боже. То, как ты обычно стягиваешь с меня мою половину одеяла! Это тоже бесит, но видел бы ты себя, когда ты кутаешься в это самое одеяло, а торчит лишь одна макушка! А когда я пытаюсь хоть немного укрыться, то ты ворчишь и возишься, прижимаясь ко мне ближе и ближе. Ты иногда прямо как ребенок, Мик, честное слово. Но то, как ты в итоге укрываешь нас обоих — много стоит.

И твоя милая привычка во время секса: то, как ты всегда вцепляешься в меня ногтями перед тем, как… да. У меня из-за тебя уже дохера маленьких шрамов на плечах и запястьях, но я не против вообще-то. Это горячо.

Да, для меня все твои привычки — это смесь чего-то турбо-милого, мега-горячего и супер-раздражающего.

Но это часть твоего очарования, Микки, и я чертовски в тебе это люблю.

========== anger ==========

Я люблю тебя, даже когда ты злишься. А ты будто бы всю свою жизнь такой озлобленный на весь мир, и я понимаю это, Мик. Честно, я понимаю.

Твоя жизнь была кошмаром: разрушенное детство, о подробностях которого я не могу даже и думать спокойно; ебнутый на голову отец, который и был причиной этого кошмара; чокнутая мать, которая… которая была единственным человеком, который мог спасти ебя от этого ужаса… чокнутая мать, которая бросила вас — бросила тебя — когда она была нужна больше всего. Сложно оставаться чистым, когда тебя окружают такие люди… Сложно оставаться хорошим человеком, когда тебя окружает такая жизнь.

Поэтому, я думаю, ты начал играть жестоко, как и сама жизнь играла с тобой. Ты становился все злее, пытаясь скрыть за этим то, как тебе паршиво от всего этого. Это несправедливо, ты даже не хотел этого. И это единственное, что я никогда не смогу понять, ведь у меня была поддержка, семья и ты, в конце концов. У тебя же не было никого. Но теперь у тебя есть я.

Так что я легко переношу все твои… срывы? Я не знаю, как называть это, но в одну минуту всё может быть хорошо, а в другую ты уже можешь кричать на меня, срывая голос. Но я никогда не отвечу тебе тем же, потому что я должен справляться с этим… я могу справиться с этим для тебя, как и ты сделал бы это для меня.

Но выяснять наши отношения для меня все равно… знаешь, немного сложно. Это сложно, когда ты кричишь на меня за те вещи, о которых я жалею. Это будто тебя ругает кто-то из старших, а тебе даже не хочется огрызнуться, потому что ты понимаешь, что ты сделал и ты чувствуешь вину.

Последний раз такое дерьмо произошло, кажется, где-то месяц назад, и я даже не помню, с чего все началось. Помню, что я просто встал изо стола, швырнув тарелку на пол и пошел к входной двери, чтобы перекурить снаружи.

— Отлично, Галлагер, — твой насмешливый голос заставил меня остановится на месте. — Что на этот раз? Побежишь к своей мамочке или, может, Калеб сможет успокоить тебя?! Может, кто-то другой? Нет? — ты подошел ближе, становясь прямо передо мной. Ты молчал некоторое время, заставляя меня сжимать кулаки все сильнее.