И тогда я и услышал, как ты засмеялся.

— Ты серьезно?! — я просто провизжал это. — Это для тебя смешно?! Ну ты и уебок. Хватит ржать! — и я сам засмеялся вместе с тобой.

И клянусь, видеть тебя такого тогда было просто что-то нереальное. Я любил каждую секунду этого, ведь… у тебя, правда, очень красивая улыбка, Микки.

Но со временем ты стал улыбаться все реже и реже, и вот когда-то настало то время, когда я совсем её забыл. И с каждым днем я всё отчаяннее пытался вернуть её.

Черт, я помню, как мы напились и я начал вытворять всякую неведомую хуйню, чтобы ты хотя бы еще раз улыбнулся мне, потому что… Мик, ты правда слишком мало улыбаешься. Особенно мне.

— Эй, — я начал пьяно хихикать, когда ты начал снимать с себя футболку — попытался снять её, — чего такой недовольный? — я снова рассмеялся, смотря на твою нахмуренную мордашку, когда ты так и не смог избавиться от одежды.

Тогда я сделал, наверное, самую тупую и странную вещь: я медленно поднес два указательных пальца к твоему лицу и дернул уголки твоих губ вверх, пробормотав что-то на подобии: — Так то лучше, — и ты, конечно же, шлепнул меня по рукам. — Ауч! — я плюхнулся на кровать рядом с тобой. — Ты чё творишь? — уже спокойнее сказал я, когда лег у тебя под боком.

— Это ты чё творишь, рыжая башка? — ты пробормотал это заплетающимся языком, пока смотрел на меня сверху вниз.

— Мне нравится… мне нравится смотреть на тебя, когда ты улыбаешься, — пьяно шептал я, прикрыв глаза на секунду, — у тебя самая-самая-са-а-амая красивая улыбка на свете, — и перед тем, как отрубиться, я снова увидел её. Да, твою самую-самую-самую красивую улыбку на свете, Микки.

На утро, правда, было немного стыдно, но я не жалел об этом. Да, я вел себя, как пьяный и влюбленный идиот, но когда было иначе?

Под вечер, когда мы оба были в состоянии… жить после вчерашнего, то я только вышел из душа, находя тебя в нашей же комнате.

— Лучше? — ты взволнованно посмотрел на меня.

— Намного, — я чуть улыбнулся, а ты лишь кивнул мне. — Прости за вчера, кстати. Знаю, ты не любишь всю эту чувственную дребедень, — усмехнувшись, сказал я.

— Хорошо, что лишь пьяный Йен и несет всю эту чувственную дребедень.

— Да, но трезвый Йен согласен с пьяным Йеном. Пьяный Йен не врет никогда, — я нервно засмеялся.

— О, как мило, прямо до тошноты, — ха. Нет, Мик, правда, это пиздец смешно.

— Да ладно, тебе это нравится. Ты так покраснел вчера, видел бы.

— Пошел ты, — ты слабо фыркнул, отворачиваясь.

— Нет, ну правда. То, что я сказал тогда, я… в смысле… я правда люблю, когда ты улыбаешься, — повисла неловкая пауза, от которой стало неловко (надеюсь, не только мне).

— Вау, ну ты и придурок, — и ты вдруг рассмеялся.

— … Да, — соглашаясь, я коснулся твоего лица, также улыбаясь в ответ, как… да, как настоящий дурак.

Мне просто правда-правда нравится твоя улыбка. Она нравится мне, когда ты смеешься над комедией; когда ты издеваешься над Мэнди, ухмыляясь, как последний мудак; когда ты улыбаешься Евгению, но…

Но еще безумнее я люблю ту улыбку, Мик, которая предназначена лишь для меня. Люблю, когда ты смеешься надо мной. Люблю, когда ты понимающе улыбаешься мне, когда я делаю что-то глупое. Люблю то, как ты улыбаешься мне при очередной сопливой, розовой хрени, что вылетает из моего рта. Я люблю даже ту твою улыбку, которая так и говорит, что всё хорошо, даже когда это совсем не так.

Я люблю все твои улыбки. И помни, что я хочу чаще видеть эту улыбку на твоем лице, ведь ты… ты такой красивый, когда улыбаешься.

========== courage ==========

Я люблю тебя за то, каким смелым ты можешь быть.

И я говорю сейчас не только о том, что ты можешь набить морду любому, кто скажет хоть одно плохое слово обо мне. Нет, я имею ввиду то, что ты всегда так смел, когда мне нужно это… или когда я хочу этого.

Но ты всегда боялся своего отца — да, я знаю, нам не обязательно говорить об этом, но я считаю иначе. И ради меня ты смог побороть этот страх и просто… признаться. Во всем и даже больше.

За это я и полюбил тебя, Микки. Ты всегда был храбрее меня, пусть ты и считаешь, что это совсем не так.

— Я не сильный, Галлагер, — сказал ты мне, когда я был в самом разгаре того, чтобы разнести весь дом от восторга, — я не смелый, — ты тогда так посмотрел на меня, что мне, честно, стало не по себе.

— Да о чём ты вообще? Ты признался всем — включая своего отца — в том, что ты гей, а потом мы разъебали половину бара!.. Ты чертовски смелый, Мик, — я глупо рассмеялся, но ты так ничего и не ответил.

Кажется, снова ты заговорил лишь тогда, когда мы уже лежали в кровати, готовые в любую секунду заснуть.

— Я бы никогда не сделал этого, если бы не ты, — я думаю, ты надеялся, что я не услышу, поэтому и промолчал.

Тогда я и понял чего на самом деле ты боялся больше всего.

То есть, я хочу сказать, что ты, возможно, и не боялся Терри так же сильно, как ты боялся меня. Знаю, звучит странно, но это ведь так, правда? Ты делал всё для меня, стоило мне лишь заикнуться о расставании и, блядь, сейчас мне больно лишь от одной мысли об этом, потому что теперь я точно знаю, какого это — когда кто-то в одну секунду может разрушить твою жизнь.

Но после того расставания ты перестал бояться всего, что было связано со мной. Теперь ты достаточно смел, чтобы вытолкнуть меня из своей жизни. Поэтому теперь боюсь я. Боюсь того, что теперь ты достаточно силен, чтобы сделать это, как только что-то пойдет не так.

И мне больно думать, что я не могу быть таким же смелым для тебя. Но ты не трус, Микки. Никогда им не был.

Я убеждаюсь в этом каждый раз, когда ты лежишь со мной рядом на постели, из которой я не вылезал уже неделю, а мои таблетки снова и снова дают сбой. Я понимаю это, когда ты терпишь все мои выходки в маниакальную фазу. Я уверяюсь в этом, когда ты выдерживаешь меня под ударной дозой лития. Я точно знаю это, когда ты в итоге остаешься рядом. Со мной.

А я знаю, что для того, чтобы быть с таким, как я — нужна смелость. И я так сильно люблю тебя за то, что только ты был достаточно смел.

========== kisses ==========

Я просто обожаю целовать тебя. Я обожаю то, что это непохоже ни на что другое. Только с тобой так.

Любой поцелуй доставался мне с большим трудом, ты и так это знаешь. Именно поэтому целовать тебя — это что-то особенное, такое… неповторимое для меня, понимаешь? Я ни с кем не чувствовал такого.

Каждый твой поцелуй значит слишком много для меня. И я помню все поцелуи, которые были началом чего-то важного… или завершением этого.

Я навсегда запомнил тот поцелуй в фургоне: он был началом… нас. Я тогда начал думать, что теперь-то мы что-то вроде пары. Это было будто бы соглашением принадлежать лишь друг другу и никому больше. Этот поцелуй был таким для нас обоих, Микки. Не мы виноваты, что у нас забрали это право так скоро.

Но ночь, перед тем утром, когда все разрушилось… черт, прекраснее той ночи не было для меня тогда: поцелуи и поцелуи часы напролет, твои руки, что так непривычно нежно касались меня, и медленный секс, который с каждой секундой делал меня все безумнее.

Но и это у меня тоже забрали.

Тот поцелуй на свадьбе дал мне понять это в полной мере. Это было так… отчаянно. Ты не хотел женится на ней, а я не хотел отпускать тебя… я никогда не хотел отпускать тебя.

И тот поцелуй в клубе… ты доказал мне, что тоже не хочешь, чтобы я ушел… снова. Конечно, я первый потянулся к тебе, но это просто… я не знаю, ты так много говорил, а я просто взял и сделал это, потому что хотел. А потом ты поцеловал меня и это было… страшно, я думаю… но так захватывающе. Это и было, как глоток свежего воздуха. Так чувствовалась свобода.

И я не знаю, как мы потеряли всё это.

Тот поцелуй на нашем поле… черт возьми, скажи мне хоть кто-то, что это наш последний поцелуй, я просто врезал бы ему или рассмеялся прямо в лицо. Но это было так. Знаешь, если бы я знал… если бы я только знал это, то всё было бы по-другому!