Разговоры наши на факультативе влияли на меня без вопросов, мне было приятно, что кто-то так печётся обо мне, переживает, но как ни бился Староверов, я никак не мог определить метафоры разные и синекдохи, аллитерации узнавал сразу – в прочих фигурах языка «плавал» и в теории стихосложения тоже. Для ЕГЭ по литре я прочитал всё, что нужно из основного списка. И дополнительный прочитал почти весь. И баллов заработал 90. Завалил, понятно, вопросы первой части, где любимые амфибрахии и анапесты, инверсии и оксюмороны. Вот никогда не любил стихи! По русскому набрал 94. В общем, был горд собой. И очень жалел, что не стал лауреатом на Олимпиаде, но диплом олимпиадный на всякий случай положил в чемодан. Математика ЕГЭ получилась 74 – тяжёлый был тест, у нас многие мало набрали, «общество» я сдал на 68. Если думаете, что это мало, то вы ошибаетесь. Это очень много для меня. Я думал, что и пятидесяти не наберу. Поехал я поступать один. Поселился в общаге гостиничного типа при одном из универов, Староверов посоветовал (читай – «приказал») селиться там. оплатил бронь ещё в мае. Кстати, жил я как раз при универе, где поступал на филологию. Стал жить в комнате с соседом, подавать документы, сдавать внутренние экзамены – рисовать, чертить, писать творческие эссе. А потом – ждать. В чёрный понедельник раскрыли рейтинги. В списках на дневном я был на тридцатых-пятидесятых местах, да и на очно-заочном почти так же, чуть выше. И опять надо было ждать. Сначала первую волну, после неё я поднялся в списках и в одном из дизайнерских универов появился шанс пройти, но как саранча в него донесли подлинники в последний день – видно они не проходили в более престижные универы. И я остался с носом. Я общался с мамой, высылал фотки, сделанные втихаря во время экзамена по рисунку, и писал, что увы и ах, не проскочил нигде, да и она сама следила на сайтах. Ещё я бесился: на филологии везде были вечерние отделения, а на дизайне – нет. По идее надо было собираться и возвращаться домой, потому что шанс, что пятнадцатого августа я пройду в какой-нибудь из двух универов на филологию на вечернее были минимальные, но они были. В общаге-гостинице я естественно общался с народом. И мне все советовали ждать, даже охранник. Вечерний – не дневной, шансы оставались. И я оплатил ещё полмесяца и стал вместе с собратьями по несчастью скитаться по жаркой столице, потягивать пиво в Сокольниках и пялиться по сторонам – на здания, на прохожих, на рекламные щиты. В один из таких однообразных дней я вернулся в общагу, а в номере меня ждал Староверов. Общага, повторюсь, была гостиничного типа, стоила дорого для общаги, комендант в ней был не зверь, в других местах мне рассказывали, что коменданты – монстры-чудища. В общем, Леонид Львович ожидал меня прямо в моём номере – сосед прошёл на бюджет, и уехал домой, провести счастливый для него август в кругу семьи, друзей и девушки. На его кровати стоял чёрный мусорный мешок с вещами и ночью мне казалось, что это боровик замер и смотрит. Но сейчас мешок стоял в углу – Староверов его снял и оттащил.

− Леонид Львович! – я очень обрадовался учителю. Мне было одиноко в Москве, да ещё эта нервотрёпка с экзаменами, я вымотался ужасно. Осознание, что все испытания по рисунку и композиции были зря, удручало, ожидание списков на очно-заочную филоллогию просто добивало, если бы не пиво в Сокольниках, я бы с ума сошёл.

Староверов тоже мне обрадовался, сел напротив на кровать и стал позорить: тебе шестнадцать, растущий организм, а ты по пивку, как мужичонка Загоскина (в нашем городе был такой ресторан «Мужики Загоскина»). Я замахал на него руками, всё рассказывал, а он всё кивал и успокаивал: мол, пройду я на этот факультет очно-заочный, пройду. И дальше Леонид Львович стал интересоваться, как я собираюсь жить и что делать.

− Рано планировать, − говорю. – Не поступлю же.

− Поступишь.

− Не верю, Леонид Львович. Не поступлю. Самое обидное, что в конкурсном списке первый за бюджетным местом.

− Поступишь.

− Вернусь в город, буду у мамы подрабатывать лаборантом в колледже, она договорилась.

− Я тебе открою секрет, − произнёс Староверов после пристального взгляда на меня. Вообще он был очень мне рад и маска «отеческое благодушие» (глаза вытаращены, лоб и уголки рта мимикрируют) не сходила с его лица. Он загорел, отдохнул и стал ещё больше похож на противогаз. – Я тут узнал… случайно так прозондировал почву… (Подмигнул.) Одна абитуриентка из твоего конкурсного очно-заочного списка скорее всего заберёт подлинник.

− Посмотрим, − мне перестал нравиться этот разговор, он был о больном, о мучительном, он был сослагательным, но в глубине души я надеялся именно на такой случай.

− Она съезжает, я тебя уверяю. Тут этажом ниже скандал случился. Мать боится её одну в Москве оставлять, боится разных неприятных случаев, которые часто происходят в общежитиях и в арендованных квартирах – девушка активная в этом плане, ну ты меня понимаешь. – Он подмигнул как-то воровски. – Водит ковалеров, − сказал он, увидев моё недоумение.

− Откуда вы знаете?! – почему-то возмутился я.

− Знаю, − сухо отрезал Староверов и вылупился на меня: − На то и канцелярия. Так что поздравляю. Ну?! Как планируешь жить и где?

− Не знаю. Ну днём буду работать понемногу, а с четырёх-пяти учиться. Как все.

− А жить?

− Не знаю… Здесь, наверное. Маме отец даёт деньги. Мама обещала платить за общагу. Но может я сам смогу.

− А подлинник об образовании у тебя где?

− Так здесь и лежит, в приёмке, как вы сказали. Я его сразу и отнёс, когда доки подавал. – Мне стало обидно, что Староверов даже не глянул списки, не следил за мной, хотя в интренете все списки есть и там указано, кто куда подлинник положил.

Староверов как-то заметался. Задрожали губы, забегали глаза, это продолжалась не больше секунды-другой, а дальше маска «радость» пятиалтынным засияла на его загорелом лице.

− Знаешь Антоний, поступишь на филологию, а на первую половину дня я подыскал тебе работу.

− Какую?

− Как ты и хотел. Компьютерную. С текстами.

Я и хотел с текстами, но не по набору, я хотел освоить дизайнерские программы и научиться делать оригинальные по сюжету и тексту работы, заточенные на шрифт, а не на картинку… Но я не стал это повторять. Зачем барану что-то объяснять, когда он рогом в ворота упёрся.

− С какими текстами?

− Ну там мониторить новости, писать статейки…

− Нет. Это не моё.

− Но хорошее место. И не целый день. Стажировка для студентов. Просто навык, для жизни пригодится…

Куда-то он свернул не туда, что с ним? – подумалось мне.

− Леонид Львович я так устал от статей для школьного сайта! Нет уж!

− Место хорошее, − настаивал он спокойно.

− Какое?

И тут Староверов называет всем известный новостной интернет-портал, который ненавидела моя мама.

− Нет спасибо, − отвечаю. – Я туда ни ногой.

− Почему? – удивляется Староверов, маска «обида» (губы поджаты, переносица нахмурена). – Там хорошая команда.

− Нет. Подлый портал. Всё какие-то скандалы ради рейтинга.

− Так всё сейчас, Антоний, ради рейтинга.

− А заголовки – отстой.

− Значит, почитываешь?

− Ну в поисковике попадаются заголовки.

− Заголовки, Антоний – чума! – маска «восхищение» (глаза вытаращены, на поллица).

− Леонид Львович! Не думал, что вы такой двуличный.—Я решил закончить разговор, он мне надоел. Ни в какой интернет-портал я идти работать не собирался. Я сам хотел найти себе работу. Школу я закончил, не хочу больше с ним общаться. Он давит. Я ему обязан, без вопросов. Если бы не баллы за ЕГЭ по литературе и русскому, я бы сейчас свалил из столицы, а так – я всё-таки прорвался на бюджет (Леонид Львович просто болтать не станет), прыгнул даже не в последний вагон, а уцепился за буфер. Но это не значит, что я теперь по гроб жизни ему должен. Сейчас я жалел, что так обрадовался ему и его новости о любвиобильной девочке, которую мама заберёт.

− В чём же моя двуличность? – маска «недоумённость» (лицо оцепенело); всё-то он сегодня в масках, не к добру это.