Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Младенец, потративший последние силы на первый в своей жизни крик, крепко спал.

Немного успокоившись, Нил вытер рукавом глаза и коснулся серой, гладкой, как у змеи, кожи дочери. Мелкие чешуйки плотно прижимались друг к другу, тускло переливались. Плоский нос малышки едва заметно вздрогнул, иссиня-чёрные губки скривились, но глаза так и остались закрытыми.

Его маленькая Роуз, такая беззащитная и такая… непохожая на других.

Скорее всего он бы так же боялся и ненавидел осквернённых, как и многие другие, не случись с ним беды лет двадцать назад. Будучи ещё мальчишкой, у которого едва появился пушок над верхней губой, угораздило поддаться на уговоры друга и пойти на безумную авантюру. Вообразив себя бесстрашным воином, он выкрал отцовский меч и на пару с таким же безмозглым товарищем отправился в пустоши.

Туннель пересекли благополучно, даже не представляя, как им на повезло не встретить какую-нибудь пакость по пути. Но заигрывать с удачей не самая хорошая идея и в конце концов они нашли своё приключение. Точнее, оно нашло их первыми.

Псов заметили не сразу, а когда поняли, какая опасность им грозит, бежать было уже поздно. Отцовские мечи, которые и держали-то в руках несколько раз в жизни, оказались бесполезным куском железа.

Он никогда не забудет тот ужас, что испытал в те бесконечно долгие минуты. Закрыв глаза, чтобы не видеть оскаленные пасти тварей, он принялся молиться всем богам подряд, но не боги пришли на помощь, а те, кого презирали даже самые жалкие представители уличного отребья.

Двое осквернённых, охотившиеся неподалёку, быстро расправились с псами и, пожурив мальчишек за легкомысленность, отвели назад в город, травя по дороге байки о монстрах, обитающих в пустошах.

Нил давно уже забыл имя девочки, в которую был беззаветно влюблён в юности, он даже не смог бы сказать, как звали того друга, которому принадлежала идея выйти за городские стены, но номера тех, кто спас ему жизнь, будет помнить до самой могилы. С тех пор, каждый раз слыша слово «выродок», которым так любят называть несчастных рабов, его охватывал справедливый гнев. Выродок не способен рисковать своей жизнью ради незнакомцев, выродок никогда не подаст руку помощи и не заступится за слабого. Выродок как раз тот, кто написал Кодекс Скверны и создал Легион.

– Моя Роуз, – шептал он, глядя на безмятежно спящую дочь, – моё маленькое чудо. Что нам теперь делать?

За стеной не прекращались заунывные причитания Кэтт, повитуха всё говорила и говорила, утешая несчастную. Самое страшное горе приходит неожиданно. Нил всегда надеялся, что его семью не затронет эта беда. Не рождение осквернённого ребёнка пугало его, а то, какая участь ждёт несчастное дитя.

Дважды ему улыбалась удача: вон какие мальчишки растут! Три года, каждый месяц, не пропустив ни одного назначенного дня, они водили их в Надзор. Сколько счастья и облегчения было в глазах Кэтт, когда, раз за разом по истечению трёх лет, они получали документ, подтверждающий чистоту крови.

Как же так?! Как такое могло произойти с его маленькой Роуз? Похоже, боги поглумились над ним, исполнив заветное желание. Не сам ли молил Карну о дочери? Вот и получи, чего хотел. А что теперь? Неужели ему собственноручно придётся отдать родную дочь в кровавые лапы Легиона?

Уже завтра какой-нибудь напыщенный упырь из Надзора будет лапать своими грязными пальцами его маленькую Роуз, осматривать со всех сторон, как куклу в игрушечной лавке. Потом прикажет ждать: скоро за ней придут и больше он никогда её не увидит. Не порадуется, когда она сделает первый шаг в своей жизни, не услышит первого слова, если, конечно, Роуз способна говорить. Но разве это важно? Она его плоть и кровь!

Сможет ли он спокойно жить, если откажется от дочери? Как смотреть в глаза сыновьям, которые спросят, где их сестра? Да и как вообще возможно добровольно отказаться от собственного чада?

Сразу вспомнился Фред, сосед по улице. Его жена долго не могла забеременеть и вот, почти два года назад, случилось чудо: родился первенец. Говорят, вроде обычный ребёнок, но по пальцу на руках недоставало. И за ним пришёл Легион.

Фред держался некоторое время, пытался жить как прежде, делал вид, что ничего не произошло. С какими демонами внутри себя тот боролся по ночам, одним богам известно, но спустя полгода, может чуть больше, вздёрнулся на дереве за домом. Поговаривали, перед смертью совсем умом тронулся, всё о каком-то Стальном Пере твердил.

Это уже потом слухи о сопротивлении стали расползаться. Видимо, Фред знал, что мог спасти сына и винил себя за малодушие, за то, что сам, добровольно, отказался от собственного чада, даже не попытавшись бороться.

Можно смириться со многим: с гибелью близких, с нищетой, с увечьем в конце концов. Не умей приспосабливаться, человечество вымерло бы сразу после войны. Но, наверное, каждый, хотя бы раз в жизни, оказывается перед особым выбором и только некоторые, вопреки благоразумию, становятся на самый сложный путь, определяющий дальнейшую судьбу и саму суть испытуемого.

А он, Нил, как раз сейчас стоит на этом перепутье и времени на раздумье почти нет. Часики затикают сразу, как только повитуха перешагнёт порог дома.

У него всего два варианта: повторить участь Фреда или встать на самую опасную тропу, но попытаться спасти Роуз. Выбрать первое разумнее и проще, да и вешаться за домом, конечно, не собирается: ещё сыновей поднимать на ноги. Но жить с таким грузом на душе для него гораздо страшнее смерти, или зря тогда его спасли те осквернённые.

Ожидание неизвестности стало, пожалуй, самым тяжёлым испытанием за последние недели. Нил буквально подскакивал при каждом звуке и разочарованно возвращался к окну, убедившись, что это всего лишь сквозняк хлопнул дверью или хозяйка-старуха что-то уронила внизу на кухне.

Бродячий торговец фруктами, к которому его направил бармен из Рубиновой Капли, приказал ждать. На вопрос как долго, грубо бросил, что этого не знают даже боги: может три дня, а может и все десять. Здесь от него ничего не зависит. Вдогонку посоветовал не шататься по городу лишний раз, а лучше вообще не покидать убежища.

Правда, не ясно, для чего торговцу адрес прежнего дома и имена всех членов семьи. Какое им дело до его прошлой жизни, если только не решили растащить брошенное впопыхах добро? Впрочем, без разницы. Пусть забирают всё, что найдут, лишь бы не обманули. Лишь бы спасли от Легиона. Десять золотых, которые он отдал тому типу с Гнилого Проулка – ничтожная плата за свободу Роуз. Он бы отдал всё, что имел, если бы потребовалось. Без него никогда не вышел бы на Перо.

Теперь остаётся надеяться, что повстанцы доберутся до них раньше ищеек. Думать о плохом не хотелось, даже представить страшно, что станет с сыновьями, попадись ищейкам.

За две недели в бегах они сменили восемь ночлежек, чтобы запутать следы. Но теперь нужно оставаться на одном месте, превратившись в неподвижную мишень, и уповать на везение.

Богам молиться бесполезно: они либо мертвы, либо обезумели в своей кровожадности. Кэтт до сих пор злится, что не позволил взять с собой ту проклятую статуэтку Карны. Как можно вообще в неё верить после такого?

Из вороха тряпок, свитых гнездом прямо на полу, заплакала Роуз. Нил склонился над импровизированной колыбелью и взял малышку на руки. Укачивания не помогали. Роуз голодна, а Кэтт всё ещё не вернулась с рынка.

Не стоило её отпускать, но выбора не было: детей нужно чем-то кормить. Последние запасы еды закончились ещё утром.

Старший, привлечённый плачем сестрёнки, нерешительно подошёл к отцу и протянул грубо вырезанного солдатика. Нил с нежностью потрепал сына по волосам и улыбнулся: растут защитники для маленькой Роуз. Детям не важна внешность, как-то уж иначе они смотрят на мир. Во всяком случае, до тех пор, пока взрослые не вобьют им в голову предрассудки.

Правильно ли он поступил, подвергнув опасности всю семью? Если ищейка выйдет на них, надеяться будет уже не на что. Роуз заберут, а их с Кэтт казнят. В лучшем случае ребят отправят в сиротский приют, а в худшем… Об этом даже думать страшно. Свидетельства, выданные Дозором, превратятся в бесполезную бумажку, мальчишек без суда и следствия отправят в Легион.

9
{"b":"731104","o":1}