Она летела по коридорам стрелой, перепрыгивала через несколько ступеней на ходу, рискуя подвернуть лодыжку, если не шею. Восемьдесят Третья не отставала, держась позади всего в паре шагов.

Кровь в голове стучала сотней маленьких молоточков, лицо пылало. Пусть Максиан будет у себя! Только бы застать его, он ведь часто задерживается допоздна.

Ступени замелькали под ногами. На повороте, перед кабинетом, едва не сбила с ног гвардейца, увернувшись от столкновения в последнюю секунду.

Наконец остановившись, Ровена из последних сил забарабанила кулаком в дверь.

– Войдите, – донеслось изнутри и она, не дожидаясь, пока выровняется дыхание от долгой пробежки, толкнула тяжёлую дверь.

Кабинет встретил запахом бумаги и чернил. Два широких кресла и массивный стол, заваленный стопками документов и канцелярскими принадлежностями, вот и всё убранство, если не считать длинного шкафа с ровными рядами книг.

Максиан отложил документ и удивлённо приподнял бровь. Взгляд чёрных глаз пронзительный, немного насмешливый. Короткие чёрные волосы с серебряными прядями на висках зачёсаны назад. Он всегда носил аккуратную круглую бородку и, сбрей вдруг её, точно бы уже не был прежним Максианом, которого Ровена знала всю свою жизнь. Одет всегда строго, без излишеств, единственным украшением служило массивное кольцо на безымянном пальце.

– Какая приятная неожиданность! – улыбнулся он.

Ровена метнулась к столу и швырнула лист прямо под нос:

– Что это значит?!

Он недоумённо нахмурился: что-то явно стряслось. Принцесса тяжело дышала, капельки пота проступили на бледном лбу. Глаза полные непонимания и смятения.

– Присядь, будь добра.

Хватило и одного взгляда на брошенный ею лист, чтобы всё сразу стало на свои места.

Дьявол! Он же собственноручно избавился от каждой копии, сжёг всё дотла.

– Где ты это нашла?

– В архивах, – Ровена опустилась на скрипучее кресло и провела ладонями по разгорячённому лицу.

Максиан отложил лист. Знала бы она, чего ему стоило уговорить Юстиниана отменить розыск. Сначала и сам мечтал вырезать мерзавцу сердце и скормить туннельным псам: тот должен был умереть, защищая своего господина, а вместо этого трусливо сбежал. Едва заметные следы вперемешку с кровью тянулись вглубь Мертвых Пустошей, но осквернённого найти не удалось.

Но что теперь? Сказать девчонке правду означало разрушить и без того хлипкие стены спокойствия, которые он, камень за камнем, воздвигал годами после гибели друга, и всё для неё, сироты, брошенной судьбой в хищные лапы стервятников. Нет, так дело не пойдёт.

– И что тебя так взволновало, моя дорогая? – Максиан изобразил искреннее непонимание. – Обычное дело – награда за поимку преступника.

– Не лги мне! – не сдержалась принцесса. Её руки мелко затряслись, глаза заблестели. – Ты думал, я его не узнаю? И причём здесь отец, раз уж это обычный преступник?

– Успокойся, будь добра, – Максиан опустился в кресло напротив и взял её ладонь. – Кого ты узнала?

– Это Севир! И даже не пытайся убедить меня в обратном! Я прекрасно помню и его лицо, и его номер! – Ровена отдёрнула руку и исподлобья уставилась на Максиана.

Он тяжело выдохнул и откинулся на мягкую спинку кресла. Ложь во благо. Не так ли обычно оправдывают своё малодушие родители перед собственными отпрысками? Но Ровена уже не ребёнок и, возможно, пришло время задуматься ей о будущем, а оно совсем не безоблачное. Имеет ли он права рушить её мирок? Нет, не имеет. Но есть ли уверенность, что этого не сделает кто-то другой в менее подходящий момент?

Принцесса прочистила горло, намекая, что ждёт объяснений.

– Ты была слишком мала, – всё же осторожность не помешает, – я не мог рассказать всего, понимаешь?

– Я хочу услышать всю правду!

Максиан мягко улыбнулся. Безусловно, в ней есть стержень, от отца или от матери, но она умела добиваться своего при желании. Он больше не собирался юлить и лгать, но и швырять факты в лоб непростительно глупо. Это может навредить ей.

– Среди погибших Севира не оказалось. Подозрения тут же пали на него. Вполне справедливо, к слову. Раз выжил, зачем скрывался? Искали его везде, но в пустошах это непросто. Потому и прибегли ко всем доступным способам. Твой дядя готов был заплатить любые деньги за его голову.

– Не понимаю. Севир был лучшим другом отца. Как он мог предать его? Какой в этом смысл?

– Но ведь чистой совести нечего скрывать, не так ли?

– Отец верил ему, как себе!

– Верил, – Максиан испытывающее смотрел на принцессу.

Может и не придётся всего рассказывать. Пусть лучше думает, что всё так и было.

Ровена нахмурилась, сосредоточенно размышляя об услышанном.

– Зачем тогда проливать столько крови, если он мог убить папу в любой момент? – задумчиво проговорила она. – Севир всегда был рядом и все двери для него были открыты. Что-то не сходится…

Лицо принцессы, до этого пылающее румянцем, начало стремительно бледнеть. Брови нахмурились, губы плотно сжались.

Интересно, какая борьба ведётся в этой светлой головке, пока ещё не испорченной жаждой власти и алчностью?

Максиан подался вперёд и коснулся её руки, собираясь утешить, но тут же отпрянул: на него смотрели холодные, белёсые глаза, нечеловеческие, чужие, скорее принадлежащие какому-нибудь демону бога Тейлура.

«Только этого не хватало», – промелькнуло в голове.

Невидимая рука тисками сдавила затылок, по спине пробежал мелкий озноб. Что-то проникло в голову, закопошилось в мозгах, как черви в мёртвой плоти. Боли не было, скорее, исступление вперемешку с ноющей тоской и полным безразличием ко всему.

– Не. Смей. Мне. Лгать, – сквозь вязкую пелену донёсся голос Ровены.

Нужно сопротивляться, не поддаваться ей. Он собрал последние остатки воли, хотя особо и не надеялся, что получится.

– Остановись, пока не поздно, – выдавил он.

Девчонка вздрогнула, удивлённо заморгала. Давление мгновенно исчезло.

Максиан облегчённо выдохнул, провёл ладонью по онемевшему затылку и со всей возможной строгостью взглянул на принцессу. Та испуганно хлопала глазами. Понимает, что перешла черту.

– Никогда, слышишь? Никогда так не делай! – холодно произнёс он. – Научись управлять собой или не проживёшь и половины отмеренного.

– Прости! Прошу, прости! – Ровена съёжилась в кресле, как нашкодивший ребёнок перед рассерженным родителем.

Максиану вдруг стало горько от того, что лгал. От того, что так и не подготовил девчонку к жизни. В чём её вина? В желании знать правду?

Он подошёл к Ровене, по-отечески пригладил растрёпанные волосы:

– И ты прости меня. Я всего лишь хотел оградить тебя от всей этой грязи. Теперь вижу, что ошибался. Только пообещай мне: всё, что я сейчас скажу, не только должно остаться между нами. Нет, ты будешь вести себя так, будто ни о чём и не подозреваешь. Таковы мои условия.

– Обещаю.

– Прошу, ещё раз подумай, нужно ли тревожить прошлое, тем более спустя столько лет?

– Нужно! – выпалила она не раздумывая. – Говори, я готова ко всему.

Максиан невесело улыбнулся:

– Твой дар, так называл это Урсус, проявился не сразу. Я хорошо помню тот день: ты играла с няней на полу кабинета и вдруг та ни с того, ни с сего заревела навзрыд. Потом, когда удалось успокоить, сказала, как что-то забралось в голову и заставило сделать это. Всё стало сразу понятно: кроме тебя было некому. Ты была совсем крошкой и не понимала, что творишь, но для Урсуса это стало настоящим ударом. Он ещё не отошёл от смерти Лисс и потерять тебя для него было бы хуже смерти. Знаешь, он ведь в тебе души не чаял.

Ровена затаила дыхание, жадно ловя каждое слово.

– Думаю, не нужно тебе объяснять, что происходит с новорожденными, если в них обнаружится скверна. Исключений быть не может: ни статус, ни золото – ничто не спасёт от клейма. Осквернённые – не люди, им нет места среди нас. Так написано в Заветах, таковы вековые традиции.

Ровена коротко кивнула.