– Естественно, Урсус не мог допустить, чтобы тебя забрал Легион, – продолжил он. – Знала бы ты, на что нам пришлось пойти, чтобы твоя тайна осталась таковой. За это мне ещё предстоит ответить перед богами.

Глаза Ровены удивлённо округлились, но перебивать его она не посмела.

– Да, да, знаю, о чём ты думаешь. Мир несправедлив, дорогая. Не будь ты дочерью короля, даже сотни тысяч золотых не спасли бы от лап Легиона. К счастью, твою тайну всё же удалось сберечь. Няня молчала, что неудивительно: Урсус для неё был как сын, а тебя она просто обожала, но, к сожалению, старость взяла своё и она покинула наш бренный мир спустя несколько лет после проверяющего, который так неловко поскользнулся на ступеньках собственного дома и свернул себе шею. Я, Севир да твой отец – вот и все, кто знал твой секрет. Одна хрупкая жизнь в руках троих. Но Урсус не остановился на этом. Он смотрел далеко в будущее и понимал, что всё это временное решение. Мы потратили несколько лет в поисках лекарства, которого, конечно же, не существовало. Да и по сей день не существует. Больше надеялись на Конфедерацию, но и там нам не смогли ничем помочь. После первой неудачи мы принялись изучать Заветы, искали лазейки в законе, и там так же нас ожидало разочарование. Всё, что написано – однозначно и без двойного дна. Нам ничего не оставалось, как попытаться пойти против устоев и отменить рабство как таковое. Изменить отношение к осквернённым мы не могли, а вот освободить их казалось хоть и сложным делом, но вполне осуществимым.

Максиан заметил, как задрожали губы Ровены, бледные щёки заблестели от слёз.

– Ты уверена, что готова слушать дальше?

Ровена закивала, утирая лицо тыльной стороной ладони.

– Хорошо, потому что дальше всё намного сложнее. Слишком большие деньги крутятся в Легионе, слишком выгодно знати владеть теми, кто до конца дней готов безропотно служить только за возможность оставаться в живых. Кроме всего прочего, важную роль играет страх перед «другими». Достаточно вспомнить о фанатиках, которые по сей день недовольны принятием Кодекса скверны и выступают за уничтожение осквернённых, как было принято до основания Легиона.

Максиан подошёл к окну. В почерневшем небе беззвучно мелькнула молния. От громового раската едва не затряслись стёкла. Приближается гроза.

– Твой отец действительно был выдающимся человеком. Он не убоялся пойти против системы, но одной смелости было недостаточно. Нужно было действовать осторожно, не привлекать лишнего внимания, но мы были молоды и чересчур уверены в своих силах. Огромной победой стало признание Сто Первого человеком. Урсус почти год добивался от Сената одобрения и, в конце концов, те пошли на встречу. Севир получил имя и право на жизнь среди людей. Забавно, но я не сразу понял, что сделал твой отец. Нет, он не просто подарил свободу одному рабу – он дал надежду всем осквернённым, показал, что каждый из них может называться человеком.

– И всё это ради меня одной? – Ровена, казалось, не верила собственным ушам.

– Урсус ненавидел рабство и относился к осквернённым не хуже, чем к равным. А часто даже лучше. Думаю, рано или поздно он бы сам пришёл к этому. Ты просто стала своего рода катализатором. Но как я уже сказал, мы были молоды и самонадеянны, действовали почти открыто и кое-кому это пришлось не по душе. Конечно же, важную роль сыграл Легион. Его щупальца уже давно достигли Сената, самые влиятельные семьи Прибрежья оказались на стороне рабовладельцев. Легион искал пути остановить обезумевшего по их утверждениям, короля и, в конце концов, нашли в лице Юстиниана. Твой дядя всегда слыл ярым ненавистником осквернённых и чтил каждое слово Заветов, что те фанатики. Думаю, его не понадобилось слишком долго уговаривать. Но всё это мои предположения, конечно же. Доказательств нет, кроме слов Севира. К сожалению, мне так и не удалось полностью вскрыть этот гнойник, выявить всех причастных. А теперь это и не важно, наверное. Может, Юстиниан и сам дошёл до этого, но не без поддержки. Его вообще мало кто воспринимал всерьёз, а зря, как оказалось. Не так-то он прост, Ровена. Все эти сказки про дикарей, рыскающих по Мёртвым Пустошам в поисках короля скормили народу на голубом глазу. О страсти Урсуса к охоте не знали только младенцы, устроить засаду было проще простого. Вполне удобно, не так ли? Ни свидетелей тебе, ни улик. Но вот, что меня уже тогда сильно смутило: ни одного мёртвого уруттанца так и не обнаружили, в отличие от пары дохлых наёмников с зелёными нашивками на рукавах. Они даже не маскировались! Да и зачем? Кто будет проверять, верно?

– Поэтому дядя искал Севира? Боялся, что правда всплывёт?

– Возможно. То ли народного осуждения боялся, то ли мести от осквернённых, но, к счастью, мне удалось убедить его бросить эту затею.

– А что с Севиром? Он всё ещё жив?

– Как знать, дорогая, как знать… – Максиан поднялся с кресла, наполнил стакан водой и протянул принцессе.

Ровена поблагодарила, но к воде не притронулась. Её спокойствие серьёзно настораживало. Заметно, что сдерживается, прячет слёзы, и всё же не такой реакции он ожидал. Истерика, крики, угрозы – да, пожалуйста, только не это каменное лицо с пустым взглядом. Как бы ни натворила чего.

– О чём ты думаешь?

– Как дальше с этим жить, – глухо отозвалась она.

– У тебя нет другого выбора. Ты должна смириться. Помнишь, о чём обещала? – Максиан склонился над ней и сжал её плечи. – Ты меня слышишь? Ты должна!

– Отец погиб из-за меня. Не родись я такой, он был бы жив. И мама, наверное, тоже.

– Выбрось эти глупости из головы! Никто не выбирает, где и кем родиться. Прими его жертву как шанс прожить спокойную и счастливую жизнь. Не попирай его память своей слабостью!

Максиан злился: не на неё, на себя. Он искренне хотел бы пообещать, что всё будет хорошо, что всё забудется, как ночной кошмар, но лгать не хотелось.

Хорошо уже не будет. Ни завтра, ни через десять лет, никогда. Утешения здесь не к месту. Пройдёт ещё много времени, пока рана не зарубцуется, но всё равно останется на юной душе уродливым шрамом, время от времени тревожащим бессонными ночами. С этим грузом придётся идти до конца дней и он бы отдал многое, чтобы суметь вернуться хотя бы на пару часов назад, найти и сжечь проклятый листок, который должен был сгореть с остальными ещё одиннадцать лет назад.

– Ты прав, – она поднялась на ноги. – Прости. За меня можешь не волноваться, я постараюсь вести себя так, будто ничего не знаю.

Он растроганно улыбнулся и крепко обнял хрупкую, но такую сильную и смелую, девочку.

– Ты – дочь своего отца, Ровена, – с нежностью в голосе произнёс он. – Урсус бы гордился тобой, можешь не сомневаться.

Она натянуто улыбнулась и скрылась за дверью.

Не стоило бы сейчас оставлять её одну, но привлекать лишнее внимание, разгуливая по коридорам с юной принцессой слишком опрометчиво. Однако, есть кое-кто, кому можно доверить такое дело.

Максиан спрятал листовку в карман пиджака и вышел из кабинета.

«Частная собственность является неприкосновенной до тех пор, пока действия её владельца не противоречат ни одному из пунктов, перечисленных выше или ниже. Неприкосновенность может быть отменена только в случае наличия неоспоримых доказательств причастности владельца к преступлению».

«Заветы потомкам», 04.012

Максиан всегда восхищался Залом Советов, который вполне справедливо считался едва ли не первым чудом Регнума.

Именно здесь принимались делегации из соседних городов, обсуждались дела государственной важности и проводились самые значимые торжества.

Высокий свод украшали впечатляющие сцены Великой Войны: гигантский огненный столб на фоне крошечных городов вздымался к неподвижным белым облакам. Справа – стальное дуло танка, нацеленное на женщину с младенцем, слева – безликое войско, ощетинившееся стволами штурмовых винтовок.

Всё это – послание потомкам, чтобы не забывали, к чему приводят технологии в совокупности с гордыней и алчностью.