Его дикий, лесной запах стал интенсивнее, дыхание – чаще. Он нежно провел пальцем по моей скуле, зацепил нижнюю губу, скользнул по подбородку. Я застонала от предвкушения. И вслед за этим стоном совсем рядом, будто прямо в доме, раздался протяжный волчий вой.

Я в ужасе выскочила из спальника.

Мой похититель спал. В темноте зачиналось утро.

Нервно оглядываясь, я дышала и не могла надышаться. Сердце больно колотилось.

Как же такое могло присниться! Почему?!

В панике я схватилась за грудь. На мне был лифчик. На мне был лифчик! А во сне я точно знала, что его нет. И еще… я сделала глубокий выдох, пытаясь привести себя в чувства – и еще носки! А во сне я была босиком! Но, несмотря на веские доказательства, мне все еще было не по себе.

Похититель спал, по-прежнему прислонясь к стене. Иногда он вздрагивал и тихонько поскуливал. В доме было прохладно, но его лоб покрылся испариной. Плохой сон? На доли секунды мне стало жаль его, но я сразу взяла себя в руки. Если буду медлить, если стану сочувствовать, то и со мной может произойти что-то плохое.

Не дыша, на цыпочках я подошла к рюкзаку. Черный, кожаный, с потертостями по краям, он оказался вместительнее, чем я думала. Поворошила белье – ничего ценного. Достала из внутренних карманов спички и стопку рублей, перевязанных резинкой. Во внешнем – нашла моток веревки и охотничий нож, совсем как у моего отца, а еще билет на поезд Москва-Тобольск с просроченной датой. Ни телефона, ни ключей. Мне оставалось обыскать «соседа».

Его сон стал спокойнее, значит, глубже. Учитывая, как поздно он заснул и как мало спал накануне, возможно, сейчас самое удачное время для обыска и побега.

Я опустилась на корточки и осторожно, едва дыша, дотронулась до карманов его джинсов. В яблочко – ключи были там!

Очень медленно я засунула пальцы внутрь, потянула за кольцо – и через несколько секунд ключи оказались в моей ладони. А в следующее мгновение похититель схватил меня за запястье – так сильно, что я вскрикнула и выронила связку.

– Думаешь, это игра? – спросил он шепотом, от которого по позвоночнику пробежал холодок, и резко отпустил мое запястье с отпечатками его пальцев. – Вернись. На свое. Место.

Пока я, все еще в шоке от происходящего, медлила, стало происходить невообразимое. Похититель – парень, с которым я чувствовала себя в безопасности – плавно переместился на корточки и, опираясь на руки, замер, готовый к прыжку. Его мышцы – бугристая отполированная сталь – были напряжены до предела. В глазах, ночью бездонно-черных, желтыми осколками плясал лунный свет. Из горла вылетело глухое рычание. Его верхняя губа дернулась, обнажив белоснежные зубы.

На ватных ногах я попятилась к спальному мешку.

Теперь похититель больше напоминал зверя, чем человека. Дикое, свирепое животное. Он не сводил с меня глаз, пока я не застегнула молнию спальника до шеи. Зубы стучали. От страха и бессилия навернулись слезы. Я закрыла глаза.

То ли мое сердце билось слишком громко, то ли чудовище, в которое превратился похититель, двигалось бесшумно, но я не слышала ни звука, и поэтому казалось, что зверь все еще стоит на четвереньках, готовый к прыжку.

Не знаю, как удалось заснуть. Сознание просто отключилось, словно потухла лампочка.

Я мог бы выжать из наброска больше, но застрял на том, что увидел в спальне Веры – слишком сильна была память о «самовозгорании». Одно дело чувствовать связь между предметами и людьми, и совсем другое – тронуться крышей. Даже сейчас, выезжая из города на трассу, я ощущал, как нагревается листок в боковом кармане джинсов.

После того инцидента отец Веры отправил меня вместе с «коллегами» на обход квартир. Мне повезло со второй попытки. Дряхлый старик с тростью и такими дрожащими руками, словно у него болезнь Паркинсона, поведал любопытную историю. Вчера днем он видел в глазок молодого человека, который пытался вскрыть дверь квартиры некой Марии Ивановны, соседки по площадке. При этом злоумышленник что-то сказал моей Дикарке, которая как раз возвращалась домой. Едва Вера закрыла за собой дверь, как подозрительный тип побежал вниз по лестнице. На этом старикашка не остановился. Он доковылял до окна и увидел, как бандит садится в темно-синюю машину. Другие соседи помогли вычислить марку – «Гольф». Камера через квартал зафиксировала номер. Пара звонков нужным людям – и я уже еду к Валентине Степановой, владелице тачки.

Путь неблизкий. Плюс объезд из-за ремонта дороги. И вот уже смеркается, а я все еще в доброй полусотне километров от пункта назначения.

Меня достала долгая, однообразная дорога. Последний час по обеим сторонам трассы тянулись поля – то зелень, то желтизна. А над ними нависало прозрачное небо, и солнце словно скалилось.

Только сейчас, когда закат растекся алым над посеревшей землей и взошла бледная луна, на душе становится светлее. С полей на дорогу выполз густой белесый туман, словно дым от сожженных еловых веток. Наступило мое любимое время, когда окружающий мир выглядит таким, каким и является на самом деле, – опасным и непознанным.

Наконец поля обрываются, начинается лес. Туман становится гуще, стелется по трассе, клубится в свете фар. Ели подступают к самой обочине, словно карабкаются к дороге по песчаной насыпи. Луна, такая яркая на темнеющем синем, летит за мной в боковом зеркале, будто привязанный за нитку воздушный шарик… Я едва успеваю вывернуть руль и не сбить его – мальчишку, изо всех сил размахивающего руками.

Инстинктивно снизив скорость, смотрю в зеркало заднего вида. Мальчишка исчез. И только я перевожу взгляд на трассу – как приходится ударить по тормозам. Поперек дороги, почти полностью преграждая проезд, на боку лежит фура. Часть тента разорвана, в дыру меж погнутых прутьев металлического каркаса, словно кишки из распоротого брюха, вываливаются целлофановые тюки с тряпьем.

Достаю из багажника фонарик и ружье. Плохая примета, когда ночью, в лесу, дорогу преграждает перевернутая фура.

Воздух остыл, но от асфальта еще исходит слабое тепло. Пахнет багульником, смолой и сгоревшей резиной – от колес моего джипа тянутся черные полосы. Безветренно и тихо, только где-то глубоко в лесу под копытами оленя или лося хрустят сухие ветки. Куда громче звучат мои шаги, пока я иду к фуре.

Между фурой и песчаным скосом всего пара метров. Если бы не мальчишка, на скорости мог не проскочить. Оглядываюсь. Луна ярко освещает пустую дорогу и обочину. Но я чувствую – парнишка где-то рядом.

Касаюсь уже остывших шин. Резина тотчас отзывается.

Кончики пальцев – мои глаза. «Вижу», как колеса теряют сцепление с асфальтом, фура кренится набок. Водитель в панике. Но до паники он испытал другое чувство – что-то вроде растерянности. Я словно сижу рядом с ним, на соседнем кресле, и вижу волка, здорового, серого, выбегающего на середину дороги. Зверь останавливается – и по-человечески равнодушным взглядом смотрит, как на него несется фура.

Надо отдать должное человеческой глупости. Тонны животных гибнут на дорогах каждый день. А этот дальнобойщик решил затормозить. Естественный отбор в действии.

Свечу фонариком в кабину сквозь лобовое стекло. Свет скользит по одеялу, подушкам и прочему барахлу, что перемешалось при аварии. Водителя нахожу на дороге с другой стороны фуры. Прежде чем отключиться, он смог выбраться из кабины, что с таким пузом наверняка было непросто.

Присев на корточки, я перво-наперво делаю то, что всегда необходимо проделать с бездыханными телами – проверяю зубы. Кривые, желтые, прокуренные. Не мой клиент. Затем пальцами прощупываю пульс на сонной артерии. Не такой уж водила и мертвый. Вытираю кровь на пальцах о его клетчатую рубашку.

Проверяю свой мобильный. Сигнала нет. Снова оглядываюсь. Где же прячется этот мальчишка? Явно же неподалеку. Его взгляд царапает мой затылок, словно гвоздем.

Нажать на тормоз и тем самым едва не разбиться насмерть – это выбор водилы. И я ни в коем случае не собираюсь этот выбор оспаривать, пытаясь как можно быстрее отвезти гринписовца в больницу, до которой, к слову, добрая сотня километров. Пусть этим займется кто-нибудь посердобольнее.