Иан не закричал, но попятился, стараясь устроить вторую стрелу на тетиве, оступился и упал на спину, запустив снаряд куда-то в небо.

Мелькнула яркая серебряная вспышка, и из вспоротого брюха утопца с влажным чавканьем начали вываливаться сиреневые внутренности. Тварь завизжала громче, запрокинула голову, и Иорвет — смертоносный в своей первобытной ярости — еще одним ударом кинжала раскроил ему глотку. Утопец сделал последний яростный выпад вперед, полоснул длинными когтями, разрывая зеленую ткань куртки на груди эльфа, а потом, зашатавшись, качнулся назад, рухнул и начал медленно погружаться в вязкую темную трясину.

Роше очнулся, лишь прижимая к себе дрожащего Иана. Мальчик не плакал и не кричал, но прильнул к Вернону всем телом, тяжело дыша.

— Папа, — прошептал он, — папа ранен?

Вернон поднял голову и увидел, что неторопливой, хоть и не слишком ровной походкой к ним приближается Иорвет. Из ран на груди, проглядывающих сквозь разорванную куртку, сочилась кровь, но эльф ободряюще улыбался.

— Еще немного, — сообщил он Иану, подходя ближе, — и ты бы его достал. В следующий раз стреляй выше. Я тебе покажу.

***

Видимо, в раны все же попало заражение, а потому к полуночи у Иорвета началась лихорадка. Вернон сидел рядом с ним на постели и медленно поил его из большой кружки отваром, приготовленным придворным лекарем. Иорвет давился, морщился, но не спорил, и, когда последняя капля отвратительного снадобья была испита, блестящим от жара глазом посмотрел на человека.

— Надо было сразу учить его стрелять так, как пригодится в реальной жизни, а не на тренировочной площадке, — сказал он тихо, и Вернон устало покачал головой.

— Надо бы тебя научить, как уворачиваться от когтей утопцев, — сказал он, потом, смягчившись, добавил: — хорошо, что раны неглубокие, лекарь сказал, что через пару дней будешь, как новенький.

— Жаль, — Иорвет опустил воспаленное веко, но на бледных губах его цвела тусклая, как болотная лилия, улыбка, — я был бы не прочь, чтобы ты снова ухаживал за мой и согревал меня своим телом.

Вернон недовольно фыркнул.

— Ради этого тебе необязательно было подвергать нашего сына опасности на болотах, — заметил он.

— Глупости, — слабо отмахнулся Иорвет, — он его почти достал, ты видел? Почти достал.

========== Переходный возраст ==========

Прибытия высоких (высочайших! — напоминал себе Роше) гостей ждали к полудню. Вызимский королевский дворец готовили к этому событию, как молодую невесту к пышной свадьбе, и все равно на лицах ответственных за это людей Вернон читал глухое отчаяние — казалось, что темерский шик тянул максимум на дружескую вечеринку в каком-нибудь далеком провинциальном поместье, но никак не мог соответствовать подавляющей личности того, кого ожидали в этот раз.

Император всегда адресовал письма Роше лично, минуя долгие формальные обращения и бюрократические экивоки. Изъяснялся в своих посланиях всегда четко и по делу, не просил, не требовал — ставил перед фактами. Но в этот раз его письмо было таким таинственным и немногословным, что, учитывая расшатанное состояние мировой политики и позицию Темерии посреди этого моря шаткого полупорядка, обещание «внести серьезное предложение» могло обозначать совершенно что угодно.

Талер несколько дней назад прислал весточку с очень лаконичным воззванием: «Если не согласитесь на его условия, нам всем пизда», а накануне визита, Иорвет, собиравшийся исчезнуть из дворца, чтобы не пересекаться с Императором, игриво похлопал Вернона по заднице.

— Если он захочет тебя поиметь, чур в губы не целоваться, — наставительно заявил он, и Роше готов был запустить в смеющееся лицо канделябром, если бы это хоть как-то помогло.

Самого Роше до глубины души восхищало спокойствие Анаис, которая мало того, что знала, кто именно собирается их посетить, но и была осведомлена о плачевном положении Темерии. За свою жизнь юная королева виделась с Императором Нильфгаарда трижды, и, кажется, осталась совершенно не впечатлена. Сейчас же она, казалось, была озабочена только тем, что вместе с Эмгыром приедет и ее мать, и Луиза Ла Валетт ни за что не одобрит, что нерадивая дочь пару недель назад безжалостно обстригла пшеничные кудри, став похожа скорее на придворного пажа, чем на королеву. Роше и сам, грешным делом, опасался, что мать девочки, вверенной ему на попечение, устроит грандиозный скандал, увидев, что драгоценная маленькая принцесса теперь категорически отказывалась носить платья и украшения вне официальных приемов, больше времени посвящала упражнениям с мечом и самострелом, конной езде и чтению политических трактатов, чем этикету, танцам и чем там еще прилично заниматься принцессам в ее возрасте?

Анаис с каждым днем все больше превращалась из девочки в девушку, и, хотя в ее чертах все отчетливей была видна красота, которой славился ее отец, женственного и в ее фигуре, и в поведении становилось все меньше. У Иорвета и на этот счет находилось свое замечание — он утверждал, что девочка копировала Вернона, и только слепой бы этого не заметил. Вернон, в свою очередь, надеялся, что Луиза Ла Валетт окажется не такой глазастой, как его эльф.

— Подожди, — нагло заявлял Иорвет, — она еще эту твою жуткую татуировку себе набьет, и хорошо будет, если не прямо на груди.

Но как бы ни занимали думы Роше проблемы взросления маленькой королевы, полностью от предстоящего визита они его отвлечь не могли. Ночь накануне он почти не спал, вспоминая все последние письма от Эмгыра и пытаясь прикинуть, что именно ему могло понадобится на этот раз. Понадобиться настолько сильно, что Император лично готов был прибыть в Вызиму из Города Золотых Башен. За семь лет, пока Роше был регентом, такое случалось впервые.

Визит пошел не по плану с самого начала. Делегация прибыла на несколько часов раньше установленного срока, но на такие мелочи, как время, Эмгыру, кажется, было совершенно наплевать.

Гостей принимали в тронном зале, и Роше, сидя в кресле по правую руку от трона Анаис, наблюдал, как сперва сквозь высокие резные двери прошли шесть рыцарей в церемонных черных доспехах и выстроились вдоль прохода. Следом вошли двое знаменосцев, несущих стяги с золотым солнцем, и только после этого в зал ступил сам Император.

— Его императорское величество Эмгыр вар Эмрейс, — объявил герольд, а потом принялся перечислять все многочисленные титулы гостя, но Роше отметил про себя, что упоминания курганов врагов и плясок на них в официальной сводке больше не значилось. Это можно было принять за добрый знак.

За семь лет Император почти не изменился — только седина сильнее пробила черные волосы, но лицо, прежде всегда усталое и отстраненное, выглядело свежим и спокойным — видимо, мирная жизнь шла Императору на пользу. Он держал спину очень прямо, шагал размеренно и четко, как пехотинец на параде, и только опущенные вдоль тела нервные руки и цепкие черные глаза выдавали напряжение Императора.

Следом за ним, отставая на шаг, шла невысокая стройная девушка в легком бледно-зеленом платье. Золотистые косы были уложены вокруг головы, а из украшений на гостье был лишь инкрустированный агатами серебряный пояс. Ее лицо, чуть тронутое легким румянцем, хранило выражение безмятежности, свойственное тем, кто посвящен в какую-то тайну, которая могла бы спасти всех в комнате, и самого этого знания уже достаточно для счастья. За руку девушки цеплялся мальчик лет шести, одетый в неудобный парадный дублет, и от того шагавший скованно и неуверенно, будто боялся на каждом шагу оступиться и опозориться перед всеми. Мальчик был светловолос, если бы не большие черные глаза, его лицо казалось бы совершенно бесцветным — но уже сейчас в нем просматривались резкие угловатые черты его отца.

— Ее величество Императрица Рия, — продолжал герольд, — и его высочество Фергус вар Эмрейс.

На этих словах Анаис, до того сидевшая на троне в вынужденной позе, словно корсет нового синего платья, расшитого лилиями, сдавливал ее, как колодки, медленно поднялась, и Роше последовал за ней. Говорить предстояло королеве, и он вдруг вспомнил, что не потрудился подсказать ей, какие именно слова от нее ждут. Принимать послов из дальних княжеств — это все же одно, а стоять перед лицом самого Императора — совершенно другое.