И если всего этого было недостаточно, у Саскии был еще один козырь в рукаве — она не только способствовала популяризации и упрощению магии, но и вербовала тех магов, кто уже постиг вершины мастерства и таил обиды на бывших представительниц Ложи Чародеек — Филиппу и Кейру. Таких находилось не так уж мало, и получалось, что советницы двух королев-сестер становились не помощью, а помехой для них.
Война зрела, как уродливый фурункул, готовый вот-вот лопнуть, и остановить это было уже невозможно. Фергус слушал Цири, глядя в ее серьезное бледное лицо, не возражая, не спрашивая и не зная, что и думать.
— Единственный вариант, при котором вмешательство армии Нильфгаарда будет воспринято гражданами Темерии и Редании положительно, при котором не возникнет внутренних разногласий, ослабивших бы боевой дух людей еще сильнее, — продолжала сестра, — это если их возглавит муж королевы. Отец знал о такой возможности давно, он готовился к чему-то подобному, даже когда казалось, что войнам конец, и все готовы жить в мире. Отчего, ты думаешь, он не отрекся в мою пользу давным-давно, как собирался?
Фергус покачал головой — он и правда этого не знал. Разговоры о том, что Цири должна вот-вот занять трон Эмгыра, велись уже больше десяти лет, но официальных объявлений так и не звучало. Сестра улыбнулась — не снисходительно, лишь немного печально.
— Потому, Гусик, что он никогда не собирался передавать корону мне, — ответила она наконец, — Он таскал тебя на все советы и все парады, знакомил со всеми генералами и обучал военному искусству вовсе не для того, чтобы просто отдать тебя Анаис, как красивый кинжал в изразцовых ножнах. Он растил из тебя Императора, сосредоточив внимание возможных заговорщиков на мне. Он ждал, когда ты войдешь в возраст и сможешь взойти на трон — как раз в тот момент, когда Темерии так понадобится помощь. По сути, ты всегда был спасителем Севера, а не захватчиком, подарком судьбы — и Империи — для тех, кто до сих пор считает Нильфгаард врагом.
Фергус молчал. Груз ответственности, свалившийся вдруг на его плечи, был слишком огромным, чтобы можно было так легко его осознать и принять.
— А Анаис? — спросил он тихо, — она знала об этом плане?
Цири покачала головой.
— Анаис считает, что знает все, но, по сути, весь план был известен только мне, отцу и мастеру Риннельдору, — ответила Цири, — Знающий — самый верный советник Императора, он не предал нашего деда, и не предаст ни Эмгыра, ни тебя. Именно поэтому Иан был определен к нему в ученики.
— Иан? — Фергус почувствовал, что краснеет, и сестра понимающе усмехнулась.
— Я не слепая и не дура, чтобы не заметить, какие отношения вас связывают, — сказала она, — и отец тоже давно понял и принял, что советник новому Императору Нильфгаарда необходим верный и надежный. Едва ли он доходил в своих теориях до того, что вы полюбите друг друга — преданной дружбы ему было бы достаточно. Но теперь стало даже лучше. Официальная политика Нильфгаарда, конечно, запрещает подобные связи, но всем понятно, что возлюбленные куда охотней идут друг за другом в огонь и в воду, чем друзья. Потому, не бойся — брак с Анаис вашей любви — не помеха.
Отчего-то слова Цири задели Фергуса и поразили куда сильнее, чем все, что она говорила до того. Сам факт, что она все узнала, был досадным и неприятным, но то, как она легко рассуждала об их с Ианом связи, было возмутительно неправильно и несправедливо. Юный эльф и принц, казалось, не имели шансов не сойтись, сделать собственный свободный выбор — и их отношения стали лишь очередным звеном в их блестящем плане. Иан и Фергус были фигурками на шахматном поле — королем и ферзем, подчиненными в своих движениях верной руке игрока.
— Я прошу тебя об одном, — серьезно закончила Цири, — все, что я сказала, должно остаться между нами. Не посвящай в это ни невесту, ни Иана, ни Роше — никого. Сейчас это кажется бездушным, — она словно прочитала его мысли, и Фергус потупил взор под ее пристальным изумрудным взглядом, — но мы все должны спасти Север и смириться с жертвами.
— Ты смирилась? — Фергус вдруг поднял на сестру глаза, и на этот раз она долго молчала.
— Я могла убежать от своей участи много лет назад, — ответила она наконец, — так далеко, что меня никто никогда не нашел бы. Я могла пойти по Пути ведьмаков или вовсе переселиться в иной мир, где нет ни этих войн, ни интриг, ни тебя, ни отца, ни магии. Но я здесь. И я буду сражаться. И я хочу, чтобы сражаться мне пришлось с твоим именем на устах и с твоим знаменем в руках.
Фергус медленно кивнул. Сестра ни разу в жизни не была с ним так откровенна, а он сам не мог ощутить древко своего знамени в ладони — и даже, казалось, забыл собственное имя. Гусик, легко сбежавший из Новиграда, отказавшийся от охраны в темерских лесах, поменявший цвет волос и считавший, что скрылся от всех, снова исчезал. А принц Фергус — вернее, будущий Император Фергус вар Эмрейс — никак не мог проснуться.
Дни складывались в недели, и в Вызиме принц все больше ощущал себя, как дома — в худшем смысле этого слова. Он снова был в центре всего, оставаясь в тени. Столица не готовилась к королевской свадьбе, хотя разговоры о ней продолжали ходить. Город готовился к войне, и Фергус, следуя за Анаис и Цири, снова присутствовал на советах и проводил смотр войск. О том, когда предстояло грянуть первому сражению, никто не говорил, но угроза, привычная, как запах горящего торфа слишком жарким летом, постоянно чувствовалась в воздухе. Фергуса начали принимать за своего. Все запомнили его лицо и имя, его приветствовали генералы, а солдаты — отдавали честь. Ему давали слово при обсуждении стратегий грядущих битв, слушали и соглашались. Но даже так, Гусик не мог отделаться от мысли, что он — самозванец. Трус, по ошибке принятый за бравого солдата, вор, не пойманный за руку. И самим собой он становился, только оставаясь с Ианом наедине.
В предрассветных сумерках они лежали под одним одеялом, обнявшись. Иан, утомленный своими неведомыми упражнениями, накануне уснул, едва коснувшись головой подушки, и Фергус, стараясь его не беспокоить, но зная, что все равно не разбудит, скользнул в постель и обнял его. В последнее время принца часто мучила бессонница. Он мог часами лежать, не сомкнув глаз, слушать спокойное глубокое дыхание юного эльфа рядом с собой — и думать, думать, думать, пока от тяжелых мыслей не начинало резать в груди и ломить переносицу. И сейчас, почуяв, как тяжелый ком сомнений подступает к горлу, принц, повернувшись, прильнул к теплой узкой спине друга и застыл, стараясь скорее почувствовать, чем услышать, стук его сердца, сосредоточиться на его мерном ритме и, может быть, ухватить хотя бы пару часов сна до того, как Иан выберется из постели и снова уйдет — обреченный на преданность, но пока не знающий своего предназначения.
Юный эльф шумно выдохнул и пошевелился — Фергус досадливо мысленно отругал себя за неосторожность. Ну вот — разбудил его раньше времени! Но в тот же момент принц ощутил всполох радости — если друг проснулся, Гусику не придется коротать предутренние часы в привычном одиночестве. Он не мог рассказать ему о том, что тяжелым камнем лежало на сердце, но просто говорить с Ианом о пустой ерунде, уже было настоящим подарком. Тем более, что они давно этого не делали. Дома, в Нильфгаарде, друзья виделись не так уж часто. Иан, занятый своим обучением, приходил лишь тогда, когда строгий учитель позволял ему отлучиться, или сбегая от него. Но, покинув берега Империи, Фергус так привык не разлучаться с другом ни на час, что теперь болезненно переживал даже короткую разлуку на день, зная, что вечером они снова увидятся. И ему все чаще приходила мысль, что неплохо было бы заглянуть в разум юного эльфа, понять, так же ли тяжело он переживает их вынужденную разлуку, вспоминает ли Фергуса, занимаясь своими делами, или приходит лишь для того, чтобы отвлечься и отдохнуть, чтобы не быть в одиночестве. Могло статься, Иану для этих целей мог бы сойти кто угодно — и Фергус был всего лишь самым простым вариантом. Эти размышления были вопиюще несправедливыми, но прогнать их из головы принц никак не мог.
