Эмгыр усмехнулся.

— Мы говорим о судьбе, Роше, — напомнил он так, словно Вернон совершенно его не слушал, — и, несмотря на все различия, все обстоятельства и взаимные претензии, наши с вами судьбы все еще очень похожи. Я, как и вы, надеялся удовлетвориться тем, чем жизнь заплатила мне за многолетнюю борьбу — домом, семьей, даже любовью. Но мое сердце, как и ваше, все равно знало, что этого недостаточно. Я отдал все, что имел, Империи, а вы…- он замолчал на мгновение. Рука — на этот раз не дрогнув — передвинула белого ферзя к королевской пешке, отодвинула ее с клетки, и Эмгыр произнес почти шепотом: — Шах и мат.

Роше, которого вдруг охватила холодная тревога, сперва даже не понял смысла последней фразы. В его голове вихрем за мгновение пронеслась опасная мысль — неужто шпионы регента проникли в Третогорский дворец, и Эмгыр знал, о чем там говорили накануне? Или Ани, движимая чувством справедливости, успела объявить свой ультиматум, не дожидаясь переговоров? Эмгыр смотрел на него спокойно и прямо, и образ дряхлого старика вдруг отступил на задний план и померк — перед Верноном сидел Император, в котором Белое Пламя угасло еще не до конца, и его мощи хватило бы, чтобы сплясать на последнем кургане.

Он опустил взгляд на доску и вымучено улыбнулся.

— Поздравляю, — сказал Роше тихо, — вы победили.

Эмгыр коротко рассмеялся — звук вышел слабым и каким-то каркающим. Правитель кончиком пальца толкнул белого короля на своей стороне доски, и фигура с глухим стуком упала и откатилась в сторону.

— Я никогда не боялся смерти, — сказал он негромко, — и об одном лишь сожалел — что в этой жизни мне так и не удалось выиграть у вас в шахматы.

Роше обескураженно моргнул, но потом вдруг улыбнулся совершенно искренне. Пугающий образ растаял, и тишина между ними больше не звенела невысказанной тревогой.

— Я обещал научить вас игре, — заметил Вернон, — но оказался паршивым учителем. И паршивым другом.

— Не будем в этом соревноваться, — отмахнулся Эмгыр, — так легко, как в шахматы, вам меня в этой игре не обставить. Я догадываюсь, с чем вы пришли.

Роше снова внутренне напрягся. Прежде, пока Император оставался в зените своей славы, о нем ходило множество слухов — говорили, что он мог видеть и слышать то, что не в состоянии были разузнать даже самые искусные его шпионы. Говорили, что единственного взгляда Эмгыру хватало, чтобы прозреть собеседника насквозь, предугадать все его фразы, прочитать его мысли и оставить его душу совершенно обнаженной. Но вместе с тем, сейчас Вернон был почти рад, что можно было ничего не объяснять, не подбирать слов и не искать аргументов. Правитель зябко передернул плечами.

— Вы пришли просить о свободе для Темерии, — вдруг негромко, но очень уверенно проговорил Эмгыр, — так много лет, так много возможностей — и я услышу это только сейчас, верно?

Чувство внезапного разочарования оказалось сильнее только что вспыхнувшей надежды. Роше нахмурился. Бывший Император в своей непобедимой проницательности промахнулся — но у Вернона неожиданно возникло чувство, что, не попав в яблоко на его голове, правитель поразил человека в самое сердце. Для себя самого Роше принял твердое решение — и озвучил его накануне, принес клятву и готов был ее исполнить. Пусть цена могла оказаться очень высока, но для него после тех слов, сказанных Анаис, больше не существовало понятия «слишком». Вернон готов был платить и готов был терять, ведомый высшей целью. Но отчего-то сейчас ошибка Эмгыра казалась фатальной — и вовсе не для самого правителя.

Вернон почти почувствовал, как за его спиной насторожился Иорвет. До сих пор безучастный, сейчас эльф пошевелился, и человек почти видел, не оборачиваясь, как он опасливо подался вперед, готовый услышать, что во имя той, что всегда считал главной возлюбленной супруга, Роше пожертвует супругом настоящим. И хоть никто не запрещал Вернону вместо одного вопроса задать два, сам он четко осознал — в его колчане осталась единственная стрела, и шанса на второй выстрел больше не будет.

— Я не король, — медленно заговорил Роше, придирчиво подбирая слова, — и даже не советник. Вы правы — для этой просьбы было множество подходящих моментов, и я упустил сотню удачных возможностей. Но сейчас я не могу об этом просить.

— Правда? — Эмгыр изогнул бровь, и его удивление было совершенно неподдельным, — значит, я все же ошибся, и между нами — куда меньше общего, чем мне казалось. Выходит, по-прежнему будучи плохим политиком, вы предпочли остаться хорошим человеком. Я сам никогда не мог принести этой жертвы.

Роше сильно сомневался, что хороший человек стал бы предлагать то, с чем он действительно пришел к Эмгыру, и ему осталось лишь чуть виновато развести руками.

— Хотел бы я сказать, что мною двигало лишь желание в последний раз сыграть с вами в шахматы, — заметил он, — проститься и навсегда остаться друзьями. Но это не так — я никогда не был бескорыстным, нечего было и начинать.

Эмгыр хмыкнул.

— Вы солдат, — ответил он, — и вас никогда не нужно было учить пользоваться слабостью противника ради собственной победы. Это качество живет даже в самых милосердных из людей.

— Ваше тело слабо, — подтвердил Роше, — может быть, слабеет и дух. Но я уверен, приди мне в голову вмешаться в политическую игру и все же просить о том, о чем вы думали, у вас в ответ нашлись бы условия, на которые я не захотел бы соглашаться. Вас ведь тоже не нужно учить пользоваться чужими слабостями.

— Это верно, — кивнул Эмгыр, — я стар и болен, но не слеп. Я знаю, что для Темерии выход из состава Империи был не просто мечтой, а отложенной в долгий ящик целью, вопросом времени и твердости ее правителей. Вы вырастили и воспитали Анаис — но и я приложил руку к ее становлению, как королевы. Борьба со мной сделала из нее политика, я был мерилом ее решений и неизменным условием в этой игре. И, уходя, я не мог бы оставить мою наследницу сражаться с той, кого я сам взращивал гораздо дольше и гораздо эффективней, чем ее. Моим условием было бы воцарение на троне Темерии нового короля — из династии Фольтеста, но того, кого я сам избрал еще много лет назад.

Смысл его слов дошел до Роше не сразу, и, когда он осознал всю глубину их значения, человек горько усмехнулся.

— Король Вернон, Первый своего имени, — торжественно объявил он, — тот, кто своим политическим невежеством отомстил бы за ваше последнее поражение.

— Вы вольны были бы назначить своей наследницей Анаис — по истечении обозначенного в договоре об освобождении срока, скажем, четырнадцати лет, — пожал плечами Эмгыр, — или кого-то из ее детей. Ваш единственный родной отпрыск занимает трон Редании — и для союзного государства такой выбор оказался бы привлекательным и выгодным. Вы заключили бы нужные вам соглашения и с Леей, и с Виктором, и правили бы, опираясь на опыт собственных ошибок и свою знаменитую порядочность. Народ Темерии был бы рад такому королю — ваше имя и заслуги всем известны. И больше того — покойный Фольтест одобрил бы мой выбор безусловно. Если он кому и доверял на этом свете, это были вы. А Анаис… она смогла бы выйти замуж за мужчину, которого любит уже много лет, не вызвав народного порицания, и остаться при вас советницей — буде на то ее воля. Для народа Нильфгаарда же это решение оказалось бы моей последней прихотью, жестом почтения и справедливости — я лишил Темерию короля, я же дал бы ей нового, ни одно другое королевство не пострадало от моих решений так же, как ваше. И Лея начала бы свое правление с акта справедливости, воздаяния, если хотите. И получила бы союзника, который никогда ее не предавал — в отличие от родной матери.

Роше жестко сдвинул брови.

— Я приносил клятву моей королеве, — ответил он тихо и твердо, — и я не нарушил бы ее, даже если ваши уверения звучат так убедительно.

— И Анаис обменяла бы свободу Темерии на собственную гордыню? — с усмешкой переспросил Эмгыр.

За спиной Вернона Иорвет медленно поднялся на ноги — скрипнули ножки стула. Роше не повернулся, только почувствовал, что эльф остановился у него за спиной.