Но Виктор любил дурнушку Анаис, а дурнушка — любила Темерию. И королю ничего не оставалось, кроме как полюбить Темерию вместе с ней.

— Хотя бы до смерти регента, — с прохладцей ответила Лита. Когда она называла отца этим чуждым, совсем не подходящим ему титулом, страшные слова почти совсем в ней не откликались. Не сжималось сердце, не подступали слезы — юная чародейка словно бы рассуждала о ком-то другом, незнакомом, о сопернике, которого необходимо было переиграть, а не об отце, которого она так любила и по которому горевала. А говорить о неизбежном и вовсе оказывалось совсем легко.

— Что это изменит? — тихо спросил Виктор.

— Многое, — в тон ему ответила Лита. Она прислушалась к себе и не нашла ни капли жалости к той, что не приходилась ей родней по крови. Лею юная чародейка готова была бросить в горнило войны, а отцу хотела дать возможность уйти из жизни победителем. — В первую очередь, это даст и вам, и Ее Милости время подготовиться к грядущему. Если Анаис тверда в своем намерении бороться за свободу, пускай она хотя бы попытается найти побольше союзников на этом пути.

— На какую помощь, кроме нашей, Темерия может рассчитывать? — теперь Виктор говорил деловито и серьезно. Он — привыкший решать задачки, искать пути, а не совершать порывистые поступки — и сам понимал, что на голом энтузиазме победы не одержать.

— Я поговорю с Филиппой, — немного помолчав, ответила Лита, — милсдарыня Сова будет в бешенстве, когда поймет, что темерский кролик готов вырваться из когтей — она ведь так долго выслеживала его. Но вместе с вами мы сможем убедить ее призвать Ложу все равно помочь Анаис. После знаменитой массовой казни, чародеи Нильфгаарда не больно-то жалуют имперское правительство и саму Императрицу. Может быть, удастся и их перетянуть на вашу сторону. А против такой угрозы Лее нечего будет выставить. Переговоры лучше начинать с позиции силы, даже если в итоге вы планируете установить всеобщий мир.

Виктор хмуро сдвинул брови и подозрительно посмотрел на чародейку.

— Почему ты предлагаешь это? — спросил он, — ты — нильфгаардская принцесса, а успешное отсоединение Темерии приведет к тому, что свободы запросят и другие провинции — Лирия и Ривия, Цинтра и Аэдирн — им не хватает удачного примера, чтобы поднять собственные восстания. Империя может рухнуть.

— Империя не рухнет, даже если геополитическая ситуация приблизится к той, что существовала до начала Первой Северной войны, — спокойно ответила Лита, — Север наконец изгонит захватчиков, с которыми не мог справиться несколько десятков лет. А Нильфгаард все еще будет стоять — незыблемый и не принявший ни одного сражения на своих землях. Ошибкой регента было предоставить Темерии автономию, дать ей возможность нарастить собственное богатство и выстроить собственное производство и торговлю. Что до остальных… они либо победят, понеся огромные потери — и запросят помощи у Редании. Либо проиграют — и прикипят к Нильфгаарду еще крепче.

— Ты не ответила на мой вопрос, — ровно напомнил Виктор. Лита усмехнулась. Ей вдруг очень захотелось сказать королю правду — Империя, как она вдруг поняла, умирала вместе с ее отцом, и в том, чтобы подталкивать труп дохлой лошади, не было никакого смысла. Эмгыр вар Эмрейс довел славу Нильфгаарда до пика, а его дети — уничтожили ее. Сначала Цирилла нанесла первый удар, отказавшись от трона, за ней — Фергус, бросив Империю ради собственной прихоти. А теперь и вовсе во главе государства должна была встать та, кто не имела к роду вар Эмрейсов никого отношения. И если Регис был прав в своих размышлениях о проклятье Яссэ, вся эта политическая возня и вовсе не имела никакого смысла. А Лита всегда предпочитала занимать сторону победителя.

Но для правды было еще не время.

— Я люблю вас, Ваше Величество, — потупив взор, сообщила юная чародейка, и прежде, чем опустить глаза, заметила, как Виктор вспыхнул от неожиданности, — и пусть моя любовь безнадежна и глупа, я готова служить вам, забыв о родине и семье. — она едва не добавила «в отличие от дурнушки», но не захотела портить красивое признание циничной правдой.

— Лита…- тихо выговорил король, и юная чародейка предостерегающе подняла руку.

— Не нужно слов, — попросила она, снова взглянув в его растерянные глаза, — не делайте мне больнее, чем уже сделала судьба. Я уже сказала, что помогу и вам, и вашей возлюбленной. И прошу лишь об одном — не принимать поспешных решений.

— В таком случае, — Лита с удовлетворением заметила, что все же смогла сбить славного короля Виктора с толку. Интересно, много ли женщин, да еще таких, как юная чародейка, признавались ему в любви? Или своим потолком Виктор всю жизнь считал дурнушку Анаис? — Мне нужно поговорить с Ани, попросить ее пока повременить с объявлениями.

— Я сама с ней поговорю, — заверила короля Лита, — двум женщинам проще понять друг друга. А вы — при всем уважении — не сможете ее убедить. Вашей вины в том нет — все дело в вашем любящем сердце.

— Хорошо, — Виктор наконец сдался, и Лита мысленно усмехнулась — как любой мужчина, он готов был крепко стучать по столу кулаком и вершить высокую политику росчерком пера или звоном клинков — но перед перспективой разговора с любимой женщиной, еще и в деликатном положении, терялся, как мальчишка, не решавшийся пригласить даму сердца на танец. — Анаис гостит во дворце — и сейчас отдыхает. Она должна вернуться в Вызиму сегодня днем.

— Я все поняла, — Лита сделала глубокий реверанс, — в таком случае — я оставлю вас.

И, получив благосклонный кивок в ответ, юная чародейка вышла из королевского кабинета.

Шагая по коридорам Третогорского дворца, Лита вдруг подумала, что бы сказал на разыгранную ею партию Регис. Странным образом, не знавшая обычно моральных преград, юная чародейка возвращалась мыслями к нему всякий раз, когда переступала через то, что люди называли совестью. Эмиель был бы разочарован — и сейчас, как и всегда, Лита попыталась измерить глубину его разочарования и время, за которое Регису удалось бы с ним справиться. Он прощал ее — всегда прощал, находил оправдания даже там, где их не было вовсе. И неизменно юная чародейка задавала себе вопрос — как надолго могло хватить его терпения, и что произойдет, когда оно иссякнет. Регис мог бы убить ее — и эта константа всегда стояла для него на противоположной чаше весов. И пока Эмиель выбирал прощение супротив смерти, Лита могла не беспокоиться.

Ее Милость дурнушку юная чародейка застала в постели. Время приближалось к полудню, но Анаис, похоже, и не собиралась покидать мягких объятий одеяла. Стражники у двери пропустили королевскую советницу без вопросов — по статусу она была выше иностранной гостьи, пусть та и значилась пока официальной невестой короля.

— Ваше Величество, — Лита застыла на пороге и изобразила на лице искреннее беспокойство, — прошу меня простить, я не думала, что вы еще отдыхаете.

Анаис, дремавшая, зарывшись в подушки, вздрогнула, дернулась и рывком села — храни она под подушкой набор метательных ножей, как о ней говорили слухи, один из них непременно полетел бы в непрошенную посетительницу. Но сейчас дурнушка лишь поспешила сесть и продрать глаза.

— Поди прочь, — обронила она — не слишком, впрочем, убедительно. Они обе осознавали преимущество юной чародейки.

— Я не займу вас надолго, — заверила Лита, мягкими короткими шагами приближаясь к постели. — Его Величество сообщил мне о вашем прискорбном решении, но поговорить я хотела совсем не об этом.

— Это не твое дело, — отрезала дурнушка, и чародейка покачала головой.

— Конечно же, это не так, — возразила она, — все, что касается короля, становится моим делом. А ваша жизнь — и жизнь вашего дитя, безусловно, относятся к подобным вещам. Я пришла предложить помощь.

Анаис, хмурясь, откинула одеяло и спустила ноги с постели. С тех пор, как Лита видела наместницу в последний раз — а было это всего пару дней назад — природа, похоже, все больше брала свое — или чародейка просто теперь точно знала, куда смотреть и что замечать.