За приятной легкой беседой прошло добрых полчаса, когда дверь в гостиную снова отворилась, и на пороге возник Его Королевское Величество Виктор собственной персоной. Сын совсем не выглядел, как тот, кто провел все утро в официальных переговорах — он был одет просто, точно только что вернулся с долгой одинокой прогулки или, что было более вероятно, заперся на несколько часов в своем кабинете, чтобы немного почитать или написать пару неформальных писем. При дворе все знали о привычке короля время от времени обращаться к блаженному одиночеству, и неприкосновенность этих минут охраняли так же тщательно, как секретные встречи с верными шпионами или иностранными послами.

Людвиг поднялся с места и поспешил к отцу. Тот привычным жестом пригладил то, что успел растрепать Вернон, и произнес строго:

— Вас, Ваше Высочество, уже битый час дожидается учитель арифметики. И, если вы не явитесь немедленно, боюсь, над домашним заданием вам придется просидеть до самого Бирке.

— Ну папа, — на лице мальчика отразилась вся скорбь реданского народа под пятой жестокого тирана, — опять арифметика? Я же уже почти стал рыцарем, зачем мне эти цифры?

— Затем, дружок, что тебе предстоит стать не рыцарем, а королем, — ответил Виктор с легкой улыбкой, — а король должен уметь хотя бы сосчитать верных ему рыцарей — а ну как среди них случится затесаться чужому? Как ты тогда его вычислишь?

Людвиг обреченно вздохнул, кивнул, повернулся к Вернону и улыбнулся ему, взглядом обещая продолжение важной беседы. Когда мальчик был уже на пороге, Виктор терпеливо вытянул руку и весомо произнес:

— Людо.

Парнишка возвел очи горе, вытащил грушу из кармана и опустил ее на ладонь отцу — от «нищенских» привычек тот надеялся избавить сына аккуратно, но настойчиво. Лишившись запасов продовольствия, Людвиг, понурив голову, поплелся навстречу тяжкой ученической участи, а Виктор, проводив его суровым взглядом, откусил небольшой кусочек от груши и наконец повернулся к гостям.

— Отец, — Вернон поднялся сыну навстречу, и они быстро крепко обнялись. Иорвет со своего места лишь махнул королю рукой, точно бунтуя против жесткости придворного этикета.

— В Вызиме сейчас неспокойно, — произнес Виктор, словно Роше задал какой-то вопрос, — и мы с Ани решили, что Людвигу пока лучше пожить здесь.

— Боитесь, что кто-то в Империи может использовать его в своих интересах? — ровно поинтересовался Вернон, но Виктор ухмыльнулся.

— Не надо этих словесных игр, — попросил он, — я знаю, что ты подумал — здесь, в Третогоре я сам использую его в своих интересах, веду себя так, словно решение о его статусе уже принято. Можешь мне не верить, но мы с Анаис действительно в первую очередь заботимся о его безопасности. События могут начать развиваться стремительно, и лучше, если Людвиг будет здесь, под защитой Реданской короны.

— Что по-твоему может произойти? — Роше почувствовал, как в сердце его закралась неожиданная холодная тревога.

— А то ты сам не знаешь, — невесело улыбнулся Виктор, — не знаю, насколько для короля уместно обсуждать подобные вопросы с начальником темерской тайной службы.

— Бывшим, — поправил его Роше, — приказом Его Превосходительства регента я был фактически освобожден от должности три года назад.

Нельзя сказать, чтобы в том давнем решении совсем не было логики. После того, как знаменитый своей безвестностью Бернард Дукат отошел от дел, Вернон принял его обязанности на себя. Это случилось без малого семь лет назад, и тогда казалось, что должности спокойней сложно было себе представить. Ни внешних, ни внутренних врагов и в Империи, и в Темерии почти не осталось, были расформированы последние оперативные отряды, и даже в самых отдаленных областях королевства порядок были способны поддерживать народные дружины или регулярные войска. Роше, прежде отвечавший за усмирение восстаний после последней войны, а позже — за личную безопасность Анаис, усевшись в кресло Талера, столкнулся с тем, чего боялся всю жизнь больше всего — с бездельем.

В доходивших до его стола рапортах говорилось о мелких нарушениях порядка, глупых сварах землевладельцев и непристойном поведении заморских послов — не злокозненных, но раздражающих, связанных с незнанием традиций или слишком большим самомнением. Эта пустая деятельность, однако, съедала огромное количество времени. Очутившись на сидячей должности, вместо опасных врагов, Роше вынужден был столкнуться с опасностью потонуть под ворохом бумажной работы. Нильфгаард, уйдя от необходимости держать в железном кулаке непокорную провинцию, все силы бросил на насаждение собственной железной бюрократии, и Вернон иногда даже с нежностью вспоминал времена собственного регентства, когда ему ошибочно казалось, что больше бумажек в день заполнять было просто невозможно. Рапорты и донесения, сметы и реестры сыпались на него со всех сторон, и Анаис, видя страдания названного отца, обратилась к Эмгыру с прошением освободить его от должности. Вернон принял эту вольную с радостью — утопая в работе, он по несколько дней не возвращался домой, не виделся с Иорветом и Айрой, и это донимало его даже больше бесконечных подписей в бесконечных документах. Прошение Ани было удовлетворено. Вернон остался членом Малого Совета при королеве и сохранил придворный статус, но обязанности свои — не публично, но фактически — переложил на плечи подросшего поколения разведчиков, для которых бумажное море было мило, как настоящее — вольным пиратам.

И возвращаясь домой к супругу и сыну, дыша воздухом свободы, Роше не подозревал тогда, что решение то будет иметь столь серьезные последствия. Намеренно ли Эмгыр устранил Вернона, подозревая о зревшем в стране недовольстве, или то было несчастное совпадение, сказать было сложно.

— Возможно, тебе пришло время вернуться, — сдержанно проговорил Виктор, и Роше почувствовал, что сын был совершенно прав.

— Темерия снова в опасности, — ядовито заявил, не двигаясь с места, Иорвет, — и кто же еще спасет ее, как не Вернон Роше?

— Я поговорю с Анаис, — пообещал Вернон, решив не взывать к совести супруга, — странно, что она не призвала меня раньше.

— Ани — давно не маленькая девочка и не желает бегать за помощью ни к отцу, ни к мужу, — с неожиданной горечью усмехнулся Виктор, — кроме того, она опасается, что, снова вступив в должность, ты можешь столкнуться с серьезным конфликтом интересов. Как и я — но у меня просто нет выбора.

Вернон с сожалением кивнул. В складывавшихся обстоятельствах в пору было с нежной ностальгией вспоминать времена, когда главной проблемой разведки были покушения на правителей и подкуп должностных лиц.

— Но не будем пока об этом, — Виктор снова откусил от груши и улыбнулся, — ты ведь пришел не затем, чтобы обсуждать сложную политическую обстановку? Я, конечно, всегда рад тебя видеть, но смирился, что мой отец заглядывает в гости, только если ему что-то от меня нужно.

— Как будто ты сам заглядываешь к отцу, потому что страшно соскучился, — фыркнул Иорвет, — а не затем, чтобы в очередной раз ограбить мои книжные полки и посидеть, запершись в моей библиотеке, не пуская меня на порог.

Виктор рассмеялся и пожал плечами.

— У вас дома мне всегда хорошо думается, — ответил он, — а при том, что мне в ближайшее время будет, о чем серьезно подумать, я вскоре стану частым гостем в замке барона Кимбольта.

— Я как раз отыскал несколько томов Высоготы из Корво — тех, что не успели сжечь фанатики Вечного Огня, — похвастался Иорвет, — можно сказать, мне привезли их контрабандой, и тебе понравятся его некогда скандальные взгляды на преступный характер завоевательных войн.

— «Воистину, великая надобна самоуверенность и великая ослеплённость, дабы кровь, стекающую с эшафота, именовать правосудием», — скрывая усмешку, прикрыв глаза, процитировал Виктор, — благодарю, Иорвет, это действительно очень интересно.

— Мне больше нравится иное высказывание, — если бы мог, эльф подмигнул бы королю, — «История — это реляция, в основном лживая, о событиях, в целом несущественных, оставленная нам историками, в основном, идиотами».