Лея молчала, и Гусик вдруг заметил, как едва заметно задрожали ее губы. Для нее, девушки, выросшей на рассказах о героическом отце, пожертвовавшем жизнью ради ее спасения, вид побитого, ослабшего, трусливого незнакомца в кресле оказался, должно быть, ударом пострашнее скорой смерти любимого деда и грядущей войны. Но, услышав от него слова, которые, может быть, мечтала услышать от героя из дедовых историй, девушка едва смогла справиться с собой.

— Отец, — прошептала Лея дрогнувшим голосом, и Фергус, повинуясь внезапному порыву, забыв о слабости, поднялся из кресла, и дочь встала ему навстречу. Она обняла его так отчаянно крепко, что у Гусика на миг сбилось дыхание. Они стояли так, не разрывая объятий, несколько долгих минут, и наконец, отстранившись, Фергус с улыбкой посмотрел Лее в глаза — он осознавал, что лгал ей, но это была прекрасная ложь.

— Жаль, со мной нет ни блокнота, ни карандаша, — вздохнул он, не выпуская дочь из рук, — помню, когда я еще не женился на твоей маме, в Императорском дворце у меня была своя мастерская, вот там хранилось все необходимое — и я никого не подпускал к своим вещам. Пока сидел на троне, я редко туда забредал, а теперь, должно быть, там и вовсе организовали склад или комнату для слуг…

Лицо Леи просияло.

— Нет! — запротестовала она, — это не так! Твоя мастерская осталась нетронутой! Когда ты… пропал, дедушка велел сохранить в ней все, как было при тебе, убираться там только по мере необходимости и ничего не двигать с мест.

Гусик растерянно моргнул.

— Правда? — тихо переспросил он, чувствуя, как мучительно засосало под ложечкой. В то, что говорила Лея, было очень сложно поверить, но она решительно отстранилась от отца и улыбнулась.

— Я могу сходить туда прямо сейчас и принести все, что требуется, — предложила она, — кисти, холст, мольберт — все, что скажешь.

— Да, — Гусик кивнул, все еще оглушенный ошеломительной новостью, — да, все это нам пригодится. А ты… ты бывала там раньше?

— Нет, — Лея покачала головой, снова чуть нахмурившись, — дедушка не разрешал. Только он сам мог туда входить — и иногда целыми вечерами там сидел. Бабушка говорила не мешать ему — я и не мешала. Но ведь это твоя мастерская — и, если ты разрешишь…

— Конечно, — поспешил кивнуть Фергус, и Лея, разулыбавшись, отпустила его и поспешила к двери.

— Я мигом обернусь! — крикнула она на прощание.

Ждать ее и правда пришлось недолго — Гусик не успел даже толком переварить новость о том, что отец хранил то, что считал глупым увлечением, неприкосновенным все эти годы. Лея притащила с собой сложенный мольберт, целый букет кисточек — тех самых, что сам Фергус заказывал у столичных мастеров, еще будучи совсем мальчишкой. Дочь разложила на длинном столе палитры, несколько свернутых холстов и небольшой подрамник. К моменту, когда она закончила, в дверь деликатно постучали, и на пороге возникли блудные эльфы.

— Ух ты! — раскрасневшийся с мороза Айра подлетел к столу и тут же потянул руки к кисточкам. Лея хлопнула его по пальцам.

— Руки прочь, — велела она с угрозой, и юный эльф обиженно отодвинулся.

— Гусик! — Иан взирал на принесенные Императрицей сокровища широко распахнутыми глазами, — это же твои инструменты! Они что же — все сохранились?

— Как видишь, — не скрывая гордости, ответил Фергус, мельком подмигнув Лее, и та удивительно легко рассмеялась.

— Ты что же — рисовать умеешь? — с сомнением спросил Айра, у которого сложился совершенно определенный образ спутника брата, и хоть какие-то таланты в него явно не вписывались.

— Еще как! — ответил за Гусика Иан, — пока жил во дворце, Гусик писал портреты — такие, что от оригинала не отличишь. А на Скеллиге начал рисовать тамошнюю природу — да так, что, стоило взглянуть зимой на написанный им летний лес, и сразу становилось теплее.

— Папа хочет написать мой портрет, — гордо вмешалась Лея, и Гусик, на которого за раз обрушилось столько похвалы, что сердце уже пошло вскачь, громко шмыгнул носом, умоляя себя не разрыдаться на глазах у всех от переизбытка чувств.

— А мой? — тут же требовательно спросил Айра.

— Если не будешь выпендриваться, — наставительно ответил ему Иан, — и обещаешь держать руки подальше от его кистей.

— Обещаю, — охотно согласился мальчишка.

— Есть только одна проблема, — Гусик со вздохом оглядел все, что было разложено на столе, — я бы написал портреты вас всех… только вот красок у меня нет. Те, что были в мастерской, должно быть, высохли — вряд ли отец менял их.

— Красок я не нашла, — сникнув, подтвердила Лея.

— Это ничего, — просиял Айра, даже подпрыгнув на месте от собственной идеи, — у папы в мастерской должны быть краски — он же сказал, что реставрирует картину. Не кофейной же гущей он это делает.

Все собравшиеся переглянулись.

— У отца есть мастерская? — уточнил Иан, и Айра с готовностью кивнул.

— Он туда никого не пускает, — сказал он, — и запирает на ключ. Но если Ее Величество прикажет, мы ведь не сможем не повиноваться?

— Ключа-то у нас нет, — напомнил Фергус, но Айра совершенно цирковым жестом указал на Иана.

— Зато есть чародей! — объявил он.

========== Так говорил Высогота ==========

В Третогорском дворце царило праздничное оживление. Пока учтивый лакей в красной ливрее провожал Роше и его спутника из портационного зала в одну из гостиных, где им предстояло дожидаться, когда Его Величество соизволит с ними встретиться, Вернон успел обменяться со словоохотливым слугой парой фраз. Человек, представившийся Димитрием, сообщил супругам, что вся реданская столица уже начинала готовиться к предстоящей свадьбе короля, объявление о которой все — и народ, и знать, и чиновники — ждали уже много лет. И стоило вести о том, что Ее Милость Анаис, наместница Темерии, приняла предложение Виктора, выйти за стены дворца и раскатиться по городу, люди принялись подгонять радостный день, строя предположения, успеет ли добрый король сыграть свадьбу до конца года. Говорили, рассказывал Димитрий, что Его Величество планировал дождаться весны, чтобы сочетаться браком с возлюбленной под сенью прекрасных дворцовых садов, разбитых десять лет назад по случаю рождения реданского наследника, и в этом был смысл. В этот раз зимой ждали лютых морозов, а какие уже могли быть народные гуляния в такую холодрыгу? Но, похоже, реданцы готовы были пожертвовать уличными торжествами и праздничным парадом в честь женитьбы короля, лишь бы поскорее стать свидетелями радостного события.

Роше знал, что, пусть не простым народом, для которого свадьба была лишь долгожданным поводом выпить за здоровье Виктора и Ани, счастливым завершением многолетней истории любви, о которой мечтали все романтичные девушки в стране, но знатью и вельможами двигали совершенно определенные политические мотивы. Виктор, сделав предложение возлюбленной, и Ани, приняв его, отважились бросить вызов Империи, и свадебные торжества на фоне всенародного траура в Нильфгаарде могли стать настоящей пощечиной захватчику, поверженному врагу, которого Темерия после стольких лет пребывания в рабстве, наконец, поборола при помощи верной союзницы — Редании. Это не удалось ни Радовиду Свирепому, ни Адде, а Виктор готов был вот-вот одержать решающую победу, не пролив ни единой капли крови. Роше подозревал, что крови все равно суждено было пролиться — но об этом реданцы планировали подумать после свадьбы.

Вернона Роше во дворце знали хорошо, и никого совершенно не удивляло ни то, что он мог появляться при дворе, когда вздумается, ни тот факт, что с годами отец короля стал больше походить на его младшего брата. Роше даже предполагать не хотел, какие объяснения люди находили этому парадоксу — их король отсчитывал прожитые годы с настоящим достоинством, и, вероятно, придворным приятно было верить, что, к какому бы магическому методу ни прибег его родитель, чтобы удержать молодость, Его Величество нашел в себе силы отвергнуть этот неправедный путь. Для самого же Вернона видеть, как его сын теперь не становился старше, а старел, было сложнее с каждым годом. Но самого Виктора, похоже, тяжелая поступь времени ничуть не беспокоила.