Регис печально улыбнулся и покачал головой.

— Ты права, дитя, — ответил он, немного помолчав, — но сейчас речь не обо мне и не о твоем отце — когда он решил отказаться от моих услуг, я отступился, и мои опыты прекратились. Но то, к чему хочешь прикоснуться ты, так просто тебя не отпустит. Я не сомневаюсь ни в твоих способностях, ни в намерениях. Но магия, о которой идет речь, могущественней любой самой крепкой воли. Если бы у меня было право голоса, я посоветовал бы и твоей матери просто позволить несчастному Фергусу умереть. Проклятья — это болезнь, от которой невозможно до конца вылечиться. И, даже исцелившись, твой брат сохранит на себе его след, а вместе с ним — и все, кто будет в это замешан.

Лита упрямо скрестила руки на груди.

— Ты рассуждаешь так уверенно, — заметила она, — значит, точно знаешь, о чем идет речь. Даже с тем, что мне удалось узнать, у Фергуса все еще ничтожно мало шансов на спасение. Но, будучи проклятым, разве не станет он разносчиком этой заразы, как чумная портовая крыса? Мы до сих пор не знаем, какой эффект имело то заклятье, и почему оно вообще подействовало именно на Фергуса. Если верить формулировке, проклятье предназначалось отцу Леи. Но ты ведь знаешь…

Регис хмыкнул.

— А теперь и ты знаешь, дитя? — осведомился он.

— Если судьба моего брата никогда не была в моих руках, и сейчас ничто не поменялось, — не слушая его, продолжала наступать Лита, — то истинный отец нашей Императрицы все еще может быть в опасности. Девчонка не ведает правды, но жизнь не заканчивается завтра. А участь Виктора, признаюсь, волнует меня по-настоящему.

— Правда? — Регис скептически изогнул бровь, и Лите захотелось отвесить ему пощечину.

— Если его не станет, все мои старания пойдут прахом, — почти искренне ответила она — признаваться, что в деле были замешаны не только политические интересы, девушке совершенно не хотелось, — Людвиг еще слишком мал, чтобы править осознанно, и, боюсь, еще одного проклятого правителя Редания не выдержит.

Регис, которого ее речь, похоже, совсем не убедила, развел руками.

— Политика меня не интересует, — ответил он с прохладцей.

— Ну довольно, — Лита опустила руки и тонко улыбнулась, — вижу, по-хорошему мы не договоримся. — Чародейка чуть повернула голову, — Детлафф. Прочти его мысли.

Краем глаза Лита видела, как фигура спутника едва заметно дрогнула.

— Прости, друг, — почти прошептал он, и Регис попятился на полшага.

— Ладно, — Лита редко видела вампира в гневе — тот был большим мастером по части сокрытия собственных эмоций — но на этот раз его раздраженная злость была очевидна. — Но предупреждаю, то, что я скажу — лишь мои размышления. Я могу — и надеюсь — ошибиться.

Чародейка великодушно кивнула. Регис помедлил секунду, вздохнул и заговорил, стараясь контролировать звучание своего голоса:

— Я и сам не смог понять формулу проклятья до конца, но, исходя из того, что нам известно, подействовать на Фергуса, при том, что к Лее он не имеет никакого отношения, чары могли лишь в одном случае, — Регис сделал долгую паузу, и продолжил тише и словно через силу, — если Яссэ надеялся проклясть не одного конкретного отца, а любого, кто мог бы им стать. Иными словами — всех мужчин и мальчиков, имеющих отношених к Лее.

— Лея — дочь Виктора и сестра Людвига, — непонимающе нахмурилась Лита, — внучка барона Кимбольта и, может быть, чья-то возлюбленная. Не такой уж обширный список.

— Лея, — холодно напомнил Регис, — Императрица Нильфгаарда. То слово, которое ты не смогла перевести, на старом эльфском наречии обозначает «отчизна».

В комнате повисла гулкая напряженная тишина.

— Яссэ проклял всю Империю? — непослушными губами переспросила Лита — озвученные, эти слова звучали одинаково нелепо и страшно, — у него хватило на это сил?

— Я не знаю, — пожал плечами Регис, — коронация сама по себе — это магический ритуал, ставший обыденностью. Каждый новый Император, согласно жреческой формуле, становится «отцом нации» — матерью, в нашем случае. Обычно это — пустая формальность. Но я же сказал — этот колдун никогда не использовал магию, как заведено. Фергус сам по себе, вероятно, лишь первый предвестник беды — ни к кому до этого Лея не обращалась так, как к нему. Он проклят, безусловно, но вместе с ним будут прокляты все граждане Империи — в момент коронации или вхождения в возраст.

— И ты собирался об этом умолчать? — Лита сжала кулаки — масштаб бедствия еще не открылся ей до конца, в правдивость слов Региса почти невозможно было поверить, но злость, взметнувшаяся в юной чародейке, была совершенно реальна.

— Я сказал бы, — терпеливо возразил Регис, — твоей матери или придворному ведьмаку — но не тебе.

Лита почувствовала, как от ярости у нее на глазах выступили горячие слезы.

— Почему? — выкрикнула она, — потому что я предала собственную родину и променяла ее на должность придворной чародейки? Потому что я слишком неопытна и юна для таких серьезных дел? Потому что…

— Потому что я люблю тебя, Лита, — прервал ее Регис спокойно и твердо, — и не хотел, чтобы ты вмешивалась в это страшное дело. Есть вещи, от которых ни я, ни Детлафф не сможем тебя защитить.

Литу словно окатило холодной водой. Она застыла, и кулаки разжались сами собой, а слезы покатились по щекам. Детлафф оказался рядом с ней в мгновение ока, но чародейка вывернулась из его объятий. Она подошла к Регису и взяла его руки в свои, внимательно посмотрела ему в глаза.

— Значит, теперь речь идет не только о Фергусе, — заговорила она твердо, — а обо всех гражданах моей страны — о моих братьях, моем отце… Я не могу остаться в стороне — и плевать мне на знания Яссэ, если ставки так высоки.

Регис согласно кивнул.

— Я собирался посоветовать твоему отцу — или матери, если он не сможет меня услышать — отложить коронацию, — ответил он, — может быть, на неопределенный срок — тогда есть шанс, что чары не подействуют, или их эффект окажется совсем слабым. Я подозреваю, что в этом проклятье поучаствовал не один только Яссэ, — вампир перевел взгляд на Детлаффа, застывшего за спиной Литы, и тот едва слышно хмыкнул, — и не уверен, что чары вообще получится снять.

— Должен быть способ, — резко возразила Лита, — жаль, что этот ублюдок уже мертв, и от него не осталось даже пепла. Сигнатура его магического ядра могла бы помочь…

— Осталось золотое сердце, — вдруг прошелестел Детлафф, и брови Региса взметнулись вверх, — Филиппа говорила о нем, — пояснил спутник, — с помощью этого артефакта удалось вычислить и поймать Яссэ, и госпожа Эйльхарт надеялась после этого получить его в свое распоряжение. Но этого не случилось.

— И где оно сейчас? — быстро спросила Лита. Первая волна страха схлынула, и на его место пришла обычная для юной чародейки жажда действия. Она сразу поняла — к Филиппе за помощью обращаться было неразумно. Открывать такие карты перед наставницей было вопиюще глупо — та непременно воспользовалась бы ситуацией, напомнив Лите, что интересы науки были превыше национальных.

— Должно быть, хранится у придворного имперского чародея, — ответил за Детлаффа Регис.

— У мастера Риннельдора? — вздохнула Лита и, переступая через себя, заметила, — тогда стоит к нему обратиться. Спасение Империи — в его интересах. Он Знающий — и должен знать о старых эльфских проклятьях.

В иных обстоятельствах Лита ни за что не пошла бы за помощью к верному советнику отца — тот, сохраняя приличную мину, презирал не только магию, которой пользовались человеческие чародейки, но и лично дочь своего господина. Вместе с многими в окружении Эмгыра, Риннельдор считал ее предательницей за то лишь, что она проходила обучение у реданской ведьмы и служила реданскому королю.

— Не думаю, что это хорошая идея, — неожиданно возразил Регис, Лита посмотрела на него пристальней, и вампир пояснил со вздохом: — Яссэ был учеником Риннельдора, и, боюсь, их связывало нечто большее, чем память о прошлых годах. На каждом суде, перед которым представал Яссэ, Риннельдор отстаивал его интересы, даже когда все аргументы были против его ученика. Едва ли он делал это осознанно, но чары, спасавшие Яссэ от справедливого возмездия, все еще могут действовать на мастера даже после смерти его подопечного.