— «И как вы убиваете меня», — сбивчиво перевела она, морща лоб, — «так отцы убьют дочерей, и огонь поглотит…» — чародейка запнулась, — последнего слова я не знаю, — призналась она. — Любопытно.
— Ты сможешь снять это проклятье? — спросил Вернон, сглатывая липкий ком дурноты. Лита развела руками.
— Не узнаю, пока не попробую, — независимо ответила она.
========== Спасение утопающих ==========
Разговаривать с Детлаффом было все равно, что общаться с собственным внутренним голосом. Лита никогда не держала от верного спутника секретов — тем более, что рассказать о них ему было равносильно тому, если бы она поведала обо всем мраморной статуе — с той лишь разницей, что Детлафф отвечал и зачастую помогал Лите взглянуть на сложную ситуацию с иной точки зрения. Сколько себя помнила, чародейка всегда жила с осознанием — стоило ей обратиться к нему, он непременно оказывался рядом, и его глубокий мягкий, всегда немного задумчивый голос звучал рядом — или прямо у девушки в голове. Поначалу Детлафф был лишь слушателем, но с годами превратился в настоящего собеседника, и мало-помалу, капля за каплей начал посвящать и Литу в собственные мысли и измышления.
Он рассказывал о своих мытарствах в чуждом мире, о том, как в поисках родственной души метался от одного неверного выбора к другому, пока не встретил Региса — и Лита, пусть сперва нехотя, но следуя стремлению сердца своего друга, приняла и Эмиеля в их маленькую стаю. Если Детлафф почти всегда был с нею согласен, почти никогда не возражал и поддерживал во всех, даже самых авантюрных начинаниях, Регис спорил с Литой постоянно. Убедить его в чем-то оказывалось равносильно победе в сложной игре, в которой правила менялись с каждым новым ходом противника. Но так — застыв между двумя противоположностями — Лита научилась балансировать на краю собственного безрассудства и необходимо верных поступков. Регис, в своей отстраненно ласковой, но почти бездушной поначалу манере, старался привить ей понятия морали и этики, а девушка в свою очередь указывала ему на то, что многие из этих понятий были непонятны и необъяснимы для самого Эмиеля. И в этом танце взаимных неразрешимых противоречий они искали ритм и па, подходящие им обоим. Регис воспитывал Литу, учил обходить подводные камни, а она — показывала ему, что некоторые из этих камней стоило вытащить из реки жизни и хорошенько рассмотреть — а ну как они окажутся золотыми слитками.
В одном Регис и Детлафф никогда не знали противоречий, когда дело касалось Литы — оба они готовы были защищать юную чародейку ценой собственной жизни, и, пусть девушка догадывалась, что виной тому изначально было какое-то неведомое проклятье, связавшее их троих прочными узами, теперь никто из вовлеченных не желал, чтобы оно было снято. Детлафф говорил об этом прямо — а Регис подтверждал своими поступками.
Лита не любила правил и обязательств. Она родилась и провела первые годы жизни, почти не зная запретов и ограничений. Для своих родителей девушка была сокровищем, подарком судьбы, а дареным коням в зубы не смотрят. И, покинув отчий дом, ступив в жизнь, которая вся насквозь состояла из гласных и негласных законов, Лита научилась не просто обходить их, но подстраивать правила под себя. Если игра казалась ей слишком скучной, как ненавистные шахматы, она просто начинала двигать фигуры по-своему. Регис — впитавший правила человеческого мира куда лучше, чем Детлафф — утверждал, что такая тактика оставалась эффективной из чистого везения, но Лита знала — «не по уставу» редко оказывалось равносильно «неверно». И чаще всего Эмиель вынужден был признавать ее правоту.
— Он действительно оказался жив? — спросил Детлафф, когда чародейка вышла из шипящего круга портала прямо в собственную спальню. Вампир стоял у окна, спиной к свету, и за время отсутствия Литы, казалось, не двинулся с места. Девушка бросила на него раздраженный взгляд и передернула плечами.
— Только не говори, что ты был не в курсе, — ядовито заметила она, и Детлафф едва заметно пожал плечами.
— Я, конечно, могу читать мысли Региса, но некоторые тома этой библиотеки мне совершенно неинтересны, — ответил он.
Лита усмехнулась, но потом снова напряженно нахмурилась. Она прошлась по комнате и остановилась в паре шагов от спутника — так, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза.
— Да, оказалось, что Фергус жив и полтора десятка лет слонялся где-то вместе со своим приятелем-эльфом. — вздохнула она, — но, похоже, это теперь продлится недолго — мой дорогой братец схлопотал посмертное проклятье от одного колдуна — такого же могущественного, как и мертвого.
— Как печально, — равнодушно откликнулся Детлафф.
— Ничего не печально, — отмахнулась Лита, — если бы этого не сделали до меня, я сама бы его прокляла. Превратила бы в ежа и выпустила в лес — как в нашей семье принято.
Вампир едва заметно усмехнулся, а чародейка задумчиво сдвинула брови.
— Судьба Фергуса меня не слишком беспокоит — этому проныре всегда везло, он и из этой передряги выкарабкается, будь уверен, — заявила она, — тем более, что за него радеет столько людей, сколько мне и не снилось. Но вот само проклятье… Я никогда не сталкивалась с подобной сигнатурой — и в книгах ни о чем подобном не читала. Похоже, тот колдун был большим выдумщиком и вообще не опирался на базовые законы магии. Если бы можно было…
— Не стоит об этом думать, — из теней в дальнем углу спальни выступил Регис. Он привычно слегка улыбался, и Лита послала ему раздраженный взгляд.
— Давно ты там подслушиваешь? — осведомилась она.
— Я никуда и не уходил от тебя, — ответил он, — хотел убедиться, что ты не натворишь глупостей и напомнить тебе о твоем обещании.
Лита возвела глаза к потолку. О том, что вечером ей предстояло отправиться домой и встретиться с отцом, сама она, конечно, не забыла, но по мере приближения урочного часа задача эта не становилась проще. Самой себе чародейка боялась признаться, что, явившись к постели умирающего, она не увидит в его глазах узнавания — ее отца в дряхлой истлевающей оболочке больше почти не оставалась, и эта пустота оказывалась страшней, чем любые мрачные известия о здоровье Эмгыра. Лита часто имела дело со смертью, не страшилась ее, и легко могла отдать приказ умертвить неугодного, а теперь и сама научилась приводить приговор в исполнение. Но то был совсем иной лик смерти — незнакомый и почти безынтересный. Чародейка свыклась и даже почти сдружилась с ним — но облик невосполнимой утраты был все еще неведом ей — и пугал до слез.
— Я помню, — она повернулась к Регису и сделала несколько коротких шагов к нему, — но пара часов ничего не изменит. Но, Эмиель, лучше скажи мне — ты был знаком с этим Яссэ, раз так испугался, когда я заговорила о его секретах?
Регис медленно покачал головой, но Лита заметила, как его обычно приветливое лицо застыло, становясь непроницаемым.
— Не имел удовольствия, — ответил он сдержанно, — но слышал о нем достаточно, чтобы понимать — кому-то с твоей… жаждой знаний не стоит лезть в это дело. Магия Огня, которой он посвятил жизнь, достаточно опасна сама по себе, а в руках того чародея она из смертельного оружия, порабощающего волю, превратилась в нечто такое, о чем и думать не следует.
— Если ты хотел разжечь ее любопытство, — с еще одной короткой усмешкой заметил Детлафф, не двинувшись с места, — ты своего добился, Регис.
— Тебе ли не знать, мой друг, — холодно отозвался Эмиель, — к чему может привести погружение в запретное искусство кого-то, вроде нашей Литы.
Юная чародейка гордо вскинула подбородок и перевела взор с одного вампира на другого.
— Какой же ты лицемер, Регис, — наконец заявила она, подходя к Эмиелю еще ближе. Тот остался стоять на месте, но плечи его заметно напряглись, точно он был готов обороняться, — рассуждаешь о запретном знании и о том, во что оно может превратиться в моих руках — а сам никогда не чурался сомнительных методов. Сколько лет мой отец был твоей подопытной крысой? И не надо утверждать, что ты лишь поддерживал в нем жизнь — я знаю тебя слишком давно, чтобы не поверить в это ни на минуту.
