Удивленно моргнув, Фергус перехватил его взгляд — такая простая мысль отчего-то просто не пришла ему в голову. Бывший Император, прежде пользовавшийся мегаскопом буквально каждый день, имевший в своем распоряжении целый кабинет, в котором одновременно можно было общаться с десятком человек с разных концов Континента, прожив четырнадцать лет вдали от благ цивилизации, похоже, просто забыл, что сообщения могли доставлять не только почтовые корабли или друидовы вороны. Может быть, для матушки, когда она писала свое короткое письмо, такое решение тоже представлялось очевидным, и потому она не предложила никаких иных способов для далекого путешествия.
Герда вернулась в светлицу, разложила перед Ианом и Фергусом несколько тяжелых меховых тулупов, огромную шаль из овечьей шерсти, в которую супруги могли замотаться вдвоем, кожаные рукавицы на меху и даже две пары совершенно новых валянных сапог, в которых островитяне расхаживали всю зиму. Добрая хозяйка, должно быть, до сих пор считала, что Гуус и Иоанна, пусть и стали для них почти родными, все еще остались чужаками, неспособными пережить суровые скеллигские морозы. Пусть они оба и встретили уже полтора десятка зим с этими людьми, хозяева все еще проявляли к ним немного снисходительное гостеприимство.
Когда Иан поднялся из-за стола, Герда сама принялась обряжать его в самые теплые одеяния из принесенной кучи. Шаль, конечно, досталась супруге — жена ярла почти спеленала эльфа в нее, приговаривая, что «миленькой» главным было ничего себе не застудить, а уж о том, чтобы ребеночек появился, Модрон Фрейя позаботится. Будущему отцу же досталась тяжелая овечья шуба, шапка, тут же прилепившая уши к голове и сползшая ниже бровей, и пара высоких сапог, в которых колени почти не гнулись, и шагать приходилось, переставляя ноги по-гусиному. Фергус про себя усмехнулся — именно за подобный наряд много лет назад в снежном Туссенте ныне покойная старшая сестра прозвала его Гусем.
— Спасибо, Герда, — Иан кивнул женщине, как верному оруженосцу, только что облачившему своего господина в парадный доспех, — если родится девочка, непременно назовем ее в твою честь.
— И если мальчик — тоже, — расщедрился Гусик.
Герда отмахнулась, смеясь, но Фергус заметил, как, увлажнившись, вдруг заблестели ее глаза. Единственный сын ярла пару лет назад умер от горячки, от которой Иоанна не смогла его вылечить. Но добрая женщина не держала на знахарку зла — и давать ей подобные невыполнимые обещания, как неожиданно понял Гусик, было довольно жестоко.
— Ступайте, лодки уже у пристани, — подтолкнула их к выходу женщина, — и да хранит вас Фрейя от всякого зла.
Когда маленькая флотилия под предводительством ярла Хольгера отходила от пристани, небо было прозрачным и ясным, но через час спокойного плавания над головами путешественников сгустились тучи и зарядил крупный влажный снег. Поднялся ветер, и лодку, в которой сидели Иан и Фергус, начало кренить и раскачивать из стороны в сторону. Думая о том, что прекращение судоходства на зиму — это просто блестящая идея, Гусик отчаянно боролся с дурнотой. Он с самого детства не доверял кораблям, часто мучился морской болезнью, а за последние годы и вовсе не выбирался никуда, дальше соседних островов — да и то летом, когда море обычно бывало гладким, как отрез офирского шелка. Сейчас же, когда очередная волна, набежав, мотнула хлипкое суденышко, Фергус не выдержал, перегнулся через невысокий борт и принес в жертву морским богам все, чем Герда потчевала их на завтрак. Ярл, сидевший у румпеля, взглянув на его страдания, лишь усмехнулся.
Иан был рядом. Он гладил Фергуса по спине, когда тот общался с рыбами в морской глубине, а потом протянул ему флягу с теплым травяным отваром. В глазах ярловой дружины отважная Иоанна, не боявшаяся ни бури, ни качки, сейчас, должно быть, заслуживала настоящее почтение, заботясь о непутевом муже. Гусик и раньше по-хорошему завидовал тому, как гармонично эльф вписался в общество суровых островитян — словно прожил с ними всю жизнь и не знал иных обычаев, кроме местных. Стоило, наверно, предложить Иану остаться дома, а не делить с Гусиком скорбное и опасное путешествие. Но отступать было поздно.
В порт Каэр Трольде прибыли, когда уже смеркалось. Сгорая со стыда, Фергус принял помощь Иана, чтобы выбраться из лодки — ноги плохо его слушались, а твердая земля под ними все еще ходила ходуном. Опустевший желудок ныл, а во рту стоял неприятный кислый привкус, несмотря на живительный отвар из фляги супруга.
— Сегодня отправляться к дубу Гединейт уже поздно, — авторитетно заявил ярл, окинув взглядом жалкое зрелище, которое представлял из себя Фергус. Он, конечно, знал, куда супруги направлялись — и знал, зачем. А сейчас, должно быть, подумал, что боги жестоко ошиблись, наградив Иоанну таким бесполезным супругом, а их будущих детей — таким нелепым отцом. — Идемте с нами, переночуете в королевском чертоге.
Иан с готовностью кивнул — похоже, именно на это он и рассчитывал с самого начала. В широкой расщелине между двух высоких скалистых хребтов к северу от порта располагалась настоящая гордость властителей Каэр Трольде — большой подъемный механизм, верно служивший уже не один десяток лет. Фергус не стал говорить, что предпочел бы подняться в чертоги обычным путем — по каменистой тропе, а потом по крытому надежному мосту — лифту многолетней давности он доверял ничуть не больше, чем утлой лодочке, доставившей их в порт. Но позора для одного дня он натерпелся достаточно, а потому, сжав зубы и впившись в руку Иана до хруста, стараясь не смотреть вниз и игнорировать то, как ветер раскачивал тяжелую кабину, Фергус начал свой путь наверх. Механизм лифта скрипел и постанывал. В пространство открытого всем штормам ящика набилась сразу вся дружина ярла, включая его самого, и Гусик готов был молиться Фрейе, Великому Солнцу, Хозяйкам Леса и Дане Меабдх, лишь бы подъем поскорее закончился.
— Посмотри, — шепнул Иан с неуместным и пугающим восторгом прямо ему в ухо, — отсюда видно маяк!
Фергус попытался открыть глаза и поглядеть туда, куда он указывал, но кабину снова качнуло, и к горлу метнулся едкий липкий ком, хотя в желудке уже совсем ничего не оставалось.
Гусик боялся, что из кабины лифта его пришлось бы буквально выносить на руках, но, собрав остатки мужества, он сам сделал шаг, почти не взглянув в зазор между кабиной и твердым каменным полом, в котором открывалась бездонная бездна и поблескивали морские волны. Подошедший к ним ярл крепко хлопнул Гусика по плечу.
— Ну, скажи, — гордо вопросил он, — на Большой Земле поди не умеют так строить? Я этой махины раньше боялся, как заяц накера — а потом ничего, пообвыкся.
— Потрясающе, — выдавил Гусик, быстро сглотнув, — в Аэдирне о таким и не слышали.
Королева Керис ожидала гостей в Пиршественном зале. Тут были накрыты длинные столы — похоже, добрая властительница, не считаясь с расходами, решила показать «дикарям с Фаро», что такое — настоящее гостеприимство Ан Крайтов. Сама правительница сидела во главе одного из столов в высоком резном кресле, и поднялась навстречу ярлу, когда тот, подойдя, почтительно ей поклонился.
Годы были милостивы к королеве Керис. Фергус знал, что она была почти ровесницей Цириллы, и уже давно разменяла шестой десяток. Но прямую крепкую фигуру правительницы прожитые годы не согнули, густые рыжие волосы были едва тронуты серебром седины, а лицо, искаженное несколькими глубокими шрамами, осталось в остальном чистым и свежим. По обе руки от королевы устроились ее пока незамужние дочери — по две с каждой стороны. Все девушки, пусть и были родными сестрами, разительно отличались друг от друга и лицами, и фигурами. Самая старшая, сидевшая ближе всех к матери — имела круглое улыбчивое лицо, пышную, не знавшую изнурительных военных тренировок, фигуру, точно созданную для того, чтобы вынашивать и рожать детей. Через полное плечо Боргунны была переброшена толстая антрацитово-черная коса, а голову венчал тонкий золотой обруч — Гусик готов был спорить, что отцом юной барышни был один из его бывших подданных. Именно к этой принцессе, насколько знал Фергус, и приехал свататься один из воинов дружины ярла Хольгера. У парня не было родного отца, и ярл исполнял его роль перед матерью будущей невесты.