Постояв немного под вновь зарядившим снегом, порядком замерзнув, Иорвет поплелся обратно в замок. За обедом, который все же состоялся через некоторое время, и на который Ее Величество соизволила остаться, ему кусок не лез в горло, и эльф ловил на себе тревожные взгляды Вернона. Тот, похоже, решил, что супруг и впрямь заболевал. Это было не таким уж редким явлением, но каждую незначительную простуду супруга человек переживал, почти как вспышку чумы — помнил, должно быть, как много лет назад Иорвет сказал ему, что то были признаки приближающейся старости. Таким же признаком могло быть и непрошенное видение, а, значит, Вернону о нем знать пока было необязательно.
К вечеру, когда Лея засобиралась домой, и так слишком засидевшаяся в гостях и втайне боявшаяся не застать любимого деда живым, в замок вернулся Айра. К радости Вернона, волновавшегося об условной секретности визита Леи, сын не притащил с собой ораву галдящих мальчишек, а Иорвет же напротив сейчас предпочел бы оказаться среди крикливых, шумных и самых обычных детей, чье присутствие не позволило бы его наваждению повториться.
В компании Айры ледяная Императрица Изюминка обычно страшно смущалась — в любой другой день наблюдать за этим было очень забавно, и Иорвет готов был спорить, что, прознай грозный Эмгыр о юношеской слабости своей внучки к юному эльфу-баронету, удар хватил бы его гораздо раньше. Легкий нрав, привычка не следить за своими словами и громкостью голоса, бесконечные шуточки и широкая улыбка Айры завораживали привыкшую к дворцовому этикету Лею. Мальчишка же, невзирая на высокий статус гостьи, совершенно не обращал на нее внимания, чем, должно быть, будоражил девичье воображение еще больше. Но этим вечером Изюминка едва поздоровалась с раскрасневшимся с мороза юношей, получила от него приветливую улыбку и кивок и поспешила отбыть восвояси.
Весь остаток вечера Айра рассказывал родителям о том, как вместе с мальчишками они сперва прыгали через костер, а потом затеяли игру «в короля Радовида». Вернон не одобрял этого развлечения, а Иорвет тихо посмеивался, видя странную иронию в том, что его сын-эльф чаще всего выполнял в забаве ведущую роль короля-убийцы нелюдей. Для мальчишек, родившихся при правлении доброго монарха Виктора, не знавших ни войны, ни гонений, ни голода, ни страха, это было невинным увеселением — они наряжали соломенные чучела в старые платья своих матерей и сжигали их на костре, вынося страшные вердикты, обвинив «проклятых ведьм» в чуме, войне и всех прочих бедах человечества. Вернон хотел уберечь от варварской игры хотя бы Людвига, когда тот приезжал погостить, но ни Ани, ни Виктор не видели в забаве ничего страшного. Того, над чем можно было посмеяться, не оставалось смысла бояться.
Спать отправились рано. Айра — совершенно вымотанный целым днем на свежем морозном воздухе — начал засыпать на полуслове. Он пожелал обоим родителям доброй ночи и отправился в свою комнату без лишних споров. Оставшись с Иорветом наедине, Вернон придирчиво пощупал ладонью его лоб, убедился, что жара у супруга не было, и лишь после этого с облегчением улыбнулся.
— Посидим немного? — предложил он, но эльф покачал головой. Он не чувствовал особой усталости, но вести разговоры, которые непременно свелись бы к скорой кончине Эмгыра, совершенно не хотел. Вернон покладисто кивнул, и вместе они отправились в спальню.
Ава раскусила их еще в первый год жизни Айры. Тяжелая беременность раньше туманила ее взор и притупляла проницательность, но, разрешившись от бремени и еще не погрузившись в пучину смертельной слабости, она заметила все взгляды и жесты, которыми супруги обменились, думая, что девушка на них не смотрит. Искренне считавшая Иорвета отцом своего ребенка, Ава никогда не ждала от него проявления каких-то особенных чувств. Эльф был нежен с ней, но так, как бывают нежны любящие братья, и подозревал даже, что из них двоих эльфка скорее бы влюбилась в Вернона, в чем ее можно было понять. Но, спросив у супругов, связывало ли их что-то, кроме крепкой дружбы, и получив честный ответ, Ава совсем не была шокирована или расстроена. Три года до своей смерти она прожила с ними, как еще один ребенок в крепкой семье, окруженная заботой и вниманием. Ни перед ней, ни перед Айрой супруги своих чувств больше не скрывали.
Улегшись в постель, Иорвет ждал, что они с Верноном, как обычно, первый час потратят на ласки — и даже жаждал этого, чтобы отвлечься, забыть о минувшем дне. Но человека, похоже, так впечатлил разговор с несчастной внучкой, что настроения на близость у него не осталось. Поцеловав Иорвета, еще раз убедившись, что он не погружается в горячку, Вернон заснул за считанные минуты. Прижавшись к его теплому боку, Иорвет попытался последовать его примеру. Мерно тикали большие антикварные часы в углу спальни — добыча с последнего аукциона Борсоди. За окнами шелестел снег, потрескивали, догорая, дрова в камине, и очень скоро эльф почувствовал, как сон тяжелым одеялом начал окутывать его.
Он проснулся от странного холодного дуновения на своем лбу. Не открывая глаза, поморщился — должно быть, Вернон пробудился среди ночи, чтобы проверить, нет ли у супруга температуры — ему бы еще парочку младенцев, чтобы не душил взрослого самостоятельного эльфа своей заботой… Но, прислушавшись, Иорвет услышал мерный негромкий храп человека рядом с собой — звук, без которого ночи казались пустыми и холодными даже в разгар лета.
Медленно, как утренний мороз вползает в незакрытую дверь, тело эльфа сковал необъяснимый страх. Он попытался зажмуриться, не видеть ничего, надеясь переупрямить неведомый ужас, не желая сталкиваться с ним лицом к лицу. Но над самым его ухом вдруг раздался протяжный тихий вздох, перешедший в стон.
Иорвет вздрогнул и открыл глаз. Прямо над ним, чуть припорошенная белым крошевом снега, стояла Ава — такая же, какой он видел ее в день рождения Айры. Ее лицо, прозрачно бледное, почти неподвижное, должна была вот-вот исказить гримаса боли — так же, как было тогда. Из-под низко нависавшего капюшона глаз девушки было не разглядеть, но Иорвет знал, что густая тень скрывала черные пустые провалы, которые он сегодня уже видел.
Преодолевая ледяной паралич, эльф сел, не сводя с девушки взгляда.
— Что тебе нужно? — спросил он шепотом, хотя Вернон, похоже, и так ничего не слышал, — ты упокоилась, мы простились с тобой, как полагается.
Фигура девушки чуть дрогнула. По бледному призрачному лицу проскользнула тень улыбки, которой там было не место. Она чуть повела головой, развернулась и растворилась в воздухе.
Толковать этот жест как-то двояко было невозможно — Ава звала Иорвета за собой, и он был бы полным кретином, если бы последовал за ней.
Эльф спустил ноги с постели — их тут же облизнул ледяной сквозняк. Кто-то не закрыл окно, а дрова в камине давно прогорели. Иорвет медленно поднялся. В комнате было совершенно тихо — замолкло даже шумное дыхание Вернона, даже верный механизм часов замер. Он сделал один-единственный шаг, и тут же оказался в коридоре, по ту сторону двери в спальню.
Ава ждала его, откинув капюшон с головы. Прежде ярко-рыжие, как осенняя листва, а теперь словно подернутые белесой изморозью волосы рассыпались по узким плечам. Она улыбалась и манила эльфа за собой рукой. Иорвет помедлил. Лежавший перед ним коридор был так хорошо ему знаком, что он мог бы пройти по нему с закрытым глазом, ни разу не наткнувшись на стену или колонну. Но теперь галерея уходила в бесконечность, темная и узкая, точно обступавшая его, как стены ловушки. Девушка ступала легко, держалась очень прямо, хотя реальная Ава много лет назад на таком сроке вовсе почти не могла передвигаться без поддержки. Иорвет еще помедлил, стараясь велеть своим ногам не двигаться с места, но они сами понесли его вперед, словно кто-то подталкивал эльфа в спину.
Следом за своей призрачной безмолвной провожатой Иорвет проскользил по галерее, потом вниз по парадной лестнице в главный зал — Ава провела его мимо своего портрета, но не задержалась перед ним. Эльф попытался поймать взгляд девушки с картины — тот самый, знакомый, печальный добрый взор, который бывает только у тех, кто смирился с неминуемой смертью. Но тень от занавесей на окне падала на портрет так, что не давала разглядеть нарисованного лица.
