— Мне нравится этот, — вдруг раздался в нескольких шагах от него приглушенный голос Зяблика.

Риэр открыл глаза и повернулся на звук. Юлиан стоял у дальней стены, где на двух держателях, ввинченных в стену, покоился длинный мягко поблескивавший клинок с тонкой вязью рун на лезвии. Навершие рукояти было совсем простым, она заканчивалась аккуратно выточенной закрытой сосновой шишкой, и от нее вниз до самой гарды струились ровные золотые прожилки.

— Губа не дура, — хмыкнул из-за спин юношей Лето, подошедший ближе, — этот меч, насколько я знаю, выковал один из последних кузнецов Каэр Морхена в год, когда мужичье взяло крепость штурмом. Им так никто и не воспользовался. Так что, считай, что он все эти годы ждал именно тебя.

Риэр удивленно посмотрел на ведьмака — тот говорил совершенно ровно, без издевки или обычной усмешки, точно вкладывал в свои слова именно тот смысл, который услышал юноша. Очень аккуратно принц снял клинок с держателей, взвесил его на руке — в ладонь оружие легло охотно и точно, словно и впрямь дожидалось юного ведьмака.

— У него есть имя? — спросил Риэр отчего-то вдруг охрипшим голосом. Лето пожал плечами. Принц поднял меч, любуясь тем, как отблеск факельного пламени пробежался по вдруг сильнее замерцавшим рунам, — я назову его Зябликом, — юноша покосился на улыбающегося спутника, — если ты не против, конечно. Это ведь ты его нашел.

— Вот вроде имперский сынок, а ничего, оригинальней животных названий, придумать не можешь, — фыркнул Лето.

— Я не против, — решительно перебил его Юлиан, и Риэр твердо кивнул.

К могиле Весемира решено было отправиться на закате. К тому времени оба юноши успели немного отдохнуть, и из ворот замка все трое выезжали на посвежевших конях, которым новое место обитания после опасностей каэдвенской чащи, похоже, пришлось очень по вкусу.

Небо за границей горной гряды пламенело золотом и багрянцем. Ехали не слишком быстро, но и не задерживаясь — в горах быстро темнело, а Риэр хотел закончить свое дело до наступления ночи. Лето молчал и не смотрел на спутников, и те тоже не нарушали внезапно торжественной тишины.

Они преодолели небольшой подъем, углубились в лес, и наконец выехали к подножию невысокой заснеженной горки. Здесь, у самого спуска, по кромке, из белого наста поднимались в ряд несколько холмиков, и Лето, спешившись, прошелся мимо них, как генерал вдоль выстроенных солдат. Риэр, наблюдая за ним, быстро догадался, что именно было скрыто под снежным покрывалом.

— Они все — здесь? — тихо спросил он, спрыгнув с седла и придержав Зайца под уздцы. Лето, не оборачиваясь, кивнул.

Риэру стыдно было признаться, но, узнав, что хозяин крепости разводил вокруг нее стаи утопцев и водных баб, он отчего-то решил, что «подкормкой» для его «курочек» служили именно останки отбракованных мальчиков. И теперь, глядя на ровный ряд маленьких могил, юноше страшно захотелось извиниться за свое невысказанное предположение.

Лето не стал очищать надгробия своих покойных подопечных, казалось, просто пересчитал их, убедившись, что все на месте. Остановился у самого крайнего и, не оборачиваясь, к Риэру, кивнул на холм.

— Старик покоится на вершине, — сообщил он.

Риэр подождал, пока Зяблик спешился, и вместе, рука в руке, они медленно поднялись на холм, не оглядываясь. Из-под ровного снежного слоя поднимался высокий серый камень, верхушку которого не успела замести метель, и, остановившись перед ним, принц быстро счистил наледь, надеясь прочесть на надгробии какие-то слова. Но камень был почти нетронутым, только у самого основания чья-то сильная рука нацарапала грубую, но вполне узнаваемую оскалившуюся волчью морду. Риэр не знал, было ли это творением самого Лето, или кого-то из учеников Весемира, но, присев на корточки, он осторожно коснулся глубоких царапин.

О жизни покоившегося здесь старого ведьмака юноша знал очень мало — Ламберт вообще ничего о нем не рассказывал, а Геральт, поддаваясь течению своих историй, припоминал в основном забавные анекдоты или отрывочные подробности собственного обучения, нагоняи, которые получал от Весемира, его первые похвалы и последние напутствия. Но, сидя у могилы, Риэр вдруг странным образом почувствовал, что он сам много раз видел доброе морщинистое лицо, слышал хрипловатый от крика голос, ощущал прикосновения его обучающих рук и резкие затрещины. Память о Весемире жила в Ламберте и том, как он наставлял своего единственного ученика, хранилась в его жестах и приемах, хотя сам ведьмак и не облекал эти воспоминания в слова. И через него Риэр вдруг почувствовал связь с давно павшим стариком, и со всем этим местом, бывшим ему домом много лет.

— Здравствуйте, — немного растерянно обронил принц — слова не шли на ум, он понятия не имел, как произносить надгробные речи, и что вообще дух старого ведьмака мог хотеть услышать от него — незнакомого юноши, воспитанного и взращённого, благодаря его умениям, жившим в его ученике. — Я принес ваш меч. И привет от Ламберта.

Риэр осторожно, как хрупкий хрустальный жезл, извлек меч из ножен. Встал на ноги и застыл, все еще не решаясь опустить его на могилу, чувствуя, что сказал недостаточно.

— В пылу войны, в урочный час, он принял смертный бой —

Отважный Волк, один за всех, он умер, как герой.

Отринув страх, ступив во мглу, сразившись, победил —

И средь родных знакомых гор, навеки он почил. — голос Зяблика звучал неуверенно и тихо, но Риэр ощутил, как каждое его слово, явно не выверенное и не подогнанное друг под друга, простой и искренний порыв, отзывалось в его сердце волнительной дрожью. Это были самые верные, самые пронзительные строки, которые только можно было вообразить в этот момент, и принц с благодарностью посмотрел на спутника. Тот стоял, понурив плечи, глядя на серый надгробный камень, точно разговаривал даже не сам с собой, а с тем, кто покоился под ним. Риэр больше не медлил. Он аккуратно прислонил клинок к надгробию, отступил на шаг и сжал ладонь Юлиана в своей.

— Спи спокойно, Старый Волк, — произнес он негромко, — и знай, что дело твое живет. Я обещаю, что постараюсь стать достойным твоей памяти. Прощай.

В замок возвращались уже в полной темноте. Риэр сам устроил коней на ночь и, войдя в каминный зал, обнаружил Зяблика, соображавшего ужин из остатков обеда. Лето сидел в отдаленном углу комнаты, неспешно водил оселком по лезвию своего меча и на юношу даже не взглянул.

— Здесь есть колодец? — спросил принц, подойдя к ведьмаку ближе, — я натаскаю воды, чтобы мы все могли умыться перед сном. А завтра мы с Зябликом отправимся искать убежище колдуна.

Он услышал, как посуда неловко звякнула в руках Юлиана за его спиной, а Лето поднял на юношу спокойный взгляд.

— Долина большая, — сообщил он, — я живу здесь почти тридцать пять лет, но никаких убежищ не находил. Хочешь прогуляться по окрестностям — пожалуйста. Но учти, что курочки мои зимой становятся особенно голодными.

Риэр передернул плечами — о будущих встречах с питомцами Лето думать ему пока совершенно не хотелось. Он собирался уточнить у него, где именно располагались гнезда утопцев и особенно — жилище вилохвостов, чтобы обойти эти достопримечательности десятой дорогой, но утром, когда рассветет, и предстоящий путь не будет казаться таким страшным.

— Ты не пойдешь с нами? — спросил он у ведьмака, — ты прав — долина большая, а ты знаешь ее гораздо лучше, чем мы.

— Вот еще, — фыркнул Лето, — мне, по-твоему, заняться больше нечем?

— А чем ты собираешься заниматься? — подал голос Зяблик, — уборкой? Мальчика-то Риэр у тебя забрал.

Ведьмак хмыкнул и отложил оселок.

— Ебал я в рот чародеев и их дела, — ответил он жестко, — если вам неймется влезть в них — дело ваше, а мне моя голова еще дорога.

— Значит, ты трусишь, — Зяблик отложил миски, которые до этого держал в руках, и подошел к Риэру. Расхрабрившись, Юлиан явно решил поиграть с огнем, словно решив, что, раз уж Лето не прикончил их до сих пор, то не сделает этого вовсе. — Большой страшный ведьмак испугался мертвого чародея — ну дела. Пожалуй, сочиню песню об этом — Великан Лето и его крохотные яички!