Фергус слушал дочь очень внимательно, кивал и соглашался, когда считал ее правой, но не стеснялся возражать, когда рассуждения ее заходили в тупик, и за эту пару недель взгляд Леи не изменился, конечно, кардинально, но думать о Темерии и ее отделении юная Императрица теперь могла спокойней и рассудительней. И Гусик надеялся, что дочь нащупала наконец верный путь и готова была пойти по нему, хоть до окончательного решения было еще далеко.

— Но я ведь могу приходить и просто так, — заметила Лея, — дедушка знает, что я сбегаю из дворца к тебе, и не возражает. Разве что…- она выпрямилась и пристально взглянула Фергусу в глаза, — разве что ты сам не захочешь меня больше видеть.

Фергус выдержал ее взгляд и покачал головой.

— Кокетство тебе не слишком к лицу, Изюминка, — заметил он с улыбкой, — но, если хочешь, скажу без обиняков — той пары часов, что мы были вместе, мне мало. Будь моя воля, я проводил бы с тобой целые дни.

Лея просияла, точно и впрямь сомневалась в его ответе и услышала ровно то, на что надеялась. Она поцеловала Фергуса в щеку и снова посмотрела на портрет.

— Ты и впрямь мастер делать подарки, — сказала она немного задумчиво, — завтра ведь у меня день рождения — ты специально все так подгадал, чтобы преподнести мне картину в дар?

Фергус тихо рассмеялся.

— Хотел бы я быть таким умным, — ответил он, — но, соглашусь, все очень удачно совпало. Я нанесу закрепитель, портрет высохнет, и, если хочешь, можно завернуть его в яркую ткань, и завтра тебе торжественно преподнесут его в дар от анонимного доброжелателя. Я попрошу маму все устроить.

На лице Леи вдруг появилось странное хитроватое выражение. Она склонила голову к плечу и задумчиво вздохнула.

— Я надеялась, ты сам сможешь преподнести его мне, — сказала она тоном, не терпящим возражений. Но Гусик все же возразил:

— Как ты себе это представляешь? Едва ли завтра тебя отпустят из дворца. Вхождение Императрицы в возраст — дело серьезное, уж я-то знаю.

— Сегодня вечером императорский гонец доставит официальное приглашение барону Кимбольту и его семейству, — гордо подняв голову, ответила Лея, — дедушка, конечно, откажется — завтра ведь еще и день рождения Айры. Но вот у мастера Хиггса, партнера госпожи вар Эмрейс, поводов не принять собственное приглашение не найдется. Если, конечно, он не желает оскорбить своим отказом Ее Величество.

Гусик растерянно моргнул.

— Лея, это глупо, — заявил он.

Девушка хотела уже твердо возразить, но от двери библиотеки раздался чуть насмешливый бодрый голос:

— Ты назвал свою Императрицу глупой?

Иан, проникший в комнату совершенно беззвучно, быстро прошествовал от двери к Фергусу и Лее, и на лице его цвела озорная улыбка. Гусик недовольно посмотрел на супруга. Тот и раньше время от времени врывался в импровизированную мастерскую без стука — обычно, если художник засиживался за работой дольше двух часов — но на этот раз эльф, похоже, еще и подслушал часть их разговора. В груди Гусика шевельнулось нехорошее и уже весьма знакомое чувство — темное раздражение, которое могло за считанные минуты перерасти в ослепляющий гнев. Проклятье прогрессировало медленно, и вспышки, хоть и случались, но не оборачивались теми же страшными последствиями, что в первый раз. И обычно Иан избегал играть с огнем. Но сегодня, похоже, он не смог удержаться. Фергус медленно выдохнул, уговаривая зверя внутри себя заснуть обратно, не вмешиваться во, в сущности, невинную беседу.

— Я не могу отправиться на бал в Императорский дворец, — терпеливо произнес Гусик, словно это требовало каких-то пояснений, — меня могут узнать.

— Цинтрийская знать много лет не узнавала твоего отца, здороваясь с ним на приемах, хотя он всего-то сбрил бороду и переоделся, — возразил Иан. Он остановился за спиной Фергуса и с любопытством посмотрел на готовую картину, но комментировать ее не стал, — я помню, как мой отец однажды рассказывал на одной из своих лекций про эксперимент с курицей.

— Курицей? — удивленно переспросила Лея, глянув на ехидно улыбавшегося эльфа.

— Оксенфуртские ученые однажды провели эксперимент — привели несколько людей из самой глухой реданской деревни и целый час показывали им картины с самыми экзотическими тварями Континента и батальными сценами, рыцарями там всякими, драконами и королем Радовидом. И в конце спросили — что из показанного запомнилось людям больше всего. Знаете, что они ответили?

— Что? — одновременно спросили Лея и Гусик.

— Курица, — гордо, как самую удачную в своей жизни шутку обронил Иан, — оказалось, что на некоторых картинах присутствовала обычная пеструшка — и люди, не знавшие, как уложить в своих головах всех этих героев и монстров, обратили внимание на то, что было им привычно. На курицу.

— Занимательно, — похвалил Гусик, — к чему ты это рассказал?

— К тому, мой золотой дракон в курятнике, — Иан наклонился и быстро чмокнул Гусика в щеку, — что люди никогда не заметят того, чего совсем не ожидают увидеть. Особенно, если у этого будет черная борода и реданский наряд.

Лея заметно приободрилась.

— Кажется, Иан только что назвал мой двор курятником, но вообще-то он прав, — заметила она, — гости на празднике будут смотреть на главную пеструшку — на меня, а моего мертвого отца, если и заметят, то скорее решат, что обознались.

— Или что его бесплотный призрак явился поздравить дорогую дочь с совершеннолетием, — с энтузиазмом подтвердил Иан.

Гусик, все еще не убежденный, сдвинул брови и посмотрел на супруга.

— Почему ты так хочешь спровадить меня на этот бал? — спросил он подозрительно.

Иан в ответ неожиданно ласково улыбнулся.

— Потому что сам ты никогда не отважишься признать, что действительно хочешь там побывать, — ответил он, — и не так уж это опасно — за пятнадцать лет твое настоящее лицо успели позабыть, и помнят лишь парадные портреты и профиль на старых флоренах. А ты сам говорил, что в Империи нет нормальных художников.

Гусик побежденно поднял руки.

— Значит, у меня нет ни единой причины отказаться, — сказал он, — нужно позвать Литу — пусть снова провернет свой трюк с переодеванием.

Иан легкомысленно отмахнулся.

— Обойдемся и без Литы, — ответил эльф, — я и сам знаю, как наложить Уловку Сендриллы, но зачем нам такие сложности? Неловко выйдет, если облик спадет с тебя в полночь — тогда уж все обратят внимание на странного гостя. Мы просто заново покрасим тебе волосы и подберем одежду, чтобы в ней ты не выделялся из толпы — и всего делов.

Лея, сияя, кивнула.

— А я попрошу бабушку, чтобы она послала тебе приглашение, — подхватила она, — на приеме будет много купцов и клерков, с которыми я даже не знакома.

Гусик встал и расправил плечи.

— Тогда решено, — объявил он, — Гуус Хиггс идет на Императорский бал, — он покосился на Иана, — а что же госпожа Хиггс? Ты не хочешь составить мне компанию?

Эльф покачал головой.

— Завтра праздник у Айры, — ответил он, и Фергус лишь согласно кивнул.

С тех пор, как правда о рождении младшего эльфа всплыла наружу, отношения братьев почти не изменилось. Айра все так же восхищенно смотрел на Иана, утаскивал его с собой на лесную базу, пытался заинтересовать нехитрыми мальчишескими развлечениями. А сам Иан, вопреки очевидному волнению его родителей, которые и впрямь поначалу относились к дружбе отца и сына с настороженностью, вел себя, как старший товарищ мальчика, и об их истинной связи не заикался. Фергус понимал, реши Иан пропустить торжество в честь совершеннолетия младшего, это разбило бы Айре сердце, и спорить не стал.

Вечером действительно прибыл гонец с приглашением для барона, украшенным имперскими вензелями, и еще одним — поскромнее. Его, как заметил Гусик, матушка написала собственной рукой, а вместе с посланием отправила сыну еще и подходящий случаю наряд, не вызвав подозрений гонца — должно быть, для госпожи вар Эмрейс нормально было заботиться о том, чтобы ее партнеры при дворе Ее Величества выглядели подобающе.