Лита дернулась, попыталась мысленно протянуться к Детлаффу, позвать его, но сознание юной чародейки уперлось в плотный неподатливый магический щит — мастер Риннельдор подготовился к встрече и запер все двери.

Уловив ее усилие, Знающий повел рукой, и девушку дернуло вверх, тиски на шее сжались сильней, и она захрипела. В ускользающем сознании вспыхнула страшная догадка — проклятье, заставлявшее милого славного Фергуса звереть и лезть с кулаками на любимого супруга, добралось до Риннельдора, который добротой и участием и так не отличался. И теперь ничто не могло помешать Знающему выполнить свою угрозу.

И внезапно переполнявший Литу панический страх взметнулся в ней, превращаясь во что-то новое, похожее на то, что она испытала в коридоре дворца несколько минут назад. К этой нежданной вспышке, как алхимическая субстанция к крови, примешались все чувства, с которыми юная чародейка столкнулась за этот день — оглушительный гнев, жаркая страсть, трепетная невыразимая нежность. Сплетаясь воедино, они застремились наружу, и Лите оставалось лишь слабо взмахнуть рукой.

Факел за спиной мастера Риннельдора вспыхнул, ослепительное пламя взметнулось до самого потолка, опалив серые камни. Знающий вскрикнул — ударная волна сбила его с ног, и хватка на горле Литы мгновенно исчезла.

Не тратя времени, девушка расправила плечи, готовясь испытать знакомую тянущую боль и пустоту, сопровождавшую все ее превращения, но человеческий облик спал с нее, как слишком большое платье, легко и мгновенно. Лита взмахнула широкими кожистыми крыльями, ринулась вниз, к пытавшемуся встать Риннельдору и вонзила острые редкие клыки в его открытую шею.

Кровь эльфа на вкус была сладковато травянистой, тягучей и пьянящей, как выдержанный мед. Она полилась в горло чародейки, даря ей новые, прежде неведомые силы, и Лита, делая глоток за глотком, никак не могла насытиться.

Мастер Риннельдор слабо застонал, пытаясь отбиваться, но вскоре его движения стали беспорядочными и слабыми. Он обмяк в ее когтях, и Лита выпустила его. Еще мгновение, и девушка приняла прежний облик. Ее одежда осталась грудой лежать на полу, и юная чародейка возвышалась над Знающим совершенно обнаженная, как ужасная Хозяйка Леса на старом темерском гобелене.

— Больше никогда не смей угрожать мне, — проговорила девушка негромко, впустив в свой тон лишь малую толику настоящей угрозы. — Иначе я уничтожу тебя.

Разум подсказывал, что о предательстве Риннельдора стоило немедленно сообщить отцу. Или хотя бы Регису, чтобы он пристально следил за проклятым Знающим. Но почти сразу Лита осознала — Знающий был ей больше не ровней, не представлял опасности. Он сам стал жертвой злых чар, и спасти его нужно было вместе со всеми остальными. И смерти эльф тоже не заслуживал.

Прижимая руку к открытой ране на шее, эльф попытался сесть. Лита смотрела, не мешая ему. Взгляд водянистых белых глаз, обращенный на нее, оказался бесстрашным, но полным какого-то невыразимого сожаления.

— Я опоздал, — прохрипел мастер Риннельдор и устало прикрыл веки, — я опоздал.

========== Куда приводят мечты ==========

В своих самых смелых мечтах Риэр так себе все и представлял. Он возвращался к деревне в первых рассветных лучах.

Спасенный мальчишка приходил в себя долго и неохотно. Юному ведьмаку пришлось старательно растирать его лицо и руки снегом, пока парнишка не открыл наконец глаза, а потом еще некоторое время понадобилось, чтобы убедить его, напуганного и растерянного, что опасность миновала, и грозный человек с двумя мечами за спиной не собирался причинять ему вред. Идти самостоятельно мальчик, назвавшийся Яношем, не мог, и Риэр поднял его, позволил обхватить себя за шею, прижал к груди одной рукой и так нес до самых ворот поселения. Бесчувственного старосту ведьмак приводить в чувства не стал, но и на лесном кладбище не бросил. Не особо заботясь об его удобстве, Риэр прихватил Корбена свободной рукой за шкирку и волок по снегу следом за собой.

Солнце уже золотило верхушки темных елей, и стражники заметили приближавшуюся к воротам фигуру издалека. Риэр шел медленно — мальчишка был не больно-то тяжкой ношей. Болезненно худой, дрожащий не то от холода, не то от сонного зелья, Янош жался к груди юноши и всю дорогу молчал. А вот староста, встречавшийся по пути задницей со всеми корнями и кочками, под конец похода начал приходить в себя, постанывать и даже вяло вырываться. Но Риэр держал крепко.

В первый момент парни у ворот, должно быть, не поняли, что произошло — ведьмак заметил, как они подняли и натянули луки, а у него не нашлось свободной руки, чтобы махнуть им в знак того, что он не представлял угрозы, а напротив — только что избавил их от одной. Но замешательство длилось недолго. Один из стражников, приглядевшись получше, вдруг отбросил свое оружие и, ухватившись за большой рог у пояса, затрубил, наполнив чистым гулким звуком звенящий морозный воздух.

Риэр шагал, проваливаясь по щиколотку в снег, а у ворот один за другим собирались жители деревни. Юноша видел, как сперва выходили мужики в меховых тулупах, недоверчивые и мрачные. За их спинами замаячили женщины, едва успевшие набросить на плечи теплые платки и плащи. Любопытные дети старались просочиться из-за спин взрослых, чтобы разглядеть, от чего весь шум-гам.

Риэру в затылок светило скупое зимнее солнце, снег вокруг него хрустально искрился, и люди наблюдали за его приближением молча, в изумлении, не решаясь выступить вперед и помочь ведьмаку с его поклажей. У самых ворот юноша остановился, и взгляды нескольких десятков глаз были обращены только на него.

— Янош! — вдруг послышался в собравшейся толпе тонкий отчаянный голосок, — Сыночек мой, Янош!

Невысокая маленькая женщина с непокрытой почти полностью седой головой, опухшим от слез лицом, забывшая даже набросить на себя хотя бы пуховой платок, пробивалась из-за спин людей, и те расступились перед ней.

— Мама! — встрепенувшись, воскликнул мальчик, соскользнул с рук Риэра и на неверных ногах, спотыкаясь, ринулся к женщине. Та, громко плача, поймала Яноша в крепкие объятия, и с толпы словно спало заклятье молчания.

Мужчины и женщины, точно очнувшись, загалдели. Утренняя тишина треснула и рассыпалась, люди ринулись вперед, окружили Риэра, потянули к нему руки, повторяя, передавая из уст в уста его имя. Откуда-то из толпы появилась юркая сияющая Люся. Она бросилась юному ведьмаку на шею и, пока тот не успел ее остановить, прижалась губами к его губам. Галдёж и гул превращались в приветственные крики, и теперь каждый из собравшихся хотел дотянуться до героя, прикоснуться к нему, лишь бы убедиться, что он был настоящим, а не порождением злокозненных чар.

Риэр часто слышал в детстве рассказы отца о том, как солдаты приветствовали и славили его после очередной победы, как выкрикивали имя Императора, вознося его подвиг. Но сейчас все было совсем иначе. Простая, незамысловатая, искренне удивленная радость деревенских оказалась такой беспорядочно сильной, что под ее напором юный ведьмак едва устоял на ногах. Он смертельно устал, неожиданная встреча в лесу озадачила и взволновала его, но все это отступало под волнами внезапной народной любви и благодарности.

— Жители Улесища! — донесся до ушей Риэра звонкий торжественный голос Зяблика. Бард возник словно из ниоткуда, сияющий и свежий, как вестник победы в затянувшейся ненужной войне. Люди притихли, пропуская его, и Юлиан, широко взмахнув рукой, гордо указал на своего спутника, — Добрые люди! Славьте отважного ведьмака Риэра! Он спас вас от ужасной беды, избавил вас от напасти, терзавшей ваш край. Да здравствует Риэр!

— Да здравствует! — подхватили люди вокруг — нестройно, но так громко и восторженно, что у юноши перехватило дыхание. Чьи-то сильные руки подхватили его с обеих сторон и подняли над землей — Риэр был вынужден отпустить ворот старостиного тулупа, и двое стражников тут же оттащили Корбена в сторону. Остальные же, кто, размахивая в воздухе сорванными с голов шапками, кто — обнявшись, сопровождали юного ведьмака в деревню.