Гладкая золотая поверхность нагрелась сильнее от тепла Литиных рук, и девушка, поглаживая бьющееся сердце, как хрупкого котенка, льнущего к груди, задышала чаще. Она давно заметила, что магическая вещица что-то меняла в ней, но эти изменения ничуть ее не пугали. Лита начала не только соображать яснее и спокойней, но и все чувства ее странным образом обострились и стали будто значительней и глубже. Юная чародейка начала видеть и осознавать тоньше, и теперь больше не боялась, к примеру, собственной скорби. Навещать отца она стала гораздо чаще, чем прежде, и проводила иногда целые вечера за долгими неторопливыми беседами с ним. И пусть после таких разговоров девушка могла проплакать полночи напролет, наутро она просыпалась обновленной и умиротворенной. Эмгыру, казалось, удалось убедить ее, что в естественном течении жизни, в его скорой неминуемой смерти не было ничего ужасного. Он уходил навсегда, но теперь Лита была уверена, что в сердце своем сможет сохранить не образ дряхлого старика, а того отца, каким он был в ее самых первых воспоминаниях.
Было ли это заслугой странного артефакта или простым принятием природы вещей, но юная чародейка нашла в себе силы простить даже Фергуса. И отчасти поэтому Лите расхотелось раскрывать его тайну — старший брат, проведший полтора десятка лет в чужих краях вдали от семьи, отчаянно тянулся к вновь обретенным близким. Пару раз юная чародейка навестила его — просто ради того, чтобы немного поболтать с ним, и Гусик, разоткровенничавшись, поведал сестре, что обретал в Лее какой-то новый смысл и новую надежду. Слушать его, а главное — понимать — было странно и непривычно, но поселившаяся в Лите мерная магическая пульсация золотого сердца делала эти странности почти приятными.
И была еще одна вещь, которую юная чародейка вдруг осознала в себе и пока не поняла, что с этим делать. И в этом — на фоне всего остального — неясности и пугающей силы находилось гораздо больше, чем в прочих изменениях.
Даже не поднимая век, Лита почувствовала, как в углу ее комнаты сгустилась багряная тьма, и Детлафф выступил из нее. Он застыл в нескольких шагах от постели юной чародейки, и та, не выпуская из рук бьющееся магическое сердце, медленно повернулась к нему и взглянула на спутника из-под полусомкнутых ресниц. Улыбнулась.
До праздника в честь Леи оставались считанные дни, и сегодня Лите и Детлаффу предстояло отправиться в Нильфгаард, куда накануне прибыла и Анаис. Платье для будущего приема было почти готово — предстояло внести лишь небольшие коррективы, и Лита хотела присутствовать на последней примерке.
Оказавшись в Нильфгаарде, дурнушка, конечно, попала в неудобное положение — риск быть раскрытой оказался слишком велик. Благо, Ани не пользовалась услугами камергеров, одевалась и умывалась сама, но Лита хотела убедиться, что правда о ее положении не всплывет в самый неподходящий момент, и собиралась дать наместнице несколько советов. Та, не видя вокруг себя иных союзников, принимала помощь Литы не с радостью, конечно, но и без возражений.
— Уже пора? — лениво пошевелившись, негромко спросила юная чародейка, и Детлафф неторопливо подошел к постели ближе.
— Ты сама сказала, что лучше разобраться с этим пораньше, — заметил он, снова застыв, как мраморное изваяние.
Лита медленно отложила сердце в сторону, приподнялась на локте и протянула руку к Детлаффу.
— Иди ко мне, — не приказала — попросила она.
Холодные жесткие пальцы вампира скользнули по ладони девушки, и по телу Литы прошла волнующая легкая дрожь. Как и всегда, в своих покоях она лежала перед спутником совершенно обнаженной, и от его внимательного взгляда сложно было скрыть и этот чувственный трепет, и то, как вдруг отвердели соски и дрогнули сведенные вместе бедра. Лита потянула Детлаффа к себе настойчивей, и тот безропотно подчинился. Он присел на край кровати, склонился над девушкой, и она, подавшись вверх, коснулась губами его сомкнутых ледяных губ и, не встретив ответного движения, с досадливым вздохом откинулась обратно на подушки.
— Лита, — словно почувствовав ее разочарование или прочтя мысли, Детлафф выпустил ее руку и остался сидеть неподвижно, лишь едва заметно хмурясь. Лита смотрела на него сквозь частокол черных ресниц, чувствуя, как все сильнее учащалось дыхание, а тело охватывал странный озноб, совсем непохожий на обычное человеческое возбуждение. Юная чародейка знала — чутье Детлаффа позволяло ему улавливать малейшие изменения в ее состоянии, даже незначительные колебания ее запаха, участившийся ритм сердца и охвативший кожу жар. И сейчас вампир был растерян.
Они были вместе, сколько Лита себя помнила, и, принимая в свои жилы его кровь, юная чародейка чувствовала, как их необъяснимая магическая связь становилась все крепче. Она слышала его мысли, а он — легко мог проникнуть в ее сознание, прийти на любой, даже беззвучный зов, и выполнял все ее прихоти. Но то, что юная чародейка открывала в себе, держа в руках золотое сердце, было совсем иным. Их узы — противоестественные, похожие скорее на проклятье, чем на унисон сигнатур — обладали странной темной природой, опасной и непобедимой. А то, что чувствовала Лита теперь, казалось невыразимо хрупким, вздохнешь — и разорвется. И в этом новом ощущении не было ни капли мрака.
— Будь со мной, — едва слышно прошептала девушка, и Детлафф, чуть дрогнув, покорно потянулся к ней навстречу. Но Лита, подавшаяся было к нему, вдруг отпрянула. Вампир замер в замешательстве. — Нет, — почти простонала она, отвернулась от верного спутника и сжала ладони в кулаки, — нет, не так. Будь со мной не потому, что я тебя прошу, не потому, что не можешь противиться. Сделай это по собственной воле.
Детлафф молчал пару мгновений, потом вдруг тихо рассмеялся.
— Ты ставишь меня в парадоксальное положение, — заметил он, — ты велишь мне действовать по собственной воле — но я не могу выполнить этот приказ.
Лита снова застонала. Она подобралась, закрыла лицо руками, борясь с желанием приказать вампиру убираться прочь, оставить ее наедине с глупыми невыполнимыми желаниями и невосполнимой ужасной пустотой.
Юная чародейка почувствовала вдруг, как что-то невесомо-прохладное коснулось ее — так неуловимо ласково, что сложно было понять, к какой именно части ее тела прикасаются. Детлафф, рассыпавшись теплым туманом, окутал ее, и Лита, покорно расслабившись, опустила руки и замерла, позволив ему уложить себя на спину.
Нежная волна, похожая на дуновение морского бриза, прокатилась по ее лбу, замерла на приоткрытых губах, пощекотала, огладив, шею и устремилась ниже — к затвердевшим соскам, к снова попытавшимся сжаться пальцам, по животу к задрожавшим влажным бедрам. Лита застонала — ее словно ласкали сразу множество рук, и она не успевала отвечать на все эти касания. Детлафф был повсюду, и каждое дуновение, каждый всполох отдавался в теле девушки мучительной дрожью. Она впустила в себя незнакомое, ни с чем не сравнимое ощущение наполненности, когда багряный туман, облизав ее колени, ринулся выше, к заветному центру цветущего возбуждения. Лита выгнулась, развела ноги шире, попыталась вцепиться в несуществующие плечи возлюбленного, и, когда пальцы ее сжали лишь пустоту, Детлафф вновь прошелся легким дуновением по ее запястьям. Юная чародейка уронила руки, постаралась отбросить горячее напряжение, зревшее внутри, но не смогла — вампир владел ею, пусть и невоплощенный, но оттого это чувство принадлежности становилось только полнее.
Лите казалось, Детлафф поднял ее над постелью, пробираясь все глубже уже не в трепещущую влажную глубину тела, но смешиваясь с потоком крови в жилах, с биением сердца, с рваным тяжелым дыханием, с путаницей мыслей и единством ощущений. Он не брал ее, а стремился слиться воедино, открываясь в ответ. И Лита теперь царила в его сознании, как в собственном, приняла его чувства, как свои, и нашла в них столько нежности и любви, что едва не захлебнулась.
Детлафф был зверем. Опасным хищником, отнявшим десятки жизней — и по ее приказу, и до встречи с ней — и юная чародейка почувствовала на своих губах металлический привкус крови всех его жертв. Она слышала их предсмертные крики и пила их ужас вместе с жизнями. Вампир никогда не прятал от девушки своей природы, но сейчас Лита, казалось, впервые по-настоящему поверила ему. И эта вера лишь связала их крепче. Детлафф словно через эту пугающе острую откровенность хотел проверить искренность ее чувств, и без единого слова, отвечая лишь сладкой томной дрожью, юная чародейка позволила ему заглянуть в самый потаенный уголок своего сердца, а Детлафф сделал для нее то же самое.