Девушка обвела глазами темную комнату, лишь немного освещенную фонарным уличным светом.

– Я живу, как сторож в музее, – сказала Эмма и добавила: – Как в закрытом музее.

В квартире деда все вещи, начиная от вешалки в коридоре, до чашек в кухонном шкафу были старинными. Эмма даже подозревала, что ее специально поселили здесь – охранять имущество от воров. Однажды она слышала, как отец, будучи немного навеселе, хвастался приятелю, что в случае чего он может продать пару «финтифлюшек» и жить безбедно. Ее тогда покоробили эти речи – Эмма считала кощунством продавать памятные вещи семьи.

– Дед, как мне не хватает тебя, – прошептала она, трогая небольшой круглый медальончик из серебра с кружевом затейливого узора на крышке. Эмма не снимая носила его на шее на тонкой цепочке.

  Ее единственное украшение – подарок деда на двенадцатый день рождения. Он привез его из Англии, где читал лекции по истории в тот год. Дед рассказывал, что купил его в маленькой антикварной лавчонке. Эмма попыталась открыть его, но ничего не вышло и дед тут же рассказал ей историю о том, что медальон не простой и откроется лишь когда придет время. По крайней мере, так обещал торговец, а он был таким старым и дряхлым, что не мог ошибиться, это уж точно.

– Я тогда еще спросила у тебя, дед, когда же придет время, – шептала Эмма, вперив взгляд в чуть подсвеченный холодным светом фонарей, квадрат окна. – А ты рассказал легенду о том, что когда—то медальон  принадлежал прекрасной девушке, и однажды она встретила  прекрасного юношу. Так бывало во всех сказках… Они полюбили друг друга, и она подарила ему на память медальон, вложив внутрь локон своих волос. Но злые люди разлучили влюбленных и девушка умерла. Ее возлюбленный очень горевал. Он не находил себе места. Пытаясь убежать от этой боли, он отправился в путешествие и однажды, корабль, на котором он плыл, попал в страшный шторм. Он один выжил из всей команды, но потерял медальон. Потерял…

  Эмма замолчала, сделала большой глоток терпкого вина, поставила почти пустую бутылку на пол возле дивана, свернулась клубочком под старым пледом, смотрела, как сумрак отражается в старинном пыльном зеркале.

– Ты рассказывал, что когда души влюбленных встретятся, то  медальон раскроется… Они будут жить… долго и … счастливо… Как во всех твоих сказках, – закончила Эмма рассказ сонным шепотом.

Ресницы сомкнулись.

Ей снился странный сон. В нем было очень холодно, сыро и одиноко. Сердце ныло от неясного, тоскливого ожидания. В этом сне Эмма не чувствовала своего тела. Она была словно бесприютный осенний ветер, что носится над землей, стучится в двери и окна, моля, что бы его впустили погреться. В этом сне был кто—то еще. Темной тенью шел он по полям и лугам, через леса и реки. Он двигался давно без сна и отдыха. Он очень устал, но не останавливался. Из желтеющего продрогшего леса вышел к насыпи и по железнодорожным рельсам направился к городу. Это был ее город и не ее. Ночью улицы казались темными и зловещими, от домов тянуло холодом, стальные волны реки шептали о смерти, манили отчаявшихся в свой плен.… Вот знакомый с детства дом. Силуэт растворился в черном прямоугольнике парадного, темной тенью взлетел на  последний этаж и замер у ее двери. Рука, с длинными сильными пальцами потянулась к кнопке звонка и в то же мгновение слух пронзила длинная, такая знакомая и настойчивая трель. Прежде, чем проснуться, Эмма увидела, как черная тень проходит сквозь закрытую дверь, растворяясь в темноте коридора.

  Звонок. Эмма с трудом открыла тяжелые веки и, ничего не соображая со сна, поплелась к голос.

– Что? – переспросила Эмма. Она подумала, что это возможно обрывок сна, что это ей послышалось. Она ведь знала точно, что одна в квартире. Знала, что когда выглядывала за дверь, мимо и мышь не проскочила.

– Я говорю, что я уже здесь, – сказал голос с усмешкой, и девушка замерла от ужаса.

– Не пугайся, – рассмеялся голос. – Иди сюда.

«Воры!» – было первой мыслью.

«Белая горячка!» – сменила ее другая, более жуткая.

  Девушка охватила голову руками, словно это могло спасти от помешательства, и прижалась лбом к холодной стене. Во рту пересохло от ужаса.

– Ты не сошла с ума, – успокоил голос. – Это всего лишь сон. Вот и все.

– Сон, – прошептала Эмма и облизнула губы.– Сон. Ну, конечно…

  Девушка примерила эту версию, и она успокоила.

– Ничего не бойся, – ободрил голос.

– Я не боюсь, – ответила Эмма и медленно и осторожно вошла в комнату, в которой находился говоривший.

  Здесь все было так же, как до того момента, когда девушку сморил сон. И плед на старом продавленном диване, и почти пустая бутылка вина на полу. Вот только в кресле у окна кто—то сидел. Кресло с высокой спинкой было повернуто так, что сидящий в нем полностью оставался в тени и Эмма могла видеть лишь черный силуэт.

Девушка медленно опустилась на диван поджав под себя ноги и завернулась в плед.

– Кто… Кто вы? – Эмма посчитала, что если не знает возраста собеседника, то обращение на «вы» будет к месту.

– Я, – голос помедлил с ответом, а потом процитировал – «Я, часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

  Эмму удивилась такому ответу.

– Это из «Фауста». Гетте. Очень.…  Очень интересно, конечно, но при чем здесь вы?

– Я? А если бы я сказал, что эту цитату нужно понимать буквально? – казалось, голос едва сдерживает смех.

– Вы… Ты,– путалась девушка.

– Ты, – подсказал голос. – Без церемоний.

– Ты причисляешь себя к силам тьмы? – Эмме это было даже забавно. – И кто конкретно? Дьявол? Демон? Бес?

– Пусть будет бес, – хохотнул голос.

– Тебя так и называть?

– Так и называй.

– Тогда будем знакомы – я – Эмма, а ты – Бес, – девушка рассмеялась. Происходящее казалось необычным, но не зловещим, а почему—то веселым. – Что же дальше?

– Дальше? – произнес голос задумчиво. – Дальше я расскажу тебе, зачем я здесь.

– Зачем?– хихикнула Эмма.

– Я пришел исполнять твои желания.

– Угу, – кивнула девушка, опасливо заворачиваясь в плед. – Это же классика жанра. Ты исполнишь мои желания, а взамен заберешь мою душу. Спасибо, я уж как-нибудь…

– Ничего подобного.

– Ты точно бес, а не добрая фея?

– Я? Конечно. А вот ты? Ты знаешь кто ты?

– Знаю, – при этом губы ее дернулись в презрительной гримаске. – Я неудачница.

– Все так плохо?

– Хуже не бывает!

– А если я смогу все изменить? – предложил голос. – Я дам тебе все, о чем ты мечтаешь!

– Заманчиво, конечно, – пробормотала Эмма, у которой от одной мысли о том, что все, чего бы она хотела, может исполниться вот так, просто, приятно защекотало в груди.

– Тогда соглашайся! Я ничего не возьму взамен!

– Так не бывает! – рассудительно заметила девушка. – Мир устроен так, что за все надо платить, а я такая «удачливая», что плачу всегда вдвойне!

– Что с твоими волосами, Эмма? – вдруг спросил голос. Он стал вдруг таким ласковым и бархатным, таким неожиданно нежным, что на глаза ей навернулись слезы.

– Волосы? – прошептала девушка, ощупывая короткие завитки на голове. – Так…  получилось.

  Получилось весьма неприятно. Ее одноклассники, желая оставить о себе долгую память, прямо на последнем звонке залепили пару жвачек Эмме в волосы. Она обнаружила это, только вернувшись из школы домой. С ней случилась истерика. Эмма плакала прямо здесь, катаясь по полу от отчаянья. Плакала очень долго, долго потом просто лежала без движения, созерцая кусок пестрого коврового узора и мечтая умереть. А потом приехал отец – узнать, как прошла церемония прощания со школой. Узнав, долго мерил шагами комнату, что—то бормотал про "куда смотрят учителя", прогнившую систему, "сколько можно уже" и "слава богу это наконец—то закончится". В итоге отвез дочь в парикмахерскую и там Эмма  была подстрижена. Коротко. Слишком коротко и небрежно. Так, что прическа ее окончательно изуродовала. Хоть отец и успокаивал, что, мол, "волосы не зубы – отрастут", но росли они не слишком-то быстро…