У Марины от его ровного тона кровь в жилах как раз застыла. Она вскочила, подбежала к Ренату и врезалась в него, словно волна, потому что в эту секунду он тоже шагнул навстречу. От боли у неё потемнело в глазах, и страдания вырвались криком. Она отскочила, согнувшись. Ренат побледнел, перевёл взгляд ей на грудь:

— Покажи!

— Нет! — она побежала к окну, уворачиваясь, потом вокруг стола.

— Я всё равно увижу! Стоять!

Он поймал её сзади, потащил к зеркалу в прихожей, задрал свитер.

— Та-а-ак!

Правая грудь над чашкой бюстгальтера уже опухла, на коже, где её мяли длинные, грубые пальцы, были хорошо видны багровые пятна. Джинсы с неё Спелкин стаскивать не стал, но залезть рукой под свитер ему не составило труда. А Марина Вадима считала… почти насильником! Наивная, не знала ещё тогда, как это происходит не понарошку.

Ренат ушёл, хлопнув дверью. По его глазам видно было, что уговоры и просьбы бесполезны. Марина села у окна. Потянулись долгие часы ожидания с кошмарами наяву. Ей мнилось, что Ренат избит до полусмерти новой компанией Спелкина, что он в милиции, уже в тюрьме, что он… убит или убил.

Пришла Надя и молча повела её за собой. Кажется, уже наступила ночь. Марина чуть не сползла на пол на подкосившихся ногах, когда увидела, что Ренат жив и здоров. Он стоял посреди блока Вадима, глядя в окно и кусая губы. Ярник сидел на стуле, Артём — на полу у стены, поигрывая телефоном, только у него одного на лице был синяк. Олейников с любопытством посмотрел на Марину. До этого они почти не общались, Артём активно ухаживал за девушкой из спортклуба, и целый день где-то пропадал.

— Мы его нашли, — сухо сообщил Марине Вадим. — Он в общаге не ночует, вещи забрал, живёт у Бобовникова. Их семеро, нас трое. Не вариант, — и отвёл взгляд.

— Рано или поздно он высунется, — негромко сказал Ренат, не поворачиваясь, гоняя между пальцев ключ от машины. — Если не в универе, то где-нибудь в другом месте.

— В универе не вариант, — повторил Вадим. — После пар с кентами сразу по машинам.

— Даже если на трассе догонишь и прижмёшь, они крепкие, — добавил Олейников. — Я некоторых знаю, не из наших, в «железке» видел. А те двое, из шараги, на «траве» сидят, так с Лёхой и познакомились.

— Я знаю. Высунется, — убеждённо проговорил Муратов, повернулся к Марине, лицо его смягчилось. — Идём.

Он остался с ней, лёг, не раздеваясь, рядом, закутав Марину в одеяло и укрывшись пледом.

— Прости меня, — сказала она, засыпая. — Сегодня ведь Валентинов День. Я хотела, чтобы мы провели его вместе… я тебя очень люблю. Мне правда жаль, что так получилось.

— Спи, карамелька, — со вздохом сказал Ренат. — Забудь обо всём плохом. Всё у нас ещё будет.

…— Вставай, — её разбудил голос Рената.

Ей снился какой-то хороший сон, но от резкого движения заныла грудь, и она всё вспомнила. Только вид Рената, весёлого, стоявшего у «подиума» с двумя чашками кофе, немного её успокоил.

— Давай в душ и по кофейку. Чувствуешь себя..?… Вот и отлично. У нас сегодня много дел.

— Каких? — насторожилась Марина, протирая глаза.

— Идём выбирать тебе обувь.

— Зачем?

… Они ходили по торговому центру, но Ренату ничего не нравилось.

— Вы, девчонки, глупышки все, — объяснял он, заглядывая в витрины. — Вам природой уготовано оружие при себе носить, а вы не пользуетесь. Шпилька с железной набойкой пробивает череп, если как следует приложиться. В совсем ближнем бою от неё проку нет, может просто не оказаться пространства для размаха. Но мы всё равно купим и сапожнику отдадим. Делаешь вид, что ты в панике, что тебе тяжело бежать, спотыкаешься, снимаешь туфли, когда он рядом, разворачиваешься и бьёшь. Лучше в глаз или в шею. Потренируемся. Объясню, что такое пределы допустимой самообороны.

— Я не смогу, — Марина покачала головой.

— Сможешь. И никогда не сомневайся, просто бей без вопросов. Поверь, ни один парень, что упорно тащится за тобой ночью в темноте, даже если ты петляешь, или выскакивает из тёмной подворотни, не имеет в виду спросить, который час. Я не смогу быть с тобой все двадцать четыре на семь. Ещё «грушу» пойдём бить. Гантели тебе куплю. Таким, как ты, нужно иметь крепкие руки.

— Каким «таким»?

Ренат остановился и поглядел на неё с жалостливо-терпеливым видом.

— Хрупким. Внешне незащищённым. С красивыми… бёдрами. Таким, от которых у мужиков их «аппаратура» …

— Не надо! Я поняла.

Они зашли в небольшой магазин у фонтанчика. Марину слегка затошнило от цен на ценниках, но Ренат взял в руки тяжелый, армейского вида женский ботинок и с нежностью сказал:

— А это — для ближнего боя. Ноги у тебя сильные, я знаю, бегаешь ты хорошо. Я всё покажу.

Посёлок Кольбино, август 2017 года

Марина отогнала воспоминания и отложила ботинок. Те «уроки» ей в жизни очень пригодились. И ещё, похоже, пригодятся.

Она пошла в ванную, включила воду, бросила в неё перламутровый шарик соли, подобрала волосы и, напевая, принялась размазывать по лицу пахнущую кокосом маску. В воде немного заломило шею: Гибсон[2] Макса был очень тяжёлым для Марины, она начинала страдать уже через час после начала репетиции, зато звук у него на неке[3] был просто потрясающим.

Марина отмокала минут пять, «разминая» голос упражнениями, пока не почувствовала движение воздуха рядом. Она открыла глаза и, взвизгнув, ушла под воду по нос: у дверей с ошеломлённым видом, раскрыв рот, стоял Игнат. С его плеча соскользнула и свалилась на мраморный пол спортивная сумка.

— Ты кто?! Ты кто такая?!

Марина осторожно приподнялась — от средства для ванн вода была молочно-белой, но она на всякий случай нагребла пены на грудь, прежде чем отплеваться и сказать:

— Я Марина.

— Какая нах Марина?

— Ми…Михеева. Я… Боря Танников… твой дедушка разве…?

— А… ты что ли, которая новая натурщица?

— Да.

— Так какого ты делаешь в нашей ванне? На морде у тебя что?

— Может, выйдешь? Я оденусь и поговорим.

Подросток надул губы, наклонился за сумкой и отвернулся:

— Ну… ладно. Сейчас деду позвоню, выясню, точно ты натурщица или воровка?

— Блин, — проговорила Марина с досадой, смывая маску. — Чего вдруг он вернулся? Как некстати.

Через приоткрытую дверь слышно было, как Игнат разговаривает по телефону на первом этаже:

— Откуда я знал?! Пришёл — тут она!.. Да, дед…Да не выдержал я! Сколько можно! Показ мод, балет, опера, вернисажи! Я ноги до колен стёр с этим… культурным отдыхом!.. Да понял я!.. Да чего ради?! Вдруг она… сифилитичка какая-нибудь?! Откуда мне знать, где дядь Боря их находит! Ладно, перезвоню!

Марина замоталась в полотенце — но почему-то оказалось единственным в ванной и… узким — выскочила в коридор, как раз когда Игнат поднимался по лестнице. Марина застыла, не зная, убегать или непринуждённо продолжать беседу, делая вид, что так и должно быть. Подросток густо залился краской и спросил, глядя в сторону:

— Это ты сейчас орала?

— Я пела. Я певица. Пою в группе.

— А… дядя Боря теперь тёлок на концертах снимает?

— Эй, не груби!

— А то что?

— Сейчас я оденусь и спущусь. Поговорим.

— Ага. И вещи собери сразу.

Когда она спустилась, Игнат, скрестив руки, сидел на диване с неприступным видом:

— А вещи где?

— Я договаривалась с твоим дедушкой. Он тебе объяснил?

— Ага. Только я не понял, как ты его облапошила? Он таких, как ты, ссаными тряпками уже лет десять гоняет.

— Каких «таких»?

— Любительниц богатеньких старичков. Когда нищим был, никто даже близко не подходил, а как стал продаваться, тут и зачастили, все в юбочках, двадцать сантиметров, и с титьками наружу. Ты через дядю Борю на него вышла?

— Ни через кого я никуда не выходила. Да, познакомились мы через Танникова. Я искала работу. Георгию Терентьевичу нужна была натурщица. Я поработаю и уйду.

— А давай ты НЕ поработаешь и уйдёшь? Я тоже здесь живу, а моего мнения почему-то никто не спрашивал. Ты знаешь, сколько деду лет вообще?