Дождь барабанил по балкону. Марина встала и вышла, сама не зная, зачем, может быть, чтобы опять посмотреть и вспомнить. Она посмотрела вниз и увидела Рената. Он стоял на потемневшей, пожухлой траве, запрокинув голову, и глядел на неё. Капюшон упал ему на плечи, но он словно не замечал льющуюся по лицу воду. Они встретились глазами. Марина вылетела в коридор, лифт стоял на седьмом этаже и мучительно долго закрывал скрипучие двери, а она уже бежала вниз, прыгая через ступеньку. Кто-то шёл навстречу, ей что-то крикнули, но она пронеслась мимо, даже не поняв, кто с ней заговорил.

Она остановилась под козырьком общежития, вздохнула и ринулась под ледяной дождь. Боже, как холодно! А если он ушёл? А если ей показалось? Привиделось от тоски? Но Ренат был там. Смотрел, как она бежит по траве в промокших домашних туфельках. Застыл, тревожно моргая, облегчённо прикрыл глаза и подхватил её, когда она подпрыгнула, чтобы уцепиться за его шею.

— Ты пришёл?

— Да. Не смог больше терпеть. Ну их всех!

Она отстранилась, серьёзно посмотрела ему в лицо:

— Ты меня настолько сильно любишь?

— Конечно! — он засмеялся. — Ты ещё сомневаешься? Я ведь здесь!

— А если бы я не вышла на балкон, ты бы так и замёрз?

— Точно! И есть вариант, что всё-таки замёрзну! И ты со мной!

— Ой! Бежим! Скорее! Чай! Варенье малиновое!

Он побежал за ней, смеясь. Она тащила его за руку, фыркая и тряся намокшими кудряшками. Кажется, они поднялись на лифте. Или взбежали вверх по лестнице? Марина два раза включала пустой чайник, проливала воду, заваривала чай, вытирала волосы Рената розовым полотенцем с вышитым кроликом и создавала хаос, носясь вокруг рыжим облаком, пока он не поймал её за руку, не усадил к себе на колено и не поцеловал так, что у неё ещё минут двадцать кружилась голова.

А он сказал:

— Всё завтра.

Ушёл, постучал к Вадиму, ввалился в его блок, не обращая внимания на протесты друга, разделся, разбросав мокрые вещи, постелил у стены одеяло, завернулся в него и проспал до следующего утра.

… Я стояла и слушала дождь. И постаралась забыть то, что было в конце дневника Марины, наслаждаясь чужими воспоминаниями, словно своими собственными.

Посёлок Кольбино, август 2017 года

Марина лежала на кровати и смотрела на дождь. Пиксель спал в перевёрнутом набок бумажном пакете из магазина. Майку и бельё он умудрился вытащить наружу, а вот с брюками и ботинками справиться не сумел, Марина их сама убрала, от греха подальше — одежда была дорогой, и царапки на ней были ни к чему.

Хорошо, что она успела проехаться по магазинам до дождя. Пришлось добираться до торгового центра у въезда в Мергелевск, но Марина не жалела, что прошлась пешком и протряслась в переполненном автобусе: она купила всё, что нужно для концерта. Было бы странно выступать в «Кроссроуде» в «лучшем» своём наряде: хлопковой белой блузке и желтых бриджах. И теннисных тапочках.

Марина потянулась к вещам, ещё раз с удовольствием ощупала кожу брюк. Кажется, такой фасон называется «скинни». Удачно вышло, что она их купила сейчас, а не неделю назад, иначе могла бы в «худые» штанишки и не влезть. Восемь дней отдыха сказались на Марине наилучшим образом. У неё, в отличие от большинства знакомых ей девушек, была проблема не с весом, а с его отсутствием. В моменты усталости или переживаний она просто переставала есть, иногда, потому что в горло ничего не лезло, иногда забывая, что тело нужно периодически подкармливать. Хорошо, конечно, когда голод не отвлекает в минуту жизненных сложностей, плохо, когда он вообще никогда не отвлекает.

За неделю в доме Кардашевых Марина, как выражалась её мама, наела мяса на кости. Она вставала рано утром, спускалась к морю, плавала, выкатывала из гаража велосипед, пользоваться которым ей разрешил Боря (это был его велик), и ехала на местный рыночек. Там она покупала козье молоко, сыр и мёд, яйца, фрукты и овощи. В небольшой косметической лавочке возле трассы Марина запаслась баночками-скляночками и лечила свою сухую, иссечённую морскими ветрами и солью болезненно-чувствительную кожу на лице и руках. Через неделю, посмотрев в зеркало, она поняла, что теперь похожа на саму себя. И слава богу. А то Борис шутил, что ныряя, она может охотиться на рыб, используя заострившийся нос вместо гарпуна. Преувеличивал, конечно. Веснушки, правда, никуда не делись, но Марина уже давно с ними не сражалась — сдалась ещё в классе восьмом.

Марина вытянула из-под Пикселя майку, стряхнула несколько серых шерстинок, кот недовольно мяукнул-пискнул во сне. Обновление гардероба стало серьёзным потрясением для Марининого банковского счёта. Раньше она ничего такого бы не купила: ни кожаных брюк в обтяжку, ни трикотажной майки асфальтового цвета с глубоким вырезом, над которой словно армия мышей потрудилась — вся она была в грубых дырках с редкими россыпями мелких черных стразов вокруг. Но Марине предстояло побыть «плохой девочкой» — роль не новая, но малоприятная. Раньше она много прощала, но сейчас почему-то не может и не хочет, из-за страха, наверное, который за долгие годы так никуда и не делся и успел изрядно надоесть.

Она взяла в руки новый ботинок. Дизайнер умудрился объединить в одной модели каблук и мощную ребристую подошву с металлическими пластинами на носке и каблуке. Немного не по сезону, но кожа обуви тонкая и мягкая. Щупленькая продавщица-армяночка в бутике любезно охнула, когда Марина вышла в них из примерочной.

— Изумительно! Очень трендовый образ! Брутальность в сочетании с изяществом! Мы сделаем на них большую скидку, если возьмёте.

Времена рыжеволосых «Красоток», изгоняемых из дорогих лавочек из-за дешёвого прикида, прошли. Продавщицы вцепились в Марину, стоило ей только приблизиться к вешалкам. Быть может, в глазах у неё была решимость изменить жизнь? Марина покачала ботинок на ладони — тяжёлый. Достаточно тяжелый.

Мергелевск, ЮМУ, февраль 2007 года

От окна веяло февральским холодом. Марина плакала, лёжа у Рената на груди. Руки его не находили покоя. Он гладил её по спине, прикасался к волосам, твердил, словно заведённый:

— Что он с тобой сделал?

— Ничего, ничего! Я же говорю: ничего!!!

— Тебя всю колотит! Ты мне два часа дверь не открывала! Я еле ключ у Колесовой добыл! Хотел уже на балкон лезть! И ты говоришь — НИЧЕГО?! Он к тебе прикасался?! Лапал?!

Марина всхлипнула.

— Я так и думал!!! Где?!

— Ренат!

— Куда он руки совал?!

Марина вспомнила холодный взгляд серых глаз, тяжелое тело, распластавшее её на физкультурном мате, настойчивое прикосновение мужских пальцев. Длинных, тонких, которые ей нравились когда-то, но сильных и грубых. Через джинсы, но ей всё равно было больно. У неё и сейчас болело… там.

— Так вот на кого у Муратова хронический стояк? Хоть разгляжу тебя как следует. Не-е-е… ну смысл есть… Как ты думаешь, Ренат поделится? Не будет в обиде, если я тебя немного… запачкаю? Боюсь, будет. Он ведь тебя для себя бережёт, да?

Марина передёрнулась и машинально потянулась рукой к низу живота. Ренат резко сел, осторожно опуская её на матрас. Лицо его было невозмутимым, но Марина заглянула ему в глаза и задрожала:

— Нет, пожалуйста! Не ходи! Не делай с ним ничего! Я ведь убежала! Он ведь меня не…

— Не изнасиловал? Он и не собирался — просто поигрался и отпустил тебя… Ещё бы посмел. Он же не хочет смерти, правильно? Провоцирует меня… на реакцию, — спокойно ответил Ренат уже от двери. — Ну, надо сказать, у него это хорошо получается.

— И ты позволишь ему?! Тебя же исключат! В этот раз точно!!!

— Знаешь, что он с тобой сделал, почемучка? — терпеливо проговорил Ренат, надевая ветровку. — Он над тобой надругался. Целил в меня, а надругался над тобой. Для этого не надо… насиловать. Ты о чём меня просишь? Хочешь, чтобы я стерпел? Забыла, что ли, какая кровь у меня в жилах течёт?