Она старалась казаться незаметной, привлекать к себе как можно меньше внимания, что при её яркости и живости было сложной задачей, но ей это удавалось… до сих пор. На сцене она пускала в зрителя солнечные зайчики своих эмоций, сияя светом чистой, ещё подростковой женственности. И вся её незаметность, и скованность, и мешковатая одежда были лишь маскировкой — интуитивным стремлением бабочки, яркой в полёте, но серой со сложенными крылышками, избежать сачка ловца. Вот только в случае с Ренатом серые крылышки, кажется, не сработали, а Ярник, на свою беду, уже давно научился видеть сквозь маскировку.

Вадим некоторое время утешался мыслью о том, что Ренат просто забавляется — пугало его то, что Муратов молчал. Молчал и делал то, на что Вадим не решался. Пока Ярник убеждал себя в том, что симпатия к рыжеволосой первокурснице — это просто каприз его спокойного, холодного, расчётливого ума, Ренат отвоёвывал своё место поблизости от Марины. И та, кажется, начала замечать. На днях так посмотрела вслед Муратову (словно бы случайно зацепившему её локтём в толпе студентов), что Вадиму стало понятно — она догадывается, но сама особо не в восторге: или понимает, что несёт с собой симпатия «золотого мальчика», или боится, что стала жертвой знаменитого Муратовского озорства-от-скуки.

Вадим шёл по коридору и уже знал, что найдёт Рената на прослушивании, о котором загодя предупреждала Вера Алексеевна. Опасения Ярника подтвердились: Марина тоже была там. Он вошел в актовый зал и сразу выхватил её взглядом из толпы.

На сцене у рояля сидела незнакомая строгая тётка в бархатном костюме, бренчала гаммы, к ней подходили студенты, пропевали ноты на разный лад, кто-то фальшивил, кто-то орал, кто-то действительно пел. Муратов сидел в партере, грыз фисташки из пакетика. Удивлённо пожал Вадиму руку:

— Ты как здесь?

— Стас сказал. Интересное что-то?

— Как сказать. Мутко — затейница, сцу&ко, мало нам развлечений?

— Что, правда настоящая опера?

— Ну….

— А тебя каким хреном занесло?

— Зачёт хочу автоматом.

— А чё не поёшь тогда?

— Так я уже. Отпелся. И просто, и на бис.

Марина с совершенно несчастным видом сидела на своём джинсовом рюкзачке у рампы.

— Идём тогда? — сказал Вадим нетерпеливо.

— Ну щас. Скажут же, кого в оперу возьмут.

— Издеваешься?

— Да подожди! Две мин. Пусть скажут. Меня всё равно не возьмут — скоро пойдём.

Вадим сел в откидное кресло, продолжая видеть Марину боковым зрением. Муратов смотрел на сцену, посмеивался, фыркал, кашлял, плюясь ореховыми брызгами, когда кто-то фальшивил. В зал вошла Вера Алексеевна. Марина сорвалась с места, подхватив рюкзак, бросилась по проходу к преподавательнице, заговорила с ней взволнованно.

— Что? — проорала Мутко, перекрикивая рояль и гомон. — Что, Маша?

— … в рок-группе! Я не могу, у нас очень много репетиций! Я не успею!

Преподавательница успокаивающе положила девушке руку на плечо, прокричала с удивлённой улыбкой:

— Машенька, а чего ты так волнуешься? Тебя, может, и не возьмут.

— Я Марина!.. Я…

— Зайчик, иди, пусть тебя Анида Батистовна послушает! Она моя подруга, певица, специально пришла, чтобы помочь с постановкой!

Мутко двинулась вниз по проходу. Марина поплелась за ней с угрюмым видом. Проходя мимо Рената и Вадима, бросила на них злой взгляд, поднялась на сцену и присоединилась к студентам, ждавшим своей очереди у рояля. Она была последней, к кому Анида Батистовна обратила своё вопросительное наштукатуренное лицо. Муратов застыл с орешком в пальцах, Вадим прикусил губу. Студенты, как сговорившись, дружно загалдели, спрыгивая со сцены и рассаживаясь в зале. Голос Марины потонул в шуме. Ренат бросил в рот орешек, Ярник выдохнул сквозь зубы.

— Тише! Тише, ребята! Я буду называть фамилии, — заговорила Мутко, встав у сцены. — Кто услышит себя, выходите и садитесь на первый ряд. У нас пока один состав, а там посмотрим. Так… Житкинская Людмила! Сюда, садись. Ники Бужор… Ферцман Игорь… Тише, пожалуйста! Не шумите! Я говорила, что всех участников освобождают от физкультуры, поскольку почти у всех физкультура четвёртой парой? Еле упросила ваших физруков. Расписание репетиций будем согласовывать… Ага, обрадовались?! Так-то лучше!.. Михеева Марина… Брызгало Денис… Калькина Светлана… вот место свободное… Муратов Ренат…

Ренат выронил пакетик с остатками орешков, повернулся к Вадиму. Глаза Муратова бешено сияли. Он сжал плечо друга, кинув:

— Сорри, мэн! Я пошёл! Пожелай мне удачи!.. — перепрыгнул через кресло в пустой ряд и уже свободно побежал по нему к дальнему проходу, к тому краю, где в первом ряду сидела Марина.

Он сел сзади неё, откинулся назад, видимо, толкнул коленями спинку впереди. Марина качнулась, зыркнула через плечо, Муратов виновато развёл руками.

Вадим не спешил присоединиться к непрошедшим кастинг студентам, что, разочарованно жужжа, покидали зал, обсуждая упущенную халяву. Он очень сомневался, что Муратов так обрадовался из-за возможности забить на нелюбимую физкультуру, и не собирался желать другу удачи.

Мергелевск, июль 2017 года

…. Вадим вставил флэшку в стереосистему, послушал. Песня была неплохой, хорошо солировала акустическая гитара, но женский голос на записи был не Маринин. Певице подправили интонацию, «вытянули» вокал процессором, причём не самым лучшим образом. Вадим зашвырнул флэшку в ящик кухонного стола, открыл галерею снимков на мобильном, занёс палец над миниатюрой фото в золотистых тонах, пошевелил скулой и вышел из меню камеры, не удалив снимок.

Посёлок Лесенки, июль 2017 года

Утром Марина с досадой вспомнила, что так и не передала Игнату штаны и футболку. Она выгладила выстиранное и сложила вещи подростка в новый пакет. Придётся самой заезжать в посёлок… как его там….

В дверь постучали, когда она смотрела утренние новости. Вид у Миши был виноватый. Он помялся на пороге и вошёл. Марина налила ему кофе, села напротив, вопросительно глядя на гитариста. Было понятно, что Миша в такую рань не по вчерашнему приглашению зашёл.

— Не опоздаешь? — спросил он.

Марина легкомысленно махнула рукой: опоздает, но Вазген потерпит.

— Такое дело… — начал Миша.

Он отпил кофе, недоумённо посмотрел на чашку с алыми парусами, Марина вспомнила, что забыла бросить в кофе гостя сахар, сама она часто пила «бурбон» горьким по утрам. Миша поставил чашку на стол, начал свой рассказ. Вчера он решился заговорить с одним из приезжих продюсеров из того самого «Твайлайта», где раскрутилось столько начинающих групп. Общение получилось беглым, их всё время прерывали, но Миша успел сунуть со-продюсеру демку. Тот вроде заинтересовался, спросил о направлении и составе группы, и Миша сказал, что… солистка и фронтвумэн у них Марина.

— Он видел, как мы с тобой разговаривали, вот я и брякнул — вон та, мол… — оправдывался гитарист, — талант, зритель её любит… очень…

— Брякнул? — Марина подняла одну бровь, она всегда хорошо чувствовала, когда Миша лгал.

Гитарист вздохнул, ссутулился:

— Он заинтересовался, может, видел нас где…Ты пойми, если у нас и есть шанс, то только с тобой. Я сам себя чуть заживо не изгрыз, когда ты ушла. Я понимаю, виноват, не защитил… Но если «Большие Надежды» и раскрутятся, то не… с Юлей. Это всё Степан! — зло выплюнул Михаил и тут же виновато протянул: — У них с ней что-то было, видимо…. он настоял. Как мне…было отказать? Мы с ним всё это вместе начинали, не ели, не спали нормально, он столько себя вложил, ты пойми. Ты ушла… Юля… она никакая…ещё в последнее время вечерами набухается, утром на репетиции не в голосе, если вообще приходит… я — ей, она — Стёпе, орём как не в себя…

Марина устало прикрыла глаза:

— Ну, а я каким боком во всё это вписываюсь?

— Я разберусь, — быстро сказал Миша. — Я сам с ними разберусь. Ты главное согласись. Помнишь, как ради тебя народ за триста километров приезжал? Помнишь того дядьку из Москвы, чуть ли на коленях перед тобой стоял… ты не согласилась..