– Поздравляю, Кэт, у тебя больше всех голосов.

Ха, подумаешь!

Я даже отвернулся, не в силах скрывать неприязнь на своём лице, когда Кэт с улыбкой посмотрела на меня.

– Ой, Лёш, как это ты так умудрился набрать меньше всех голосов?

– Да это жульничество какое-то! – Взъелся я в ответ, снова проверяя списки и пытаясь найти ошибку, – Серёг, а ты за кого голосовал?

– За себя.

– Чего?! Да так ведь… так ведь нельзя вообще!

Кэт рассмеялась:

– Поздравляю, мы чуть было не сделали руководителем человека, который даже правила не знает. Читать-то хоть умеешь?

– Ой, да заткнись ты.

Не в силах больше выдерживать ни её тупые шуточки, ни смех остальных одногруппников, я зашагал к дальнему концу скамейки, потому что не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.

Ещё спрашиваете, чего я не хотел заниматься подготовкой к концерту совместно с этой сучкой!

***

Ладно, по-настоящему умный человек отличается от окружающего его стада тем, что способен признать собственную ошибку.

Вот Кэт сто пудов бы так не смогла, да и Маша, и Серёга, и вообще никто из них.

А я действительно просчитался – но не в том, что я не очень хороший руководитель, это бред, а в том, что голосовали-то эти самые тупые люди! Ну чего было от недалёких умов ожидать, одно слово – пролетариат.

Теперь вся власть была в руках Кэт, и чтобы получить нормальную, запоминающуюся роль, а не какое-нибудь дерево, а то знаю я её характер, я переступил через гордость и пошёл к ней.

Не сразу, конечно, а на следующий день.

Саму одногруппницу я нашёл уже внутри Дворца, в огромном пустом зале с большой сценой и кучей кресел.

Кэт сидела в почти пустом первом ряду, по крайней мере, в полном одиночестве, где, закинув ногу на ногу, задумчиво пялилась на вордовские листы с написанным от руки сценарием.

Сев рядом, я выдавил из себя:

– Привет.

Вместо ответа она просто лишь махнула рукой, даже не отрываясь от листов.

(Вот это я понимаю, человек полностью погружён в работу!)

– Слушай, я подумал, чего нам, двум талантливым людям, ссориться? Мы же совместными усилиями можем куда более хороший концерт замутить. Ну, есть для меня приличная роль?

– Не переживай, сыграешь ты своего умирающего, всех поразишь.

– Ну блин, Кэт, ну какого умирающего! И вообще… да отвлекись ты от этого сценария! – Я с силой вырвал у неё листы.

– Да отдай ты!

– Да блин, это недостойно хорошего организатора – у тебя такой актёр есть… мне вообще, между прочим, врач в больнице как-то сказала, что у меня лицо медийное, – с обидой добавил я.

Кэт это, правда, только насмешило.

– Лёш, вот куда вот ты лезешь? Мы вообще-то будем с иностранным факультетом соревноваться, так что я хочу прям текста на немецком добавить, ты ж в этом полный ноль.

– Так я выучу, – давя чувство обиды, парировал я, – у меня знаешь какая память, если меня правильно мотивировать!

Задумчиво поглядев вперёд, она помолчала несколько секунд.

Затем вдруг коварно ухмыльнулась, и мне это уже не понравилось.

– Хорошо, – кивнула она, – получишь ты свою главную роль. Всем запомнишься.

Ну а дальше я стоял на сцене в немецкой форме… с зачёсанными набок волосами… с небольшими нарисованными усиками под самым носом…

И ВООБЩЕ Я БЫЛ ГИТЛЕРОМ!

Я просто стоял посреди сцены с окаменевшим лицом, до сих пор не веря в реальность происходящего.

Нет, ну я чего угодно от неё ожидал, конечно, но это уже перебор…

Где-то в дальней части сцены мялся Антон в форме фельдшера, к которому уже приставал Серёга в форме советского солдата, с муляжом автомата.

– Ну чё, Антох, прям как в аниме, да? – Не мог отцепиться он.

– Серёг, да заткнись ты, – шипел на него Антон, – чё ты до меня доебался, я не дрочу на мужиков в аниме!

Тем временем на передней части сцены Кэт объясняла Маше:

– Ты будешь тут в углу с микрофоном стоять, и сразу переводить все их немецкие речи на русский. По-моему, идея отличная, чтобы иностранный факультет обойти.

В это время Серёга тыкнул автоматом в задницу Антона, в шутку обозвав при этом пидарком, и Антон, у которого, похоже, начались какие-то флешбеки из школьной жизни, агрессивно затопал ногой и затараторил помирающему от смеха Серёге:

– ДА СЕРЁГА, БЛЯ, ДА ЧЁ… ДА ЧЁ ТЫ ВООБЩЕ ТАКОЕ НЕСЁШЬ?! КАК МОЖНО БЫЛО ВООБЩЕ МЕНЯ, МЕНЯ И ПИДАРАСОМ НАЗВАТЬ! Я ВООБЩЕ НИСКОЛЬКО НЕ ПИДАРАС, ТЫ БОЛЬШЕ ПИДАРАС, ЧЕМ Я, А Я ВООБЩЕ НЕ ПИДАРАС, Я НАТУРАЛ, ПОНЯТНО? Я ТОЛЬКО О ДЕВУШКАХ И ДУМАЮ, НУ НЕ ВСЁ ВРЕМЯ ДУМАЮ, НО ДУМАЮ, И О ГОЛЫХ ДЕВУШКАХ ТОЖЕ ДУМАЮ!

– Антон, Антон, успокойся! – Поспешила к нему Кэт, – давайте без межнациональных оргий, хорошо?

– Кэт…, – всё ещё возмущённым голосом попытался подозвать я её.

– А ты давай учи текст, – брюнетка без объяснений всунула мне сценарный лист с текстом, благо, написанным русскими буквами, и стала дальше заниматься организацией, – Лео!

Чего?!

На сцену и впрямь вышел Лео с гитарой, который вообще не из нашей группы.

Даже он в форме обычного советского солдата, а не как я!

Она чё, не могла мне роль Сталина хотя бы дать?

Естественно, остановив Лео, я спросил:

– А ты тут чё вообще делаешь?

– Я его позвала, потому что он на гитаре хорошо играет, – объяснила подошедшая к нам Кэт, уверенно скрестившая руки на груди.

– А я-то почему Гитлер?!

– Да, точно, а я смотрю, на кого ты похож, – заржал Лео, а я лишь закатил глаза.

Посмеявшись вместе с Лео, Кэт пожала плечами и ответила:

– Ну ты же хотел запоминающуюся, сложную роль.

Возмутиться я не успел, потому что на сцену поднялся зашедший с визитом Владимир Владимирович, при котором вся шумиха сразу стала на уровень тише.

Остановившись прямо около нас, он довольно произнёс:

– Репетиция в самом разгаре, смотрю, это хорошо… Воронцов, ты чего это, во враги народа записался?

Я прекрасно видел, как Лео с Кэт с трудом сдержали рвущиеся из них смешки, пока я кипел от негодования.

С сильным хлопком положив руку мне на плечо, Владимир Владимирович обратился к нам троим:

– Я вам прямо скажу: на концерте будет серьёзная комиссия, так что никаких проблем быть не должно. Иначе полетят головы.

Для большей атмосферы последнюю фразу он произнёс таинственным шёпотом, и почему-то глядя прямо на меня.

Так, будто бы я в самом деле Гитлер.

Скажу честно: стало не по себе.

– Вы не волнуйтесь, – своеобразно заступилась за меня Кэт, – всё пройдёт по высшему разряду.

– Надеюсь, Катюш, надеюсь.

Ещё пару секунд поглядев на нас и погладив брюнетку по плечу, урод Владимирович двинулся к выходу.

– Работаем в усиленном режиме! – Потребовала Кэт, хлопая в ладоши.

Пока я пытался осилить непонятные мне слова, она собрала массовку из десяти одногруппников, половина из которых были в советской форме, в их числе и Серёга, а половина в немецкой.

– Как только услышите хлопушку, – говорила она, – всё по сценарию, бежите друг на друга, немцы помирают.

У нас ещё и спецэффекты в виде хлопушек будут…

Лео начал наигрывать на гитаре одну и ту же мелодию, и от всего этого голова шла кругом.

С трудом осиливая этот текст, я подошёл к Маше попросить помощи, как читается.

(Ох, как же стрёмно в костюме Гитлера)

Половину объяснений Маши я пропустил, потому что уставился на находившуюся в другой части сцены Кэт.

Она объясняла старосте с хлопушкой в руках:

– Как я махну рукой, взрывай хлопушку. Только тогда, когда я махну рукой, понимаешь, у нас нет столько хлопушек, чтобы каждый раз взрывать.

– Да поняла, поняла, не дура уж.

– Ты меня вообще слушаешь? – Начала щёлкать у меня перед носом пальцами Маша.

– Йа, йа, – пробубнил я на немецком, и сам зашагал к Кэт.

Брюнетка остановилась посреди сцены, скрестив руки на груди и тяжело выдыхая.

Встав рядом, я понял, что уже готов был пойти на любые унижения, даже умолять, и попросил как можно вежливее: