1

Уоллас чуть было не промаргивает этот первый момент, – он ожидал услышать грозный клич рога. В страшной тишине Эфре срывается с места. Размашисто рубит, и кажется, сразу сносит темному голову. Лишь в последний момент Магда неловко уворачивается, отступает и спотыкается, завалившись на руки первому ряду зевак. С улюлюканьем те отталкивают его на противника.

Смотреть на расправу настоящая мука. Лицо Уолласа сводит рыданием, глаза ест горячий песок, выступают сердитые слезы. На мгновение он прикрывает лысые веки, но не выдерживает, слышит вопли толпы и снова исподлобья глядит.

Магда чудом отражает метящий в плечо меч. С холодным звоном гарды сцепляются. Сердце Уолласа падает в котел живота: Эфре давит, наваливается ростом и весом. Костистые пальцы темного разжимаются, и меч из них выпадает со звуком, от которого в Уолласе что-то надламывается. Все делается медленным и словно бы нарисованным, как та фреска с танцами на стене дома Элле.

Толпа беснуется. Азартные выкрики растягиваются густой вязью смолы. Многие лунные успели сделать ставки до боя, и все они поддерживают сына Викирии. В дохляка никто здесь не верит. Спорили лишь на то, сколько Магде удастся прожить и куда придется последний удар.

Трактирщик с густо покрасневшим лицом наблюдает за схваткой. Уоллас обнаруживает во рту свои размякшие когти. Оказывается, он их гложет. Ему представляется, как в этом невыносимо долгом моменте он успевает добежать до бойцов, подобрать клинок и вернуть его в скелетные пальцы.

А потом время будто получает пинок и начинает спешить. Рука темного ныряет под слишком свободный доспех, выхватывает из-за пазухи нечто блестящее. Проворно, как раньше, Магда скользит навстречу неповоротливому в боевых латах противнику. Исход решает мгновение – маленький кинжал, о котором Уоллас успел позабыть, вонзается в узкую щель между маской и железным горлом защиты. Сдавленный стон Эфре тонет в единодушном всхлипе толпы.

Покачнувшись, светлый клонится. Из шеи на меха и доспех толчками хлещет красный поток. Магда вцепляется в шкуру, Эфре делает еще несколько шатких шагов и заваливается навзничь. Оседлавший его Магда сдирает очки и вонзает кинжал в правый глаз. Затем Магда перекатывается на задницу, садится, ссутулясь, вытирает лезвие о штанину и вдруг как-то очень привычно шмыгает соплями в носу. Эфре за его спиной мелко подергивается. Руки крючатся, шарят в грязи.

Магда зевает, как всегда прикрывшись ладошкой, и с заметным трудом поднимается. Лицо, грудь и руки его покрывают кляксы крови.

Эльф бесцветно сообщает потрясенной толпе:

– Я победил в смертном бою. Святые Камни и вы, все собравшиеся, стали свидетелями: у клана Викирии нет прав на мою собственность. Я доказал, что дом и все в нем имущество принадлежат только мне. Кости Эфа по-прежнему останутся у меня. Останки Эфре вайна может забрать. – Коротким кивком головы Магда указывает в сторону теперь уже наверняка трупа, размазывает рукавом кровь по лицу и в шелесте голосов выходит из круга. Толпа расступается.

– Честна нета! Нета правда! Падлак! – В истошном крике заходится вайна Эфре, тот, что в нелепой шапке с помпоном. Бьется в крепкой хватке родни. Братья расставили ноги и не пускают. Дальше светлый вопит на своем, Уоллас разбирает только всеобщее. – Правила не та!

Магда медленно оборачивается. Смотрит из-под суженных век.

Плетью висит сжимающая кинжал рука. На светлом фоне рубахи она кажется черной, будто окунутой в краску. Уоллас не сразу соображает: так в сумраке выглядит эльфийская кровь.

– Хорошо. – Кивает Магда. – Пусть Эфре встанет, и мы окончим сражение.

Затем встречается взглядом с возвышающимся над всеми Уолласом. Одними губами обозначает улыбку.

«Все, конец», – с облегчением понимает Уоллас. Краем глаза он различает, как сбоку Им обессилено опускается на корточки.

Проплешина рядом со святыми Камнями гудит возбуженными голосами. Бродяги горячо обсуждают исход поединка, шумят, спорят точно гномы над самоцветами. Некоторые уже начинают расходиться. Растворяется в тумане родовитый цветной. Мальками прыскают в стороны дети.

– Граязна. Граязна аразак! Он не ножа, ты ножа. Ножа! – Жалко всхлипывает вайна убитого. Он больше не кажется большим и пугающим.

Уоллас переводит взгляд на убитого. Кровь слабо сочится из ран и остается на истоптанной почве. Лицо залито красным, и пахнет эльф славно. Почти как забитые твари. Ощущение дурноты неуловимо меняется, теперь Уолласа мутит от голода: страх переварил все помои. Сглотнув слюну, он с усилием заставляет себя отвернуться.

А Магда-то в обратную сторону вздумал шагать! Никак, поперся что-то доказывать!

Дохляк возвращается к телу. Как вещь поднимает мертвую руку в доспехе, затем что-то делает с железным щитком на запястье, – со злым лязгом оттуда выскакивает тайное лезвие. Все замолкают.

– Хья, не знаю, кем надо быть, чтобы надеяться, будто я не узнаю придумку. – Ворчит Магда, обращаясь к толпе.

– Он никада. Никада! Он никада! – Скулит вайна Эфре. По прозрачной щетине текут слезы. – Чаесть. Честь никада ножа! Никада…

– Мы были в равных условиях. – Магда разводит руками с таким видом, что каждому становится ясно: вовсе не в равных.

Только что азартно ждущие его гибели зеваки обступают победителя. Хлопают по спине, поздравляют, жмут руки. Болтают, не позволяя дойти до Уолласа. Одновременно они натягивают дневную защиту – над кромкой Леса уже сквозит полоска зари. Вайну Эфре, наконец, отпускают, – он подбегает и как подкошенный рушится на колени рядом с телом подельника.

Солнце прорехой зияет на небосводе. В мире светлых ему не рады.

Уоллас с Магдой застряли на месте сечи. Уоллас время от времени поглядывает в сторону трупа, с таким страстным желанием, что сам себе становится омерзителен. Он только надеется, что на него никто вовсе не смотрит. Опасно голод вот так проявлять.

Но все равно косится, не может сдержаться, – на сей раз очень вовремя.

Застывший в скорбной позе вайна убитого краснеет лицом. Стремительно, будто тень наползла. Уже в следующее мгновение кожа его трескается, изливаясь сукровицей. Наливаются пузырями ожоги.

Спохватившись, братья укрывают беднягу сорванным с плеч плащом, под которым тот начинает возиться. Уолласу хорошо слышно, как ругаются родичи светлого, решая, кто из двоих не досмотрел. Препираются на своем, но Уоллас будто все понимает.

Взгляд снова падает на тело Эфре. Напарник успел стянуть с него маску, обнажив все лицо. Теперь в шлеме кипит, тяжело плюхая в стороны, точно похлебка у нерадивой хозяйки.

Заскулив, Уоллас ищет чучелко Магды. Тот вроде как встретил знакомых. По крайней мере, эльфы бегло балаболят на местном. Магда снова натянул неприятную гримаску пройдохи. Внезапно он замолкает, вперившись в то, что осталось от лица убитого им Эфре. Возвращая внимание, один из собеседников стучит его по плечу.

Ну конечно… Убитый похож на Эфа, эльфа, с которым Магда долгих тридцать два года бок-о-бок слонялся. Вдвое дольше, чем живет на свете Уоллас.

Наконец, что-то мякнув на местном, – мол, ждите, – темный возвращается к Уолласу. Кто-то из зевак поднес ему влажный отрезок хостины, и Магда утерся, но Уоллас чует прущий от одежды будоражащий запах. Ноздри его раздуваются, тело невольно подается вперед, слюна густеет, проявляя кислый привкус пустого желудка. Выродков голод едва возможно терпеть.

Магда коротко, по-хозяйски распоряжается:

– Я пойду, о делах потолкую. – Забирает свои вещи, котомку и оба меча вместе с лямкой. Обалдевший Уоллас все ему отдает.

Почти сразу же над его ухом переламывается обида. Щелкает по носу и под колени толкает: он же скот, обуза. Он только по обязательству нужен, горемычный пустоголовый болван. Во время схватки переживал как за себя самого, от ужаса чуть было не обмер, а эльф встретил знакомцев, и даже с собой не позвал.