Пока молодой человек дожевывал кусок крыши и любовался на перстень, не решаясь поднять глаз на дочку мэра, к воротам особняка подъехали автомобили, чтобы отвезти гостей на осмотр французских диковин, – на этот раз не из миндаля и крема.

В летнем трехтомнике август был для Альционы самым приятным фолиантом. Жаль, нельзя было перечитать его заново: роняя листья, на двор неумолимо наступал сентябрь, приглашая смотреть скучную драму осени из флорентийских окон особняка.

Чернышов и Темирханов, впрочем, скучать не собирались: они только что закончили переброску на берега Кокшенки еще одного архитектурного шедевра.

Им оказался французский замок Веррери, выстроенный в пятнадцатом веке, небольшой и уютный. Хозяевам замка весьма ловко внушили, что он-де на ладан дышит и нуждается в реставрации: Евгений пообщался немного с каменными стенами, и они незамедлительно продемонстрировали какие-то трещины, которых раньше не было. В итоге владельцы покинули свое фамильное гнездо, сдавшись на милость «реставраторов».

Полгода замок стоял в строительных лесах, и когда хозяева вернулись, трещин уже не было, как, впрочем, и самого замка, который заменила его убедительная копия. Со временем бывшие владельцы Веррери заметили кое-какие странности: вроде бы колонны в галерее стали чуть у́же, а краски в часовне немного поблекли; однако в итоге все списали на реставрационные работы, – ведь представить, что их родовое гнездо украли, подбросив вместо него фальшивку, не могло и самое бурное воображение.

Замок поселили в живописной излучине Кокшенки, а через месяц в нем устроили закрытый рыцарский турнир.

Дочь мэра и Рузанна, наряженные в средневековые одеяния со съемными рукавами почти до пят, сидели на деревянном помосте в устланных бархатом креслах.

В негласном турнире красоты победила Рузанна, затмив всех медовыми волосами и удивленным разлетом бровей. Альциона выглядела бледной: она ждала, что Эд примет участие в турнире, но он не изволил явиться, поскольку был занят учебой – ходил на подготовительные курсы в медицинском университете.

Когда семейству Темирхановых наскучила новая игрушка, Веррери открыли для широкой публики. Рузанна впервые выступила в роли экскурсовода: она крайне недурно запомнила все рассказы Чернышова об этом шедевре эпохи Возрождения. Темирханов тут же предложил ей работу, посулив сносное жалование; девушка, нацепив на грудь бейдж с эдельвейсом и лопаясь от важности – ведь ей было всего шестнадцать – вела по помещениям замка пробные группы экскурсантов.

К огорчению Рузанны, Эд так и не посетил Веррери.

Юношу интриговал чуть более ранний период в истории Франции: он увлекался Еремеем Парновым, книга «Альбигойские таинства» была его настольной. Альциона взяла ее почитать, затем томик перехватил у нее Чернышов,– и уже ближайшей весной дочь мэра позвала Пустякова на ролевую игру в развалины замка Монсегюр, которые, как несложно догадаться, навсегда покинули родной Лангедок.

Евгений довольно легко склонил последний оплот альбигойцев к смене места жительства, пообещав ему гораздо бо́льший поток посетителей. За замком, затерянным в горах, был весьма плохой догляд, поэтому он без проволочек согласился на переезд.

Однако перед тем как впустить первых посетителей, альбигойскую твердыню отдали в распоряжение дочери мэра, которой уже успели наскучить купанья с дельфинами и балы в стиле Наташи Ростовой (проводившиеся, кстати сказать, не в краденом, а в честно приобретенном парижском особняке подходящей эпохи). Она пригласила туда Эда, Рузанну и еще пяток школьных друзей.

Пустякову пришлось тащить в древнюю цитадель свою младшую сестренку, потому что было не с кем ее оставить. Пока Эд дрался на деревянных мечах с другими парнями, малышка ловила и складывала в банку виноградных улиток, которые переехали из Франции в сибирскую тайгу вместе с развалинами, или играла в бильбоке. Альциона не обращала на нее внимания – она вместе с Рузанной ждала исхода турнира и готовилась закидать героя белыми гардениями. В итоге все пошло не по плану – Эд проиграл битву, чем разочаровал обеих воздыхательниц. Больше ни в каких дурацких, по его мнению, затеях он участия не принимал, хотя однажды сподобился организовать ролевую игру «Черная смерть», облачившись в устрашающую средневековую униформу чумного доктора – утрированно длинный птичий клюв, набитый благовониями, очки с красными стеклами, мрачного цвета балахон и перчатки. Его преданные поклонницы с удовольствием нарисовали на лице и руках язвы и прилегли понарошку умирать в  особняке из Страсбурга. Возможно, именно тогда в полутемных комнатах между Эдом и дочерью мэра произошло какое-то взаимное объяснение; во всяком случае, их стали видеть вместе все чаще.

Натэлла, узнав о таких кощунственных забавах, устроила молодежи взбучку и прониклась неприязнью к Пустякову.

Когда Альционе стукнуло семнадцать, Эд осведомился у нее, смогут ли они пожениться. Он уже закончил экстерном третий курс, удивляя своими способностями даже самых хладнокровных преподавателей. Альциона согласилась, но ее родителям эта затея пришлась не по вкусу. Отец не собирался отпускать дочь из Семизвонска, а Эд планировал уехать в Штаты. Денег, правда, на подобную авантюру пока не имелось. Отец пообещал, что не даст Альционе ни копейки, а та в ответ пригрозила, что будет отсуживать и продавать свои доли во всех отцовских особняках – в случае с семейством Темирхановых речь шла не столько о квадратных метрах, скорее о километрах.

– Отберу твое любимое венецианское палаццо, так и знай, – в порыве ярости кричала Альциона.

– Слушай, ну, может, мы ему какую улочку тут соорудим, из Нью-Йорка, или что там ему нравится? – пошел на примирение отец, пытаясь отыскать хотя бы уголек былой дочерней любви на пепелище отношений.

– Он анатомирует лягушек, я сама видела, – встала на сторону отца ее мать, которой вовсе не хотелось, чтобы ее внуки росли вдали.

– Я ведь ни в чем тебе не отказывал, опережал твои желания. Пожелала изучать астрологию – так я тебе улицы из Ришикеша привез, вместе с браминами–астрологами и худосочными аскетами для антуража, чтобы дело у тебя споро пошло, – в отчаянии укорял ее Темирханов. (Это была чистая правда: пара улиц индийской астрологической столицы были вывезены из северной Индии и втиснуты между фольклорным заповедником и храмом Эола.)

И вот эта неблагодарная дочь теперь готова была забыть такого любящего и внимательного отца и променять его на глупого молокососа, который ничего не смыслит в архитектуре.

И тут, в самый разгар страстей, совершенно неожиданно для всех Эд Пустяков исчез со всех радаров: ни на лекции не приходил, ни у родных он не появлялся, телефон молчал.

Полиция опросила его соседей по университетскому общежитию и друзей, выяснив, что он ушел покупать младшей сестре подарок на день рождения; один парень, правда, заявил, что Эд, напротив, направлялся в ювелирный магазин, чтобы приобрести Альционе кольцо и сделать уже официальное предложение. Однако ни кольца, ни подарка никто так и не получил.

– А знаешь, он просто сбежал, – заявил Темирханов безутешной дочери. – Сбежал твой голодранец, передумал. Тоже мне, принц без принципов.

Рустем, глядя на ее заплаканное и злое лицо, с сожалением стал вспоминать, каким славным и послушным ребенком она была, стояла в капроновых бантах на стуле и читала не какие-нибудь глупые стишки, а Цветаеву (потому что вкус нужно прививать с детства):

Слава прабабушек томных,

Домики старой Москвы,

Из переулочков скромных

Все исчезаете вы…

Что ж, домики действительно исчезали. Из Москвы и Парижа, из чешских и испанских городов, со средневековых улочек Бухары и Хивы – и Бог знает из каких ещё дальних закутков планеты.

Шире, чем эти ворота, открывает тебе свое сердце Сиена.

Надпись на вратах средневекового города