В открывшемся черном квадрате луч фонаря высветил лестницу с перилами, уводящую в холодную густую тьму.

– Приготовить фонарики, – скомандовала девица.

Дети дисциплинированно и проворно начали спуск; их блестевшие от дождя головы исчезали в подземелье одна за другой, будто кто-то неспешно опускал бусы в бездонную шкатулку.

Экскурсовод спускалась последней, без труда управляясь с полами театрального наряда. Раздраженно взглянув на подошедшую к люку Пустякову, она сказала:

– Вам нельзя, дорогая. – Хотя девушка и не собиралась следовать за ней.

Рука в атласной перчатке цвета шампанского захлопнула дверь; звякнула щеколда, и сразу же наступила идеальная тишина.

Только капли с карниза все еще глухо шлепались на подоконник.

Мэри ошарашенно стояла возле люка, не зная, что делать: то ли позвонить в полицию, то ли дождаться возвращения неожиданных экскурсантов. Однако совершенно очевидно, что девица в шляпке была здесь не в первый раз, и это обстоятельство заставило Мэри не торопиться с решительными действиями.

Пока непрошеные гости исследовали подземелье, Пустякова переоделась в брюки и рубашку, пригладила непослушные вихры коротко стриженных волос, заварила чаю и устроилась в кресле прямо напротив загадочной двери.

Примерно через полтора невыносимо долгих часа дверца люка распахнулась снова: Мэри невольно вздрогнула, отставив в сторону чашку. Первым из черного квадрата вынырнуло перо цапли (и не боится ведь сломать), прямое и чуть торжественное, потом крохотная шляпка, приколотая шпилькой на пышную прическу, а затем и строгое лицо. Мэри хотела что-то сказать, но незнакомка, усевшись на пол перед люком, отстегнула от пояса небольшой рупор и гаркнула во тьму:

– Эй, поживее там, нам еще нужно успеть в луарские замки, а они закрываются в пять.

Снова комната наполнилась детьми, уставшими, но довольными. Некоторые бесцеремонно попытались усесться на кровати, так что Мэри едва успела их согнать.

– Быстрее, замок Веррери уже наверняка нас заждался, – торопила детей экскурсовод. – Собирайтесь. Эй, что вы там забыли в этом бассейне? А ну, живо, не рассиживаемся, все на выход. – Девица, к облегчению Мэри, указала школьникам на дверь.

– Я устала, я чаю попить хочу,– вдруг заканючила одна из девочек.

– Ах так…

Барышня в шляпке сурово свела брови и притворно-сочувственным тоном произнесла:

– Вы оставайтесь, конечно, чаевничайте. Но только учтите: нытиков на экскурсию «Галопом по Европам» не берут.

Аргумент неожиданно подействовал, и школьница покорно поплелась в прихожую, где уже одевались остальные.

Через несколько минут в квартире снова стало тихо и пусто, как будто и не было ничего. Мэри выглянула во двор: дети, перепрыгивая лужи, устремились к синему с желтым эдельвейсом экскурсионному автобусу, а хохлатая барышня о чем-то переговаривалась с водителем, оберегая свою шляпку от мелкой мороси куполом зонта, гармонировавшего по цвету с нарядом. Кажется, совершенно никто не был пристыжен тем, что ее субботний покой нарушен, пол варварски затоптан, а красивые диванные подушки хаотично разбросаны по комнате. Спасибо, что хотя бы ковер расправили и вернули в прежнее состояние.

Мэри вышла на лестничную площадку взбешенная и раздосадованная, с твердым намерением идти писать заявление в полицию. По пути она столкнулась с соседкой.

– Погода сегодня не задалась, верно? – спросила ее женщина, отряхивая капли с зонта. Ее руки были слегка выпачканы оранжевым лаком: она работала реставратором мебели.

Мэри поделилась с ней кошмарным событием.

– Целый табун невоспитанных школьников, – пожаловалась она и сообщила о своем желании поставить в известность полицию.

– Не нужно, – засмеялась соседка. – Перья на шляпе, и вообще выглядит так, будто из девятнадцатого века сбежала? Так вот, ты ничего не добьешься, это дочка мэра, Альциона. Никто и слушать не станет. Это она тебя пожалела, нищую студентку, ведь квартиру хозяйка сдала в обход закона. Если Альциона не будет чинить препятствий твоему проживанию здесь, то считай это крупным везением, ведь до медицинского отсюда рукой подать, и цена мизерная. Ну, придется терпеть небольшие неудобства, поскольку живешь аккурат над экскурсионным объектом. Я уж не стала тебя заранее расстраивать.

Мэри вернулась в спальню и повалилась на кровать почти без сил.

Так вот почему эту квартиру, с просторной лоджией, укрытой с одного боку пышным глянцевым плющом, с фарфоровыми чашками толщиной в яичную скорлупку, из которых так боязно было пить чай, с освещением, повиновавшемся хлопку в ладоши, и нарядным сквером с декоративными тыковками и петуньями под окнами, ей сдали за символическую плату…

Мэри трезвонила хозяйке всю неделю, но та не брала трубку.

Когда девушка наконец дозвонилась, то владелица исфаханского ковра и слушать ее не стала.

– Я же говорила, что будет немного шумно, – с ленивой злостью ответила хозяйка.

…Каждую субботу неожиданные экскурсии маршировали теперь по квартире Мэри, и с этим решительно ничего нельзя было поделать.

Крепкий двухэтажный бревенчатый особняк готовился к отходу в иной мир. Дом, принадлежавший некогда купцу второй гильдии Иголкину, с великолепными наличниками – в языческих петушках и восьмиконечных звездах, нанизанных на гирлянду стилизованных лилий, – собирались сносить.

Он прожил без малого сотню лет и все еще не утратил былого очарования: стоило лишь заново искупать в пунцовой краске ромбовидные солнца над окнами, починить крышу с затейливыми печными трубами, поправить вросшие в землю ворота, – и он снова ловил бы на себе восхищенные взгляды прохожих.

Напрасно зима прицепила ему роскошные эполеты из хрустальных сосулек и выстлала серебряным снегом крышу, будто призывая полюбоваться, как он хорош; судьба особняка была решена.

В Семизвонске осталась едва ли дюжина исторических зданий. Почти все старинные дома уничтожили, а улицы заковали в бетон. Теперь бал правили многоэтажные дома,– ведь стоимость квадратного метра земли в городе, где без труда можно было найти работу на процветающем никелевом предприятии, приближалась к цене квадратного метра чистого золота, усеянного редкими бриллиантами.

Подросток лет тринадцати стоял неподвижно: он разглядывал особняк и беззвучно с ним прощался. Позавчера несколько лучших фотографов, приглашенных им, сделали множество снимков купеческого дома в разных ракурсах, но он все никак не мог отвести взгляд от деревянных кружев.

– Хватит уже, пора ехать. Особняк просто разбирают. Его отвезут на специальный склад, потом соберут заново. – Мать, раздосадованная упорством сына, тянула его обратно в машину рукой, закованной в безумно дорогие браслеты. – Ты видишь римские цифры на бревнах?..

Мальчику казалось, что окна с красными веками наличников похожи на заплаканные глаза. Неожиданно крупная сосулька оторвалась от карниза и с грохотом обрушилась на машину. Через секунду автомобиль снялся с места и исчез за поворотом, увозя подростка в клубящуюся холодным туманом январскую даль.

Двое мальчишек (один – сын никелевого магната Темирханова, а другой – главного архитектора города Чернышова) последние три года по два раза в неделю взбирались на крышу купеческого особняка – по удобным водосточным трубам с витыми приступками, будто кем-то любезно размещенными для более комфортного восхождения.

Когда они оказались здесь впервые, их целью было срисовать необычную трубу в виде дракона с раздутыми ноздрями, разинувшего пасть и таращившегося в небо, словно собиравшегося проглотить чуть подрумяненные закатным солнцем облака, – и еще щегольский деревянный конек и навершия декоративных башенок.

Когда они оказались здесь впервые, их целью было срисовать щегольский деревянный конек, навершия декоративных башенок и необычную трубу в виде дракона с раздутыми ноздрями, который широко разинул пасть, будто собираясь проглотить чуть подрумяненные закатным солнцем облака.