– Время, Макс, – напомнил мне человек, которому я был обязан и клиентурой и прикрытием.

Сработало. Я отлепился от стула, с которым успел сродниться, подошел к Нищеброду и снял с него пластиковые наручники. Ноги он сам себе освободил. Фиксировать нижние конечности нужды не было, но я завелся.

Кракер-самоучка даже рук не стал растирать. И пятнадцати минут не прошло, как он осваивал роль заложника. На двойку с минусом, надо сказать.

– За фингал ответишь, – первое, что он заявил, подтягиваясь к рабочей платформе.

– Сам виноват. Видишь, я после тренировки, весь такой разгоряченный, а ты ручками перед носом машешь. Вот и поймал. Входящий… Фингал его волнует… За твоими дредами ни хрена не видно. А проституткам твой внешний вид до звезды. Если ты на них решишься когда-нибудь.

Кракер меня не слушал. Я не успел оглянуться, как он засветил базу данных клуба. В моем присутствии напарник всегда оказывал мне акт доверия – выводил экран визора на общий доступ, но я особо не вникал. По давнему уговору мы распределили обязанности. Логично предположить, что он не лез с советами ко мне, а я к нему.

– Вот твоя мадама, – сказал, наконец, Нищеброд.

На визирном фоне возникла дамочка, восседающая у стойки бара вполоборота от камеры. Другая половина ее лица была повернута ко мне. Брюнетка что-то сказала и даже сейчас я напрягся.

– Так-так, рельефненько, – протянул кракер. Его руки вспорхнули, затягивая лицо брюнетки в слои наложений. – Еще раз повтори дословно, что она сказала.

– Есть дело, Лариосик, – сквозь зубы выдавил я.

– А ое ыаешь? – металлическим голосом сказала мадам.

– Что за хрень? – поинтересовался я.

– Да есть такая приблуда, по губам читает. Ракурс, конечно, убойный, но…

В воздухе заколебались разложенные на экспоненты две фразы. Первая – «есть дело, Лариосик» подтверждалась с вероятностью пять и семь десятых процента. Вторая «часто здесь бываешь» – имела практически стопроцентное попадание.

– Ммм… Макс. В связи с чем у меня два вопроса: шизоидная эмболия – что-нибудь личное тебе говорит?

– А второй? – после паузы отозвался я.

– Дамочку будем дальше работать?

– Будем. Еще как. Может, она чревом вещает. Знаешь, раньше были такие люди…

– Давай, объясни мне.

– Чтобы заполнить твои пробелы, надо от потопа начинать.

– Соси.

– Иногда я думаю: на хрена я подобрал тебя в Блошке? Немытого, обоссанного, обосранного…

– Не гони! Не был я… Обосранным.

– Слушай, а ты не думаешь, что можно было запись…

– Это у тебя голоса в голове, а не у меня. Любое вмешательство оставляет следы. Чтобы заменить одну картинку, нужна другая картинка. Если речь идет о работе в реальном времени. Такой степени ювелирная корректировка требует, чтобы дамочка сидела в том же месте. Любой сдвиг провоцирует колебания. Я бы призадумался, если бы тебя не было в кадре. Но ты там есть. Это первое.

– И?

– Только если предположить, что в теме кто-то из охраны. Тогда запись полностью заменена после твоего ухода.

– Будем предполагать худшее, – отрезал я. – Работай дамочку.

– Уже, – хмыкнул он. – Бернардина Эльд. Тридцать пять лет. Бывшая гало-модель. Неудачный брак, неудачный раздел имущества. Неудачная попытка пробить бизнес-тему по вживлению в женские половые органы кольчатых червей… Едрить вашу маму. Не для слабонервных. Неудачная беременность.

– Стабильная дамочка.

– Проживает во втором Западном квартале на пересечении с Центральной скоростной развязкой, в двухъярусной квартире на шестьдесят третьем этаже. Предпоследнем. Почти расплатилась. В данное время в активном поиске мужа.

– Ммм? Откуда кредиты берет?

– Ставит порно-ролики со своим участием на визоре… В свободном доступе.

– Сколько на подготовку?

– Пока не знаю. Дам раскладку через пару часов.

– Конкретизируй. Сутки, двое? Неделя?

– Парень, два часа мне дай. Тогда скажу. Сходи пока, подрочи.

– Угу. Старый я уже для этого дела. На девчонок едва сил хватает.

– В любом случае, отвали!

– Ладно, понял, не психуй. Два часа – ни туда, ни сюда. Пойду рубанусь у тебя на диване в гостевой…

Нищеброд хмыкнул.

– А не боишься, что я тебя тепленького и сдам? Раз с первого раза не получилось.

Я, шагнувший было к выходу в другую комнату, в задумчивости останавливаюсь и тру рукой подбородок.

– Я тут подумал: может, для симметрии мне тебе еще и правый глаз подбить? Я, знаешь ли, в душе перфекционист.

***

Жаль, что никто не может разделить моего восторга: с высоты семидесятого этажа допотопного жилого центра «Воздушный», город производит фантастическое впечатление. Уже предвижу саркастический вопрос – а горячие мачо из Департамента по правонарушениям не подойдут?

Что, эти качки с полным отсутствием воображения? Не-а. Лишь женщины, с их тонкой душевной организацией и обнаженной эмоциональной доступностью смогли бы пройти кастинг.

Кому еще под силу оценить стойкую эрекцию растущих из воды сотен небоскребов? Специально для вас – любительниц эталона. Всех форм и размеров. С куполами сфер, венчающих крыши, окруженными у самых вершин кольцами смотровых площадок. Высокие, тонкие, островерхие, с выступающими эркерами по бокам. И необъятные высотки, с выведенными по стволу шахтами скоростных лифтов. Традиционно крепкие середнячки станций магнитопланов, опоясанные рельсовыми магистралями.

Для любителей экспериментов во влажном тумане тонут девайсы мостов, эстакад, виадуков и перекидных дорожек, присосавшихся к стеклобетонным парапетам огораживающих высотки набережных. Под ними тянутся рукава водных артерий – прямых, изогнутых. Закрученных в свободном от домов пространстве в узлы магистральных развязок.

Для тех, кто любит погорячее – полосы рельсовых дорог, на уровне десятого этажа опирающихся на стальные сваи. Под дугообразными мачтами подсветки хищно бликует металл. Красным огнем стоп-слова, пачкающим ночной небосвод, святятся шпили станционных башен.

Почти преддверием долгожданных конвульсий (о, да, детка, сделай это для меня!), точкой G в центре пересечения всех путей – высится Атриум Правосудия. Невысокий, растянутый вдоль залива Тишины, словно пытающийся занять больше места, сосредоточить в чреве всю информационную силу мира, он пульсирует по периметру алыми сигнальными огнями.

И, наконец, сгорающее в неоне пространство взрывается фейерверками голографических реклам. Город затихает, последним хрипом выталкивая из туннелей стаи несущихся по магистралям аквабайкеров.

Покой. Все мыслимые оттенки огней постепенно тонут в Великом океане. И там, под водой, как зеркальное отражение города, продолжает светиться люменом нижний, затопленный уровень.

Я больше часа сижу на крыше. Полностью экипированный, хорошо мотивированный. Прогретый за солнечный день стеклобетон щедро делится тем, что мне нахрен не сдалось. Сюда не доносятся звуки. Царит тишина и ветер. А еще выше сияет отраженным светом пояс астероидов. Из-за оптического эффекта видна только светлая линия, пересекающая небосвод и уходящая за горизонт.

Именно там, на орбите и находится центр поддержки и сопровождения БИЧ. Модуль организации зонального координирования. Сокращенно МОЗК. Для нас, смертных, просто Мозг. Неподкупный, бескомпромиссный. «Разговаривающий» с нами чистым языков цифр. Знающий о каждом из нас больше нас самих. С момента разделения материнского чипа. Так что на вопрос «есть ли жизнь до рождения», на уроках отвечают согласием.

Конфиденциальность превыше всего. Девиз, уходящий корнями в допотопную эпоху. За последние сто лет Мозг прочно утвердил репутацию: даже убийцам, насильникам, растлителям, грабителям и хакерам всех мастей полагалась защита личных данных. Чтобы получить доступ Комиссии по правонарушениям приходилось запрашивать санкцию, прилагая к запросу неопровержимые доказательства виновности. Положительный исход зависел от расстановки цифр по неизвестным для нас показателям.