Леди Кэтрин не без гордости улыбнулась, явно довольная собой.

— Вы, должно быть, очень скучаете по родине.

Как странно! Совсем недавно, всего несколько недель назад, он охотно согласился бы с тем, что всеми силами рвется на родную землю. А вот нынче вечером ему не хотелось и думать о предстоящем возвращении. Слишком много забот легло на его плечи, и не только в связи с гибелью Матуса, хотя эта забота преследовала его неотступно. Но даже скорбь о Матусе и гнев на его убийцу отошли на второй план, принца влекла Элиза, и это чувство затмевало все заботы и размышления.

Он уже не мог мыслить четко и ясно, любовь помутила его рассудок.

Вот перед ним стоит исключительно красивая женщина, совсем молодая, ей еще далеко до того возраста, который называют «зрелым». Отец ее весьма влиятельный член палаты лордов, к тому же склонен поддерживать Алусию. Такой союз способен принести немалые выгоды его стране. Принц улыбался и слушал, как она щебечет о фамильном поместье в Норфолке, но перед глазами у него стояла Элиза, в простеньком платье, забрызганном чернилами переднике и постоянно выбивающимися из прически локонами. Он и думать-то мог лишь о всевозможных часах, о собаках и чрезмерно рассудительном коте. А еще о протянутых по всему дому шнурах, которые позволяют слепому хозяину не сбиться с дороги, и о туфлях, сумках и шляпках, которыми забита маленькая прихожая.

Прозвучало приглашение к столу, и Себастьян занял свое место посередине, по правую руку от него сел заместитель министра финансов Англии, слева — лорд Престон, состоявший в каком-то дальнем родстве с принцем Альбертом. Себастьяну нужно было подружиться с этим лордом, однако мысли его витали далеко, как не раз случалось на официальных обедах. Сегодня он уделил внимание алусианским дамам, каждая из которых была занята оживленной беседой.

Можно ли выделить среди них даму особенно низкого роста? Или особенно полногрудую? И могла ли одна из них предать свою страну и своего государя? Где-то между последним блюдом и десертом, состоявшим из мороженого, принц решил, что надо непременно повидаться с тем человеком, который получил пять пенсов за доставку письма.

С другого конца стола загремел мужской хохот, и принц невольно повернул голову в ту сторону. Ростафан, пришедший от чего-то в восторг, так грохнул ладонью по столу, что зазвенела посуда. Склонившись влево, Ростафан что-то говорил сидевшей рядом алусианской даме. Она была знакома Себастьяну — жена одного из заместителей главнокомандующего. Может, это она предательница? Нет… насколько мог вспомнить принц, эта дама как раз одна из самых высоких в его свите. И с плоской грудью. Но Ростафану она улыбнулась так ослепительно, что Себастьян не мог не задуматься.

Это не мешало ему внимательно слушать заместителя министра финансов, который рассказывал об уже проделанной работе по подготовке торгового договора между двумя странами. Принцу подумалось, что надо было послать за Леопольдом и посоветоваться с ним насчет того, кому надлежит стать будущей королевой Алусии. У Себастьяна возникло такое ощущение, будто его душа воспарила над этим собранием и отвлеченно созерцала сидящих за столом, заодно обозревая его нынешнюю жизнь: женщин, которые, возможно, его уже предали, тех, кто еще мог предать в более позднее время, а равно и мужчин, которым эти дамы повиновались.

По мере того как время шло и одни блюда на столе сменялись новыми, это ощущение лишь усиливалось. Принц поддерживал беседу, благосклонно улыбался, но при этом ничего не чувствовал, как будто все эмоции покинули его. Две юные леди и их родители, связям которых мог позавидовать в Англии любой, то и дело бросали на него взгляды и нервно улыбались. Отец леди Элизабет, вероятно угадывавший, что проигрывает гонку за призом, встал со своего места и провозгласил тост за процветание и доброе здоровье наследного принца королевства Алусия.

Себастьян мысленно задался вопросом, а как бы отнеслась ко всему этому Элиза. Он легко представил себе, как она смеется и весело болтает с ним, не придавая всей этой политике ни малейшего значения.

По окончании обеда дамы удалились в соседнюю гостиную, а джентльменам подали коньяк и сигары. Себастьян встал из-за стола и подошел к окну, взглянул на темнеющие сады. В стекле отражался Ростафан, который беседовал с одним англичанином и заливался громким хохотом. Фельдмаршал всегда был таким жизнерадостным. Интересно, по какой причине?

— Ваше высочество! — Кай снова поклонился своему принцу. Неизменно почтителен. Всегда внимателен и насторожен, когда находится рядом с бывшим соучеником. — Пора присоединиться к дамам. Мы все подготовили для игры в карты.

— И мне придется играть с ними по очереди, ты это хочешь сказать?

— Да, это было бы весьма полезно для продвижения вопроса о брачном союзе.

Еще одна выгодная торговая сделка — вот чем был его брак для министра иностранных дел. А для Себастьяна это был жизненно важный вопрос. Он всмотрелся в лицо Кая, которое было привычно сдержанным.

— Как думаешь, кто же убил Матуса?

— Простите? — Кай побледнел, бросил взгляд в сторону гостей — наверное, опасался, что кто-нибудь мог расслышать столь не вовремя заданный вопрос.

— Мне хочется знать твое мнение, — сказал ему Себастьян. — Мы ничего об этом не говорили с того дня, когда узнали о происшедшем, а мне интересно, не появились ли у тебя какие-нибудь мысли на этот счет.

— Я почтительно воздержусь от суждений до тех пор, пока мистер Ботли-Финч не сообщит нам итоги проводимого им расследования.

Себастьян подошел к нему вплотную и заговорил по-алусиански.

— Кай, я же спросил: есть ли у тебя какие-то соображения по этому поводу?

— Ссора, мой господин, — отвечал Кай, вздернув подбородок. — Полагаю, Матус оказался замешан в темное дело.

— Какого рода дело? В подготовку мятежа?

— Мятежа! — фыркнул Кай. — Только не Матус. Он всегда хранил верность вам и королю. Он был человеком, верным до мозга костей.

— Как и все остальные на этом приеме? — спросил Себастьян, невольно переводя взгляд на Ростафана.

— Йе, я полагаю, что так. — Кай был явно шокирован вопросом принца.

— Какая же ссора могла толкнуть кого-то на убийство Матуса? — продолжал расспрашивать Себастьян.

— Может, из-за проигрыша в игре. Или из-за женщины. Откуда нам знать, кто чем занимается после того, как заканчивает исполнение служебных обязанностей?

Себастьян вдумался в услышанное. Теоретически все было правильно, да только он был неплохо осведомлен о том, чем занимался Матус вне службы. Они проводили вместе почти все время, и принц немало знал о личной жизни своего секретаря. Тот обожал жену Мирабель. Оба сокрушались, когда она потеряла еще не родившегося ребенка. Знал Себастьян и о том, что Матус беспокоился о своей матери, которая слабела день ото дня.

— Может, оставим это? — сказал Кай, проявляя заметное нетерпение поскорее покончить с бесплодными предположениями.

Себастьян вынул из кармана часы — подарок Элизы — и взглянул на стрелки. Потрогал пальцем сделанную по-латыни надпись: «Любовь и верность».

— Йе.

Остаток того вечера Себастьян заставлял себя улыбаться и веселиться, припоминая советы одного из своих многочисленных наставников, мастера Таддеуса. Задача мастера Таддеуса заключалась в том, чтобы подготовить Себастьяна к превращению в короля. И он неделю за неделей гонял своего воспитанника, приучая к придворному этикету, умению держаться перед подданными, светским манерам — всему тому, что необходимо, дабы не обмануть ожиданий просвещенного общества.

Сейчас мастер Таддеус гордился бы своим воспитанником.

Так и проходил тот вечер: Себастьян вращался в залах и коридорах Кенсингтонского дворца, а вот мысли его вращались вокруг Матуса, а особенно вокруг домика на Бедфорд-сквер, 34.