— Знаешь, он на нее даже не взглянул. Удалился еще до того, как она успела рот открыть.
Каролина ахнула. Потом усмехнулась.
— Вот как! Расскажи мне все до мельчайших подробностей, особенно то, как она оскорбилась.
Элиза захихикала. Когда они подошли к бальной зале, Каролина оставила Элизу в сторонке.
— Ни шагу отсюда, обещаешь?
— Обещаю, — поклялась Элиза и помахала подруге.
Каролина поспешила прочь. И пока Элиза терпеливо ждала — от всего съеденного ей тяжело было даже пошевелиться, — она заметила неподалеку группу господ. Пригляделась повнимательнее: алусианцы и англичане, среди которых она опять заметила худощавого, поджарого помощника принца. Сейчас он казался невероятно взволнованным. Элиза бочком, стараясь быть незаметной, подвинулась поближе, делая вид, что дает пройти потоку гостей, расходящихся по своим местам по окончании танца.
— Как они смеют даже произносить слово «мятеж», — пробормотал один из алусианцев с сильно заметным акцентом. — Неужели они не понимают, что любая молва лишь подливает масла в огонь.
Голос показался Элизе на удивление знакомым. Или ей все голоса кажутся похожими?
— В таком случае их, вероятно, вообще не следовало приглашать, — отрезал алусианец. — Разумеется, вы должны знать, что… — Он резко замолчал и обернулся.
Элиза недоуменно уставилась на него. Она и не подозревала, что подошла слишком близко.
— Прошу прощения, — извинилась она и, развернувшись, поспешила к двери в бальную залу, пока никто ничего не успел сказать.
— Элиза!
В ужасе от того, что ей только что довелось подслушать, она напрочь забыла о приказе Каролины. Резко обернувшись, она увидела подругу под руку с каким-то джентльменом.
— Ты куда собралась? — Даже сквозь маску Элиза видела, что Каролина сердится.
— Э… — Она оглянулась на дверь.
— Я бы хотела представить тебе своего друга, если позволишь. — Каролина просто испепеляла ее взглядом, поэтому Элиза расправила плечи, улыбнулась и присела в реверансе. А следовало ли ей делать реверанс? Ах, ладно. Каролина позже обязательно раскритикует ее манеры.
Приятель Каролины оказался ростом с Элизу. На его носу громоздилась маска, но улыбка показалась приятной, и он поклонился.
— Разреши представить господина Говарда из Брайтона, — с надлежащим апломбом произнесла Каролина. — Господин Говард, познакомьтесь с моей близкой подругой, мисс Элизой Триклбэнк.
— Рад знакомству, мисс Триклбэнк. — Он вновь поклонился. — Прошу простить мне мою дерзость, но не окажете ли мне в удовольствии пригласить вас на этот танец? Леди Каролина уведомила меня, что в вашей бальной карте пока еще есть свободные танцы.
Элиза взглянула на Каролину, на лице которой заиграла улыбка, искусно скрывавшая нетерпение.
— Ты же с удовольствием потанцуешь, не так ли, Элиза?
— Заиграли кадриль, — сказал господин Говард, оглядываясь на зал.
— Благодарю вас, господин Говард. С огромным удовольствием, — ответила Элиза, кладя руку на подставленный им локоть. Наверное, она что-то опять перепутала. Не может она запомнить все эти правила.
— Ты должна вписать его имя, — напомнила Каролина, указывая на ее бальную карту.
Элиза вытянула руку:
— Быть может, ты окажешь мне такую любезность, Каролина. Я так боюсь допустить ошибку. — Если Каролина и заметила ее сарказм, то даже бровью не повела. Она быстро вписала имя господина Говарда.
— Готово, ступайте! — широко улыбнулась она, как будто отправляла ребенка в школу.
И Элиза с господином Говардом удалились танцевать. Что ж, Каролина была права — с кадрилью она справилась сносно. После Говарда она танцевала еще с одним джентльменом, приятелем господина Говарда. А потом — ужасный алусианский танец с каким-то алусианцем, который говорил с таким сильным акцентом, что она едва понимала его, поскольку пыталась сосредоточиться на замысловатых танцевальных па. И наконец, Элизе пришлось вальсировать с одним джентльменом, от которого невыносимо воняло табаком и спиртным.
По завершении вечера люди начали снимать маски, так как в них стало крайне жарко. Какофония звуков становилась все громче, а пунш заканчивался. Элиза тоже сняла маску, связала завязки и надела маску на плечо, пока танцевала. Пару раз ей приходилось напоминать себе, что она на королевском бале-маскараде в Кенсингтонском дворце. Что все эти мужчины, с которыми она кружится в танце, важные и богатые люди. И что все женщины вокруг, которые больше не считаются удачными партиями, предназначены именно для таких мужчин.
Она могла бы улыбаться и флиртовать, возможно, даже делать вид, что она не старая дева, которая ухаживает за больным отцом. Но, как ни удивительно, у нее не было ни малейшего желания притворяться. Ей было вполне уютно в роли танцующей старой девы, которая на радостях хлебнула лишку.
И, если честно, единственное, что она запомнила в этом огромном море масок, — это пара темно-зеленых глаз.
Глава 5
В половине третьего часа пополуночи стойка в банкетной зале вновь заполнилась закусками, что вызвало живейшее одобрение многих гостей, из коих не одному пришлось напрячь все свои силы и умения в алусианских танцевальных фигурах. Гости тогда стали снимать маски, и в нескольких случаях таковое разоблачение поразило остальных. Особенно дивились тому, как простираются на маскарадный костюм оригинальные вкусы высокородного лорда с Севера. Уже после первого часа пополуночи нигде невозможно было обнаружить определенного гостя королевской крови. Равно как не было и ни малейшего намека на то, где искать молодую леди, чей цвет волос безошибочно позволял узнать то, что пыталась скрыть маска.
Для разъезда гостей не было указано определенного часа, так что возгласы многих из них можно было слышать на улице, когда они покидали дворец без малого в пятом часу утра.
Достопочтенные дамы! Если вы танцевали всю ночь до утра и оттого глаза у вас немного набрякли, незаменимую помощь вам окажет старинный французский способ — маска из сырой телятины на сон грядущий. Проснувшись, вы будете свежи, а глаза ваши станут, точно у прекрасной лани.
Дамская газета мод и домашнего хозяйства г-жи Ханикатт
Проснувшись, Себастьян увидел, что постель пуста.
Он резко сел, на секунду забыв, где находится: его сбила с толку маленькая комнатка, где не было слуг, молча сервировавших стол к чаю. Но тут же Себастьян все вспомнил: оседлавшую его женщину с блестящими рыжими волосами. Ее пальчики впивались ему в грудь. Он опустил взгляд. Йе, отметины остались.
Себастьян взъерошил волосы, встал с постели, нашел одежду — всю, за исключением сброшенной маски. Частично одевшись, он вышел из комнаты. Рубашку заправлять не стал, сюртук перебросил через руку, а шейный платок держал в руке.
За дверью, прислонившись к стене, стояли два охранника. Служба научила их спать стоя — Себастьян подобным умением не обладал. Они тут же проснулись, молча сопроводили его из здания, позаботившись о том, чтобы двери за ними закрылись бесшумно.
Когда они оказались в знакомой части дворца, только-только начинал брезжить рассвет. Не успел Себастьян войти в свои покои, как его камердинер Эгий, едва не упав с кресла, в котором спал, подскочил, готовый исполнить любое пожелание принца.
— Готовь ванну.
— Слушаюсь, ваше высочество. — Эгий поклонился и поспешил выполнять приказание.
Себастьян подошел к раковине, погрузил руки в ледяную воду и плеснул себе в лицо. В желудке заурчало от голода. Ночка выдалась неспокойная: у миссис Форсайт был ненасытный любовный аппетит.
В комнату вошел дворецкий, поклонился:
— Bon de, mae principae[6].
— Доброе утро, Патро, — по-алусиански ответил ему Себастьян. — Подавай после ванны завтрак. И пригласи министра иностранных дел. Где Матус?
— Я пошлю за ним, сэр, — ответил Патро.
