— Да ты что, — удивился мужчина, давая оба клубка мальчишке. — Иди-ка отнеси в лагерь, а я тебя сейчас догоню. Малины к чаю Клавдия Степановна просила собрать. Давай, беги.

Тот, ухватив оба лыковых шара, припустился бежать. Едва его стало неслышно, учитель осторожно пошел вперед по едва заметной тропке. Было видно, что ей редко, но все же пользуются.

— Где-то здесь, где-то здесь, — бормотал он, внимательно смотря под ноги. — Да, откуда ему знать?

Наконец, он вышел к небольшому оврагу, который, по всей видимости, разрастался в сторону от их лагеря. Тропка здесь и заканчивалась. Маркин встал на колени и начал что-то искать в траве.

— Не могли же его тащить столько, — на грани слышимости шептал он, пропуская между пальцев шелковистую траву. — Подожди-ка…

У корней невысокой осины что-то тускло блеснуло. Металл? Осколок стекла? В свете заходящего солнца толком было не разобрать.

— Черт побери! — резко отдернул от руку от вытащенного из травы предмета, оказавшегося небольшой косточкой — фалангой пальца. — Это не может быть он! Прошло всего то пару дней…

Валившаяся прямо перед его лицом косточка была идеально белого цвета, без единой желтинки. Он подобрал тонкий пруток и начал осторожно ворошить слежавшиеся ветки на том самом месте.

— Да что же это такое?! — едва верхний слой веток и тонкий ковер дерна был сдернут, как ему в нос ударил тяжелый запах гниения. — …!

Зрелище открывавшегося по кусочкам полуразложившегося тела, наоборот, словно подстегнуло его. В течение нескольких минут толстый слов лесного покрывала оказался сдернут с трупа.

— … Это мужчина, — бормотал Маркин, стараясь проговаривая все увиденное точно зафиксировать. — Характерная форма черепа. Отмечены множественные повреждения кожного покрова… Отсутствует рука… Предположительной причиной смерти являются ранения в области грудной клетки… Так, вот входные отверстия… Это точно он! Проклятый азиат! Все-таки я его достал! — из кармана брюк он вытащил перочинный нож и, отковырнув кусочек плоти, положил его в заранее припасенный пакетик. — Что же они с тобой сделали такого? — лезвие ножа легко вошло рядом с раной. — Так, еще надрез… посмотрим из чего ты сделан.

Лоскутья кожи словно ужасная ткань вывернулась и обнажила грудную клетку.

— О! — издать восторженный возглас в такой ситуации мог определенно лишь полный безумец или настоящий профессионал; кем из них был Маркин сказать сложно, но определенно он не был дураком. — Какие прелестные косточки! — Тонкие пальца мягко касались странных утолщений на грудине. — Это же настоящий рыцарский панцирь! — вдруг в сочленении костей он нащупал какой-то металлический кусочек. — Вот значит как… Пуля! — Большой и указательный палец держали деформированную пулю. — Но почему не видно следов хирургического вмешательства?! Где швы? Где они?

Это было страшное зрелище, ужасающее своей сюрреалистичностью. Вспотевший небритый мужичок с горящими глазами ковырялся в человеческих останках. Голыми руками он что-то поднимал, отодвигал, потом снова приподнимал…

— … Все, пора, — буркнул он, закидывая тело ветками и мхом. — На это я даже и не надеялся.

До лагеря он добрался к вечеру. Его одежда была насквозь мокрой, хоть выжимай!

— Где же ты в такую сушь воду то отыскал, Семен? — со всех сторон слышались легкие подначки.

— Что же меня купаться не позвал? Я бы пошла…

— А ведра то, ведра, где?

Он лишь смущенно разводил руками — мол, дурак, чуть в болоте не утоп. Именно так с улыбкой на губах он бы и добрался до своей землянке, если не одно но… Из-за дерева прямо на него вышла высокая девушка в мужских брюках и солдатской гимнастерке. Ее распущенные волосы волной растекались по плечам и пропадали на спине.

Он встал, как вкопанный. Улыбка, которую он мгновение назад так щедро раздавал, медленно превращалась в неопределенную гримасу. Она тоже остановилась… Их разделяло несколько метров.

— Леся, солнышко мое, что ты тут делаешь? Пошли домой, пошли, — какая-то закутанная в шаль женщина встала между ними и попыталась ее увести. — Ну, что ты заупрямилась… Командир же сказал тебе…

Девушка смотрела прямо на него, а ее ярко-синие глаза, казалось, прожигали в нем страшные раны. «Это же она! — его сердце ухнуло в бездонную пропасть, увлекая за собой и его самого. — Это же та самая девка из села!». Перед глазами словно наяву встала часто прокручиваемая в мозгу картина… Медленно летит пуля. Видна каждая ее щербинка, каждая бороздка… Вот она касается легкого девичьегоплатья и от него летят клочья ткани и плоти. Стреляет второй. Карабин дергается словно живой, выбрасывая золоченную гильзу куда-то в высокую траву! Снова попадание! Девушку делает шаг назад… На ее бледном лице ни кровинки, только глаза сверкают синим пламенем… Еще выстрел! На животе расцветает кровавый цветок!

— Ты… Ты кто? — его голос дрожал, но он никак с этим ничего поделать не мог. — Как твое имя?

Женщина, не оборачиваясь, пробормотала:

— Дочка это моя Леська! Болезная она совсем…Как немец проклятый пришел, так толком и слова то не говорит… Иди, родимый, куда шел! Доча пошли! Ну, пошли, моя хорошая!

Женщина пыталась ее повернуть, но легкое, почти невесомое тело словно приросло к земле. Девушка продолжала смотреть на Маркина.

— Что уставилась? — с ожесточением в голосе спросил мужчина; в этот самый момент он ясно почувствовал, как необъяснимый ужас начал медленно его душить. — Что тебе надо?

Паника заполняла каждую клеточку его организма. Мозг просто выл от страха, от чего в кровь выплескивались громадные дозы адреналина. Неимоверно хотелось куда-то бежать сломя голову, нестись не разбирая дороги… Убежать, спрятаться, зарыться, лишь бы не видеть этого, лишь бы не ощущать этого ужаса…

Ноги сковало. Дернуться не было сил! Синие глаза пожирали его изнутри!

— Алеся, что ты тут делаешь?! — раздался недовольный мужской голос, мгновенно разрушивший оцепенение. — Я же сказал, что не надо бродить одной по лесу! Так я смотрю выполняешь мой приказ?! Да?! А вы, мамаша, куда смотрите? Видите девка не в себе… Вдруг, что сотворит… Прямо не партизанский отряд, а детский лагерь!

Из девушки будто вынули стержень. Мать сразу же ее подхватила за руку и повела в сторону поляны.

— А, Семен, искал тебя я. Говорят, чуть не утоп ты…, - заметил его Голованко. — Осторожнее надо быть. Ты еще тут новенький… Как тебе у нас? Привыкаешь?

Тот кивнул головой, не в силах ответить. Оцепенение его лишь начало отпускать. Но проклятые ноги продолжали предательски дрожать, что впору было задуматься о костылях.

— Хорошо! — в сумраке, который лишь слегка разгонялся отблесками далекого костра, сложно было заметить состояние Семена. — Есть мнение, в город тебя послать… А, что? Человек ты новый, не примелькавшийся. Бумаги у тебя добрые… Походишь, посмотришь. В школу заглянешь. Слух есть, что открыть ее хотят… Давай, завтра до рассвета подходи ко мне и подумаем, как все обустроить.

Москва. Кремль. 3 часа 21 минута.

Дверь тихо закрылась, оставляя в кабинете двоих человек. Мягкий свет, падавший от лампы с зеленым абажуром, освещал только часть комнаты, отчего хозяин оставался в легком полумраке.

— Вижу, доктора хорошо потрудились, — негромко произнес человек, сидевший в кресле. — Увесистая получилась пачка с материалами. Читать и читать… Но ты же знаешь, ничто не заменит личного общения.

Второй собеседник, до этого внимательно слушавший, быстро произнес:

— Капитан Смирнов, товарищ Сталин, уже доставлен и ожидает в приемной, — дождавшись кивка, он приоткрыл дверь и что-то сказал.

Дверь открылась шире и в комнату вошел высокий, подтянутый капитан.

— Товарищ Верховный главнокоман…, - громко начал он докладывать, отпечатав несколько шагов вперед.

— Садитесь, — Сталин тяжело поднялся с кресла и указал собеседнику на стоявший рядом стул. — Мы вызвали вас за столько километров не для того, чтобы терять время на парадные доклады… Они уже и так нам слишком много стоили, — он положил руку на толстую папку с документами. — Есть мнение, что своим рассказом вы поможете нам кое в чем разобраться.