— Значит, старшина хитрый очень, — прошептал якут, сильно втягивая ноздрями воздух. — Хитрый и ловкий! Он почти обманул старого Абая! Почти обманул… Только курит он много… Очень много курит…

Все-таки старшина оставил один след и был он не на земле и не на дерево, а в воздухе. Чуткое обоняние якута уловило запах жуткой смеси, к которой так пристрастился Голованко.

— Уж не к старому лагерю ли ты пошел? — разговаривая сам с собой, якут перелез через нанесенные водой стволами деревьев. — Точно! А вот и следы!

Тут он резко пригнулся, заслышав чьи-то голоса. Осторожно выглянув из-за дерева, Абай увидел темный ватник пограничника. Старшина стоял к нему спиной и с кем-то громко разговаривал.

— … Я говорю тебе мы должны их выручить! — его голос слышался очень отчетливо, словно стоял он на расстоянии вытянутой руки. — Из-за нас их расстреляют… Понимаешь, из-за нас, из-за нашей глупости! Мы просто обязаны помочь! Мы должны их спасти! Теперь нас стало больше. У нас есть оружие! Ты ведь с нами?

Чужой, немного скрипучий голос, в ответ что-то пробурчал.

— Но там же рядом тоже лес, — не успокаивался Голованко. — Город просто утопает в деревьях… Это же просто находка для тебя! Помоги?! Там же дети и женщины! Это же не солдаты!

Голос опять что-то сказал. Абай совершенно ничего не понял. Слова вроде бы и слышались, но было не понятно, какие именно. Он осторожно перетек за ствол дерева и начал медленно сползать в овраг, откуда было совсем рукой подать до говоривших.

— Это точно поможет нам? Точно как у Леськи? — в голосе пограничника послышалось сильное сомнение. — Но все же узнают?! Да, да, я понял — главное спасти женщин и детей!

Якут уже был на дне оврага, когда под ногой предательски треснула толстая ветка. Она высохла уже давно и словно ждала, когда он придет и наступит на нее. Хруст был таким, словно кто-то выстрелил! Или это ему показалось. Он сразу же замер… Тело прильнуло к земле, стараясь слиться с ней, стать одним целым.

— Ох! — не успевшего перевести дух Абая, что-то резко прижало к земле. — У!

Это было словно упавшее бревно. Длинное, тяжелое! Однако не было ничего слышно! Нет! Был шорох… Тихий, незаметный, угрожающий. Раз! Тянувшиеся к финке руки, пришпилило к телу.

— А-а-а-а-а! — негромко застонал Абай, когда гибкие прутья врезались в предплечья. — Больно!

— Подожди! Не надо так, — раздался сверху голос старшины и руки немного ослабли. — Это же Абай!

Реальная история.

Из книги путешественника, краеведа, кандидата исторических наук Добролюбова Загадуллы Имрановича «Пантеон якутских божеств. Иностранные и русские свидетельства»:

«… Якир Пантелеев, рулевой на одном из стругов атамана Кальдеева, сообщал, что они (якуты — от автора) придерживаются веры языческой. Сильно почитают лес. Казаки рассказывали, что где-то в самой глуши у них растет огромный дуб, который они называют Аал Луук Мае. Вот под этот дуб в день своих празднеств они и складывают подарки, в особенности, золото.

К праздникам они варили разного рода пищу — молочную, мясную, предназначенную для угощения только во время совершения обряда… Много еды им готовить запрещалось… Этой пищей не только кормили божество, но и сами должны были есть ее. Приходить к месту исполнения обряда следовало или к восходу солнца, или точно в полдень, позже или раньше не разрешалось».

Абай с трудом приходил в себя. Было тяжело дышать — лицо практически уткнулось в мохнатый пучок пахнущего гнилью мха. Вдобавок затылок отдавался тяжелой ноющей болью.

— … Все будет нормально, Степаныч, — успокаивающе пробурчал незнакомый хрипловатый голос. — Есть у меня еще кое-какие секреты… Немцы будут сильно удивлены, когда увидят нас.

Судя по голосу говоривший был совсем рядом, чуть не на расстоянии вытянутой руки.

— Хорошо, — проговорил старшина, словно смиряясь с чем-то неизбежным. — Сделаем по твоему! А с ним-то что делать? Кажется, он все слышал. А мне сейчас не нужны никакие лишние вопросы.

Земля по якутом неуловимо зашевелилась. Казалось, земляные пласты выгнулись и подбросили его в воздух. Не успев даже охнуть, Абай оказался на ногах, но по прежнему полностью спеленатый словно младенец.

— Смотри-ка очнулся, — недовольно пробормотал пограничник, переминаясь с ноги на ногу. — Вот сукин сын нашел все-таки меня… Думал, что покружу-покружу и оторвусь от него. Ан нет, не получилось! Ну и что будем делать?

Вокруг стало совершенно тихо. Якут прищурил глаза, отчего он вообще превратились едва заметные щелки. Старшина стоял совершенно один и рядом не было ни души!

— Думаю, он понятливый, — вновь прозвучал чей-то голос, но уже совершенно рядом с ним. — Ему ни надо ничего объяснять, он сам все поймет.

Тот тем временем попытался повернуть голову, но что-то его держало чересчур надежно.

— Что, Абай, ты ведь ничего не видел и не слышал? — якут не верил своим глазам — этот странный голос шел прямо от дерева. — Мы ведь понимаем друг друга?

Это было дерево! Дерево с большой буквы «Д»! Огромный дуб патриарх, корни которого выползли наружу будто им не хватает места под землей. Ствол, нависавший над ними, был весь в буро-черных складках, местами отчетливо напоминавших человеческие раны… Весь мир якутского охотника в мгновение ока перевернулся с ног на голову. Всю свою молодость он презирал своего отца — потомственного шамана целого десятка стойбищ. Ведь как же иначе, он был активистом, боровшимся с пережитками прошлого, с мракобесием, в котором погряз якутский народ. Разве мог он, убежденный комсомолец, уважать своего отца, который, подумать только рассказывал о каком-то великом дереве — опоре всего мира. Нет! Все его речи он отвергал сходы, обвиняя того в старческой глупости…

— Как же я мог? — шептал он в каком-то забытьи. — Почему я стал таким? Отец?! Отец, это я, Абай?! Смотри, вот он я, стоя перед тобой на коленях…

Перед его взором стояла давняя картина, которую он, как ему хотелось думать, уже давно и благополучно забыл… Умиравший отец, палец крючковатый палец которого был обвиняющие направлена в сторону Абая. «Попомнишь меня! Попомнишь мои слова! — билось в его мозгу огненными молотками. — Аал Луук Мае, прими мое тело в свои объятия! Иччи, сопроводите меня к подножию великого дерева! Я честно служил вам в этом мире и буду также служить в другом…».

Ноги пожилого охотника медленно подогнулись и он рухнул вниз прямо на кусок узловатого корня.

— Отец, отец, ты меня слышишь? — сын старого шамана шептал, обращаясь в сторону дерева. — Отец, я увидел Аал Луук Мае… Ты мне говорил, но я глупый молодой тырген не верил тебе! — По морщинистым щекам текли слезы. — Я увидел Мировое дерево. Значит иччи не забыли старого Абая и явили ему свою милость…

Зрелище стоявшего на коленях, плачущего и вдобавок что-то бормотавшего человека так поразили пограничника, что он растерялся.

— Абай, ты что? — он похлопал его по маскировочному халату. — Перестань! Все будет нормально! Это же я, Голованко! Ты, что не узнаешь меня?

Но взглянув в помутневшие глаза он понял, что хлопки по спине и крики здесь вряд ли помогут. Хлипкое тело, с которого начали медленно сползать гибкие корни, медленно закачалось.

— О, Аал Луук Мае, пусть вечно твои ветки купаются в голубом небе и ночами тебя укрывают самые пушистые облака…, - Абай мерно раскачивался из стороны в стороны, тихо что-то приговаривая. — Пусть корни твои никогда не знают недостатке в живительной влаге! Пусть дикие звери обходят тебя стороной!

Переминавшийся с ноги на ногу, Голованко отошел от него подальше.

— Что, Степаныч, страшно? — Лес оказался тут как тут, возле его уха. — Я же говорил, с ним проблем не будет!

— Что ты такое говоришь, Андрей? — удивился Голованко. — Посмотри на него? Что я капитаны скажу? Что он тронулся умом, когда услышал как разговаривает дуб?