… После применения препарата в 7 случаях из 10 наступает временная амнезия. Пациент не помнит ничего из того, что с ним происходило в течение срока действия препарата.
В качестве выраженных негативных последствий после применения препарата отмечаются…
Применительно к использованию препарата в боевых условиях, следует иметь в виду следующие вещи:
— необходимо строго соблюдать дозировку препарата, которая определяется строго индивидуально в зависимости от физиологических параметров кандидата;
— требуется высокая психическая устойчивость кандидата, который применяет препарат…».
***
Закрытое административное территориальное объединение № 3. Усть-Уйский район Курганской области (ЗАТО № 3). 8 декабря 1941 г.
… Степан Серебряков с трудом слез с заднего сидения мотоцикла. Продрогшее за почти часовой путь тело категорически не желало двигаться. Под действием довольно крепкого мороза одежда стала похода на средневековый панцирь, а сам молодой лейтенант-комсомолец — на монгола — завоевателя.
— В какую же это дуры меня занесло? — пробормотал он онемевшими губами, поправляя огромную мохнатую шапку. — Вот ведь б…! Все на фронте, а ты хрен знает где?!
— Зачем же так говорить, молодой человек?! — укоризненно пробасил подошедший сзади человек, которого сопровождало несколько бойцов в огромных овчинных тулупах. — Работа в тылу не менее важна и почетна, чем защита нашей Родины на полях сражений. И это не просто слова, а наша с вами действительность.
Это был настоящий человек-гора, массивность которого еще более усиливал толстый полушубок. На поднятом к верху воротнике застыл кристально белый иней, придававший ему сходство со сказочным дедом-морозом.
— Серебряков Степан Викторович?! — полувопросительно, полуутвердительно проговорил один из его сопровождающих, цепко оглядывая фигуру лейтенанта. — Предъявите документы?
Опешивший командир с трудом открыл задубевший на морозе и карман и вытащил предписание, согласно которому младшийлейтенант Красной Армии Серебярков Степан Викторович направлялся в распоряжение комитета комсомола Усть-Уйского района. Кстати сказать, предписание самому Степану совершенно ничего не говорило. Когда его выдернули с передовой и приказали явиться в штаб полка, где предъявили данный документ, вообще, было много странных разговоров и не менее странных взглядов. Один такой пронзительный взгляд, приправленный изрядной долей подозрительности, на него бросил даже см особист. Тогда комполка ему сказал лишь одно: «Сам ничего толком не знаю… Из штаба пришла бумага. С дивизии забирают двух человек. Написано, что в целях укрепления кадров комсомольской организации какого-то района где-то у черта на куличках. Может курсы какие… Давай, не чихай, младшой!».
Судя по отсутствию удивления, Степан был здесь не первым, кого так встречали.
— Товарищ младший лейтенант, возьмите ваши документы, — второй боец чуть отступил в сторону, пропуская вперед человека-гору, который все это время заинтересованно наблюдал за Степаном. — Все в порядке.
— Ну вот и хорошо! — удовлетворенно проговорил он. — С прибытием вас, молодой человек, в ЗАТО № 3. Меня зовут Макаров Амбросий Викентьевич. Это все мое хозяйство, по которому я вас сейчас и проведу… Да, помню, помню, Егор! — вдруг недовольно бросил он в сторону что-то негромко сказавшего бойца. — Вот что Степан, надеюсь можно вас так называть. Не смотря на то что у нас тут глубокий тыл, но порядок и дисциплина тем не менее военная. Поэтому попрошу вас внимательно выслушать и запомнить все, что я сейчас вам передам… Вон посмотрите туда! — его рука махнула в сторону едва различимых в декабрьской вьюге домов. — Это наш с вами дом — Караавел по казахски или Черное село по русски. В селе есть особые зоны, в которые без специального пропуска проходить запрещено. Имейте ввиду охрана имеет приказ открывать огонь на поражение… Ибо, ибо был прецеденты, — последнее он сказал гораздо тише, чем остальную речь. — Вы, Степан, в настоящее время имеете право находиться в жилой зоне — это непосредственно само село и в сельскохозяйственной — это МТС и животноводческий комплекс. Вон он там на холме… Вы меня понимаете?!
— Амбросий … э-э-э Викентьевич, — несколько нерешительно начал лейтенант. — В общем-то понятно… Пропуска, особый режим. С этим все ясно! Вы лучше мне вот чтоскажите, а я то вам зачем понадобился? Я же в сельском хозяйстве же ни смыслю ничего! А свиней вообще видел только на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Я же разведчик, понимаете… разведчик. Амбросий Викентьевич, может похлопочите? — он действительно ничего не понимал во всей этой истории и всей душой стремился обратно. — Там я нужнее! Я же фашистов бить хочу…
— Вы мне это бросьте, Степан! — внезапно остановился тот и строго посмотрел на него. — В сюда направлены по рекомендации комитета комсомола как инициативный и ответственный товарищ. В вашей ненависти к врагу никто и не сомневайтесь! — он крепко сжал его за рукав и потянул за собой в сторону села. — Вы сюда отнюдь не отдых приехали! Здесь тоже фронт! Настоящий фронт, где мы тоже сражаемся с врагом. И вы поверьте мне, он не менее страшный, а может даже и более страшный, чем фашизм. Это голод!
Он едва поспевал за буквально летевшим по натоптанной тропинке Макаровым. За несколько минут они преодолели с десяток метров, которые их отделяли от первого дома. Возле него Степан сразу же наткнулся на странное здесь сооружение — невысокий массивный сруб с узкими окнами, больше напоминавшими бойницу. «Не уж-то дот?! — ахнул он, замечая шевеление черного ствола в одной из бойниц. — Вот тебе и деревенька!».
— Вы, Степан, городской ведь?! — продолжал хозяин, не обращая внимание на замешкавшегося гостя. — Знаете что такое голод?! Не знаете? — он на какое-то мгновение остановился и встретился с глазами лейтенанта. — Точно! Взгляд у вас другой… У человека, который по настоящему голодал, взгляд меняется. Голод это страшный противник! Он может поставить на колени даже сильного духом человека, а о слабом, уж и говорить нечего… Что хмыкаете? Когда забываешь вкус хлеба, а из еды на столе только лебеда, кора, почки и вода, и твои дети уже перестают ходить и говорить… И так день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем!
Они подошли к длиной избе, в окна которой горел свет.
— Товарищи, привел вам нового члена наше команды! — в длинной, метров на десять, комнате располагались человек пятнадцать, что-то шумно обсуждавшие за столом до их прихода. — Это Степан Викторович Серебряков. Он будет работать в паре с тобой, Алексей! Ладно, знакомьтесь, присматривайтесь.
Через пару часов, когда у него вызнали все последние новости и поделились некоторыми своими, Степан подсел к тому самому Алексею, о котором он слышал.
— Садись, — коренастый, черноволосый парень оторвался от тетради, в которую что-то записывал. — Знаю, что ты хочешь спросить. У тебя вон на лице все написано! Чем мы тут занимаемся, так ведь?! — он рассмеялся, увидев как удивился лейтенант. — Ничего, все мы через это прошли… Завтра тебя введут в курс дела, но, пару слов, думаю, рассказать тебе можно… Наша главная задача здесь, это внедрение в сельское хозяйство передовых методов работы. Не хмурься, заранее… Я говорю не про трактора и сеялки! Тут Степа, совсем другой масштаб! — парень прислонился спиной к бревенчатой спине и серьезно посмотрел на своего будущего напарника. — Как говорит Гром… э-э-э наш директор — Амбросий Викентьевич … космический масштаб!
Эти слова, странные, волнующие, обещающие что-то чудесное и сказочное, в тот миг и в то время воспринимались совершенно по-особому. Тогдашние девчонки и мальчишки, парни и девушки жили в атмосфере подвига, свершения, преодоления Природы, себя и всего мира. Каждый (многие — примечание автора) чувствовал свою сопричастность к гигантским и подчас немыслимым ранее проектам — огромные электростанции, циклопические оросительные каналы, возникающие из ниоткуда махин заводов и дорог… Словом это была эпоха, в которой наука и техника была новым богом, давшим в руки человеку настоящую преобразовательную Силу.