Все отъелись и повеселели. Я тоже начала приобретать формы. Зная себя, какие я могу вырастить телеса, начала делать по утрам зарядку. Однажды, сидя у затухающего камина, задумалась и не услышала, как на кухне шуршала Малина. А Малина, думаю, как всегда, одна меня не заметила. Я пошла налить себе морс, и мы лоб в лоб столкнулись на кухне. Как мы обе испугались и заорали! Малина с перепугу заорала на меня и стукнула по спине полотенцем, которое держала в руках.

– Что ты, как тень, по дому ходишь? Что не спится? Угомонись уже! Что случилось? Сколько можно себя изводить?

Я, не зная, что придумать, сказала, что пришло в голову.

– Меня Легонт притащил сюда маленькой, хрупкой девочкой. А теперь я тётка, дылда толстомясая. Вдруг он маленьких любит? Будет гнобить и изводить меня и вас всех. Я ведь ничего про забавы в постели не знаю. Вот и пропадём все. Погорим, – схитрила я.

– А ты не тушуйся, приходи к нам на кухню типо помогать и послушай, что говорят озабоченные любовью девки. А я специально буду заводить эти разговоры. Одна голова хорошо, а табором – лучше. Послушаешь, покумекаешь, своё что придумаешь. Меня–то в пятнадцать лет Конунгу отдали. Я успела на мамкиной кухне послушать и поучиться. Только мне не пригодилась эта наука, разные мы оказались по размеру. Любовь и добрые отношения так и не пришли. Больше не хочу ни с кем жить одним домом. Так и буду тебя караулить. Я быстро учусь, второй раз не полезу. Не для меня эта любовь! – с тоской в глазах и голосе сказала Малина.

– Малина, что про меня говорят? Наверно, ругают в хвост и гриву. Я никому спуску не даю, что придумаю, то и заставляю делать. Хмурятся, молчат и делают. А потом ещё и радуются, что всё так удобно и красиво получилось. Устали от моих фантазий? Если это не секрет? – спросила я замешивающую тесто Малину.

– Мы все, не побоюсь этого слова – все – очень благодарны тебе, судьбе, Всевышнему, всем, кто занимается нашими судьбами. Особенно тебе. Ты заставила нас вспомнить, что мы люди, а не рабочая скотина, и поверить в это. Даже Конунг с семьёй этого рода всю жизнь жил в дощатом сарае с соломенной крышей. Мне пришлось троих новорожденных сыновей вынести на мороз сразу после родов. Это ты только разрешила рожать бабам, сколько захотят. Вот они и ополоумели. Рабы могут родить только пятерых, как и свободные. Больше не прокормить. До десяти лет мальчик живёт в семье, потом идёт в ватагу. Становится со временем мужчиной, если не убьют в первом бою. Девочки до двенадцати лет живут при мамке, потом могут продать за еду для Рода. А там они, как правило, погибают. От ранних родов, от каждодневного рабского труда, от чрезмерного ночного покрытия. У охотников – ещё те штуковины. Меня брали, кто хотел, на глазах у мужа. Свёкор так просто не мог заснуть без меня. Усыплю – иду под мужа. Он изобьёт меня сильно, – а я не должна никого при этом разбудить, – и насилует до утра. Потом спит, а я иду на кухню еду готовить. Тут свёкор просыпается – и всё сначала. Как я выжила, не знаю. Второй сын купил девочку–соплюху, а я забеременела, и меня оставили в покое. Девочку вскоре унесли на лёд. Вспоминать больно. Сколько их, было в моей жизни этих соплюх. Я горжусь тем, что умею писать и считать, как я без этого всю жизнь жила? Да и все удивляются, что роптали, когда учились. Только страх перед поркой заставил некоторых учиться. А теперь не нарадуются. Мой отец, дед, муж, отец мужа не умели ни читать, ни писать. Всем этим занимался Толмач. Он сидел за столом рядом с Конунгом, имел всё, как Конунг. Хорошую еду, любую женщину, даже купленную девочку для утех. Мы за тебя – и в огонь, и в воду. Любой сиганёт, не задумываясь, – подняла кверху руки с испачканными в муке ладонями Малина.

– Спасибо, Малина, за добрые слова, мне приятно это слышать. Я стараюсь делать всё по – другому, не как в Роду моей матери. Но что ещё сделать?

Что хотят они для себя? – спросила я, желая услышать ответ.

– Ну, если только морду какашками намазать, – сказала Малина, и мы засмеялись весело и беззаботно.

Так я стала по утрам ходить на кухню, помогать готовить и слушать бесстыдниц. До меня дошло, что я, живя с Сан Санычем, многого могла ещё добиться от него. Век живи, век учись, дурой окочуришься.

Года два назад, когда уже стояла крепость и ворота во всех проёмах заняли свои места, к нам пожаловали гости. Спокойно причалили, вышли из стругов и по–хозяйски разбрелись по набережной. Они трогали кусты, обрывая цветы и нюхая запахи.

– Что надо на нашей земле? – спросила я из ворот.

– Конунга давай, говорить будем, – сказал один

из приезжих и шагнул к воротам. Между его ног тут же впилась стрела в камень, не разрешая двигаться без приглашения.

– Я Селина, жена Конунга Легонта, хозяина Рода Камышовый Кот. Могу с вами обсудить дела в отсутствие мужа. Могут зайти двое. Остальных прошу вернуться к стругу. Мои воины не любят шуток, – ответила я и сошла со стены.

Подумав и посоветовавшись друг с другом, вышли двое мужчин, предварительно подняв руку. Им открыли калитку в воротах.

– Как здесь у вас здорово всё устроено! Года три назад здесь ходили, и ничего не было. Пустая деревня. Ни хозяев, ни рабов. А теперь, слышали, у вас можно железом разжиться? – сказал бородач.

– Что из железа надо? Степан, принесите образцы изделий, что у нас есть. Откушайте пива. Сами варим, сами пьём, – ответила я беззаботно.

Малина принесла кружки с пивом и ушла на кухню. Мы так и оставили кухню в тереме. Так же и принимали пищу раздельно. Не стали менять порядок. Первыми ели дети, потом мужики, обсуждая проблемы и планы. Затем ели женщины, доедая, обсуждая. Всем было удобно. Когда охотники искали камни, нашли руду и прибежали ко мне. Я разрешила за теремом построить кузню. Но они построили её за воротами и развлекались, как могли. Нашёлся и кузнец. Вернее, подмастерье. Кузнеца старый Конунг продал за провиант. Все, кто был свободен – у нас теперь случалось и такое, – убегали в кузню. Приносили уже готовую продукцию. Продали несколько ножей охотникам, встреченным на охоте, в лесу. Пошёл слух, что мы имеем железо хорошего качества. Вот они и пришли.

Мои вынесли три разных лопаты, топоры и топорики, вилы, литовки, казаны и котелки, чугунки и ухваты. И много другой мелочёвки. Чем больше выносилось вещей, тем краснее становились лица гостей.

– Что ж вы молчите, что столько делаете нужных вещей? Мы струги за море гоняем, втридорога покупаем. Что хотите за товар? Сторгуемся, – зашумели они.

– Мне нужен хлеб. Мука, пшеница, рожь, без разницы. В любом количестве. Крупы, какие есть, семена овощей. Соль. Возьму всё по курсу. Вы делаете заказ и везёте продукты. Всё без посредников и купцов. За качество отвечаем, для себя делаем. Количество определите сами, после, как осмотрите поближе, – сказала я спокойно, но внутри всё клокотало от возбуждения.

– Договорились. Мы можем взять образцы? – спросили, с надеждой глядя на товар, наши гости.

– Да, конечно. Посоветуйтесь с людьми. И делайте заказ. Степан вас проводит и донесёт товар, – сказала я и кивнула головой Степану.

Купцы ушли, и уже к вечеру был сделан заказ. Я так боялась, что не могла спать ночами. Дело новое, не пробованное. Нам товар нравился, но это не значит, что должен нравиться всем. Через две недели состоялся обмен. Все остались довольны и заключили договор. Мы делаем, они покупают у нас, а нам привозят продукты. Так мы решили проблемы с продуктами.

Я завела правило: на пятилетие мальчугану отец дарил нож. Ватаг у нас нет, но защищать себя должен уметь каждый. Приняли это с большим восхищением. Многие умели ловко кидать ножи и учили молодёжь этому искусству. Каждую неделю устраивали соревнования. Для этого рядом с крепостью построили спортивный городок, и свободные мужики показывали, как правильно стрелять из лука, обходить препятствия по брёвнам, вязать узлы и ставить паруса на стругах. Стругов у нас ещё не было, но уметь они были должны многое. Для женщин, которые пряли пряжу по вечерам, напела несколько «моих» песен. Они пришлись по нраву. Душевные, тихие и романтичные. В свободные вечера, когда заканчивали с уборкой скотины и дворов, выходили на луг возле крепости и водили хороводы – опять же, я была запевалой и заводилой песен и игр. Нужно было как–то развлекать людей и знакомить новые пары, образуя семьи. Завела закон: раз в году, когда, семья не складывалась, можно было мирно, без скандалов, разойтись, но с моего согласия. Новые пары образовывались тут же.