Три вечера подряд в одиночестве я любуюсь закатами над Муравкой.

Мечислав и Эрвин вместе с Авивией улетели в Энобус. Дурмитор закатил истерику с требованием, чтобы жена срочно вернулась. Решение Авивии было однозначно – разорвать отношения с сожителем. Впереди маячил раздел имущества. Зная мерзкий характер торгаша, Эрвин с Мечиславом собирались «постоять» рядом, дабы решить проблемы Авивии без моральных и материальных потерь.

Магазинчик сувениров принадлежал Дурмитору, который Авивия с незапамятных времен арендовала у него. После смерти матери Авивии Дурмитор намертво приклеился к одинокой женщине, уговорив вместе жить и вести хозяйство. Эрвин собирался разобраться с так называемым отчимом, выгнать сожителя, пригревшегося в чужом гнезде и обезопасить существование Авивии.

Навязчивые мысли как воры проскальзывают в образовавшуюся брешь уныния, я их отгоняю, сопротивляюсь, зная их свойство материализовываться в самый неожиданный момент. Ощущение силы, которое поддерживает меня, тает с последними лучами солнца. Выше голову, Соня, говорю сама себе. Утро разгонит мрак, ты восстанешь вместе с солнцем. Иногда я бываю очень патетичной.

Вздыхаю. Верховия – прекрасная страна. Только я не героиня боевика, нет во мне характера для борьбы и злости. Не ту шаане выбрал волшебный цветок кругляшей, я из другого мира, из другого теста. Чародейным ветром маленькое семечко занесло в незнакомую почву. Оно, случайно зацепившись слабым корешком, должно, несмотря на ветер, дождь и засуху, вырасти деревцем в этом жестоком дивном мире.

В Поваринске я училась прыгать на батуте, правильно падать и крутить сальто. В Верховии мне пригодились прежние умения.

Я взмыла в небеса, удачно упала, крутанула двойное сальто, получив вторую ипостась, и стала опасной для самой себя. И при этом я та же Соня Снегирева – старшеклассница из Поваринска.

Необходимость управлять своим состоянием вышла на первый план. Мечислав твердит о расслаблении, концентрации и сосредоточении. Я пытаюсь следовать его советам.

И получается, но только на первый взгляд.

Ничего не спасает от ощущения бури, притаившейся за горами долины Муравки. Иногда предчувствие накатывает столь остро, что в груди просыпается драконица и глухо ворчит, предупреждая врагов о своей силе. Стараясь не замечать дрожащей стратосферы, я держу оборону, но без Эрвина все сильнее раскачивается амплитуда мнимого спокойствия. Интуиция шепчет все настойчивее.

Опасность. Спасаться.

Огненное светило в ладонях вершин, они баюкают угасающий шар, поют колыбельную. Вместе с ними я бубню тихую песенку.

Не потревожив оголтелых цикад, которые вплетают свой стрекот в мои напевы, подходит Ларри и приземляется рядом.

– Красота, – урчит Идепиус, словно довольный кот, унюхавший валерьянку, на самом деле запах луговых трав, – как себя чувствуешь?

– Нигде не болит.

Белый китаец в последнее время чересчур переживает о моем здоровье, спрашивает об одном и том же, как старый дед, потерявший память.

На самом деле, Ларри чувствует правильно. В поступках белого китайца всегда есть смысл, он везунчик, от него счастье не ускачет.

Огромный огненный шар скрылся более чем наполовину, полыхающий бок уменьшается на глазах, посылая свой неторопливый прощальный поцелуй.

– Мне всегда казалось, что закат – это отдых радости, – мурлычет Ларри.

– Закат – ворота в будущее, – отвечаю ему, и мы смеемся, глядя друг на друга.

Краешек солнца исчезает, я провожаю его легким вздохом. Волшебство в чистом виде.

– Некоторое время я не понимал, откуда у меня такое… притяжение к тебе, – Ларри смущается, мнётся. Ему надо обязательно выговориться, чтоб не лопнуть от сдерживаемых чувств. – Твой Горыныч – уникум. Он понимал, ощущал, что я прощаюсь с жизнью, и берег меня. Такое высокое сознание невозможно… для ездового. Горыныч, как и ты – маги.

Ларри моргает белесыми ресницами, ища отклик на моем лице. Меня очень волнуют магические свойства моей природы, но я пока не готова к чистосердечному признанию, поэтому задумчиво смотрю вдаль.

– И многие подсознательно… или сознательно тянутся к тебе. А некоторые…

– Хотят меня скушать.

Шутка вышла так себе.

– Нет…, одни становятся друзьями, другие…

– Врагами, – подхватываю мысль белого китайца. – Должно быть равновесие. Для баланса нужны сильные противники.

– Не надо паниковать, это вредно для здоровья, – Ларри сникает, но, если честно, я устала паниковать.

– Говори, раз начал, – прошу Идепиуса, провожая оранжевый нимб исчезнувшего солнца.

– Для верховенцев магия – табу, ты знаешь историю дверников. И все же тебе надо развивать способности, но быть предельно осторожной. Ведь… тебя могут использовать или …

Или уничтожить. Есть вариант – использовать, а потом уничтожить, что почти то же самое. Выбор небольшой.

Если Идепиус разобрался, то и другие додумаются. Если уже и не… Спасибо Ларри, назвал вещи своими именами, в двух словах обрисовав мой извилистый путь. Предположительно на эшафот. Хорошо бы нарушить планы злодеев. Правда, как говорит моя бабушка, сколько веревочке не виться, а конец всё равно будет.

Верно истолковав мою гримасу, Ларри со вздохом отворачивается. Лучше смотреть на шлейф заката, чем прислушиваться, как в темноте подкрадываются ужасные чудовища.

– Летят! Летят! – кричит Идепиус, вскидывая руку.

На горизонте две точки: белая и пестрая. Приближаются, увеличиваясь в размере. Эрвин в небе, и я в небе.

Уныние испаряется, как наведенный морок. Слежу, не отрывая взгляд, как очертания драконов с наездниками растут с каждой минутой. «Эрвин, чей ты парень? Эрвин – мой парень»

Приземлились!

Эрвин спешит ко мне, я бегу к нему, с разбегу запрыгивая на руки. Он подхватывает и кружит меня. Сегодняшний вечер лучший из всех. Я завидую сама себе, плавясь в руках любимого. Моё ни с чем несравнимое, неразбавленное счастье.

Время ужина. Мы сидим за столом, вроде бы участвуем в общем разговоре, но постоянно отвлекаемся, смотрим, друг на друга и улыбаемся как идиоты. Откровения Ларри серьезно затемняют мои надежды на светлое будущее, кусочком сознания я цепляюсь за слова белого китайца, но голубые глаза Эрвина исключают возможность сосредоточиться на чем-то, кроме них.

В потемках в Овечечку прибывает с новостью Добромир. Оказывается, меня официально признали победительницей «Огненной змеи» и решили наградить пусть и с опозданием. Власти Светозара собирались воздать мне почести в малом зале Тринистада.

При молчаливой поддержке Мечислава Эрвин встретил идею праздника в штыки. А Добромир с необычной для него горячностью принялся убеждать посетить торжество. Чем быстрее я выйду из тени (где-то я уже слышала эту песню), тем лучше для меня. Беседовать с Добромиром под прицелом глаз Эрвина становится опаснее с каждой минутой. Пожелав Светозарову спокойной ночи, я отложила разговор до утра, и чемпион с окаменевшим лицом ушел спать.

Призвав всё своё хладнокровие, я готовлюсь максимально спокойно поговорить с Вышневым, но мой порыв с легкостью испаряется под его натиском. Незабываемая ночь в объятиях Эрвина, о которой я мечтала, глядя на закат, безвозвратно канула вместе с закатом.

– Нам нельзя там появляться!

– Почему?

– Это верх безрассудства.

–Это просто страх.

– Тебе мало двух покушений? Я вообще удивляюсь, как мы остались живы.

Про главный аргумент – смерть Иоланы Радич, виновником которой в Светозаре считают Эрвина, он не упоминает, как будто его молчание может отменить сам факт произошедшего.

– Нам давно пора убраться отсюда. Что тебя здесь держит?

«Конечно, Добромир», – так и хочется съязвить в ответ.

– Ты заставила меня ехать в Овечечку. И чем это обернулось? Катастрофой для наших отношений.