В любом случае, доверять скатившемуся с вершины7 было решительно невозможно. Парень был явно не в себе, раз упустил свой единственный шанс уйти от её справедливого возмездия. Объяснить «зачем» он так и не смог. Сказал, что сделал это не задумываясь. Самое противное – по идее, по законам её народа это означало, что Хельга теперь его должница и обязана отплатить ему чем-то, не менее ценным. Некоторые общинники всю жизнь не могли вернуть этот долг, иные на исходе лет своих даже детям завещали продолжать это дело, хоть такое и не приветствовалось – создавало лишние неудобства в структуре подчинения и могло в конечном итоге привести к восстановлению рабства. А рабство они ненавидели пуще всего остального. Час Дрожи избавил их от необходимости бороться за свою свободу, но Община никогда не забывала. Хельга ценила традиции своей родины, но здесь вроде как другие земли, этот червяк явно не стоил таких почестей, да к тому же загнал её в такую переделку, что хватит на два жизненных долга. И очень сильно её раздражал.

Туннель закончился, и парочка приступила к осмотру стен. Чем дальше они продвигались по периметру пещеры, тем сильнее в глазах Хельги вся ситуация теряла связь с реальностью. Юг, конечно, всегда представлялся ей странным местом, но не настолько же! Помимо парочки сталагнатов8, воняющего сильнее обычного трупа выверни да трухлявых досок под ним, пещера более ничем примечательным не выделялась. Хельга даже сдвинула мерзкую тушу и поразбирала доски – вдруг каким-то чудом проход затерялся в полу. Но ничего, кроме прохладного камня там не обнаружила.

– И как тогда эта тварь сюда попала?

– Да кто ж её знает? Может, местные зверушку себе завели в подвале? – подал голос заморыш. Понятно, почему он не пытался бежать – банально некуда.

– Вот и спросим у них поутру. А пока сиди, помалкивай и думай о жизни. Можешь на небо посмотреть в последний раз. Говорят, у вас в темницах его не очень видно.

– Ага, как же! Начнём с того, что в темнице я просижу не дольше дня. Твой родственничек мигом меня оттуда выкупит. Не ахти какие денежки, а урок дороже преподать. А закончим…

– Какой родственничек?

– Красавчик Рагнар, какой ещё? Ты не к нему в гости приехала разве?

На несколько ударов сердца Хельга впала в откровенный ступор: какой ещё Рагнар, откуда здесь мог взяться какой-то её родич? Лишь чуть погодя женщина поняла, что задохлик говорит о каком-то другом жителе северных народов, по необъяснимой причине обосновавшемся в этих пропахших одновременно всеми мерзкими запахами краях. Возмущение закипело в ней, но тут же угомонилось.

– Ты… кретин, – женщина вздохнула и принялась искать удобное место для того, чтобы переждать ночь. Подальше от вонючей туши.

– Спасибо, мне говорили! – кажется, гадёныш осклабился. Освещение не позволяло разглядеть его гнусную физиономию, больше всего напоминавшую крысиную морду. – Так вот, вряд ли кто-то во двор явится. Я особо не разглядывал, но он совсем заросший, между глухими стенами без окон, стало быть, ничейный. Или, скорее всего, принадлежит тем, чьим делам такая глухая обстановочка способствует. Так что, если кто-то не придёт проведать зверушку, то мы с тобой можем новую подземную семью заводить и думать, чем бы нам питаться, когда виверну доедим.

Хельга не знала, какая мысль была ей более противна – о том, чтобы сожрать выверень, воняющую как десяток полуразложившихся глоблинов, или о создании семьи с этой вот помесью крысы и человека. Общинница поёжилась. С одной стороны, этот задохлик действительно знал город лучше неё и мог оказаться прав. Но точно так же он мог пытаться спасти свою шкуру – на поверхности его ничего хорошего не ждало. «Но какие у него есть альтернативы? И как понять, говорит он правду или брешет? Разве что пугнуть его хорошенько…» Конечно, воительница выдохлась как телом, так и духом. Хотелось завалиться в кровать и проспать до солнца в зените, но кровати в наличии не было – только прохладный камень и гадёныш в нескольких шагах, который может и прирезать во сне. И даже скорее всего так и сделает. Женщина лениво поднялась на ноги и подошла к нему, развалившемуся на камнях, не дождалась какой-либо реакции и с чувством пнула заморыша по бедру. Тот взвизгнул, мигом откатился в сторону, сел и возмущённо пропищал:

– Да чего я теперь-то тебе сделал? Вы, засранцы мехожопые, кроме как пинками да угрозами, по-другому общаться не умеете? Ты не могла меня окликнуть просто?

– Много чести тебе! Может быть, тебя ещё по имени звать? – не получив ответа, помимо недовольного нечленораздельного бурчания, Хельга продолжила, – Если люди во двор не явятся, какие варианты у нас есть?

– Ну, ты можешь меня подсадить, я прыгну с твоих плеч, может быть дотянусь до края прорехи, вылезу и приведу подмогу, – женщине не надо было видеть морду гадёныша, чтобы понять, как гаденько тот сейчас улыбается.

– Нет уж – лучше ты меня подсади. Если не сломаешься, обещаю привести подмогу. Всё равно тебе в яме сидеть – так хоть может ещё и выпорют при мне. Зрелища как-никак.

– Ага. Давай ещё виверну тебе на плечи положим, для верности. Вы же лёгкие обе, как пух гусиный! А так награду получим!

– Договоришься сейчас! Есть ещё варианты?

– Вот представь себе, как было бы прекрасно жить, если бы ты просто задала этот вопрос. Без угрозы вначале. Научились бы вы, северяне, этому простому искусству – выражать мысли без обещаний покалечить – как бы счастливо мы зажили тогда!

– А представляешь себе, что бы было, если бы ты у меня плату не украл? Я бы сейчас пьяная в кровати спала, а не с тобой на дне пещеры беседовала.

– Из-за ваших же привычек сначала калечить, а потом вопросы задавать, я и решился на эту глупость. Не было бы вас в нашем городе, жили бы мы полегче и побогаче! Но вам там не сидится в своём райском краю, так что своих соотечественников вини, – тон его сменился с насмешливого на раздражённый.

– Моих соотечественников в вашей многолюдной помойке не водится! Так что придержи язык!

– А то отрежешь и мне же скормишь, знаю. Если тут нет твоих соотечественников, то что тогда ты тут забыла?

Хельга рассвирепела, но лишь на пару ударов сердца. Их хватило на то, чтобы оказаться возле гадёныша, нависнуть над ним и грозно выдохнуть в его адрес, однако затем Хельга взяла себя в руки. Задохлик сразу же закрыл лицо рукой и дёрнулся чуть в сторону, но потом осознал, что бить не будут и снова принял обычное сидячее положение.

– Слушай, да убей ты меня уже! Ну во имя всех богов, честно слово, сил уже нет моих с вами мехожопыми общаться! Вы с начала любого разговора собеседника убить хотите, за то, что он слов много знает. Или просто за то, что ниже вас. Ну не мучайся! Всё равно мне твой «не родственник» руки отрубит в назидание. Давай всё здесь решим! А то виверна воняет до жути!

– А ты не думал, что с тобой так общаются, потому что ты – грязь подколодная и деньги у людей воруешь?

– Я ворую потому, что мне с детства рассказывали, что я – грязь подколодная, червь вонючий, ублюдок и прочее приятное. Так что не надо тут ходить и судить меня – у нас на это целый суд есть. Они, правда, гребут наворованных денег не в пример больше, чем я, но зато называются гордо – суд! У каждого района свой! Соревнуются, кто из них в сумме весит больше! Не все мы с детства на мясе да молоке росли и с медведями по праздникам боролись.

– Какими… ладно, это всё равно бесполезно. Идеи есть какие-то?

– Есть, но тебе не понравится, раз мы ещё не там, – парень осклабился.

Остаток лунного пути тянулся кошмарно долго. После того, как гадёныш поведал о привидевшейся ему двери на своде пещеры, где она, по его словам, «выбивала из него дух в благодарность за спасение», Хельга с ним больше не говорила. Не понятно, когда он повредился умом – до последних событий или уже в процессе, но сомнений его недуг не вызывал. Конечно, он демонстрировал удивительные способности к зрению в темноте, гораздо более развитые, чем даже у привыкшей к пещерам Хельги, но поверить в то, что посреди стены явно необитаемой пещеры будет дверь, в которую нужно карабкаться… это было уже слишком.