Не осталась прежней и жизнь Джигги, о чём он ещё не догадывался, но совершенно точно чувствовал то потрохами. В попытке сохранить их все внутри, не столкнувшись со стальной оглоблей проклятой мехожопой, он драпал от неё через весь Нижний город, давно потеряв всякое чувство направления. Вор поднажал из последних сил и, забежав по телеге как по трамплину, ловко перемахнул через забор и рванул через чей-то двор к калитке. Он обернулся в ожидании рёва разочарования, но вместо него услышал, как грохается оземь меч по эту сторону забора, а через пару мгновений над иссохшимися досками показалась башка северянки. Он впервые посмотрел ей в глаза с того момента, как оглядывал её в таверне, и не увидел в них ничего хорошего – одну лишь животную ярость и садистский азарт погони. И да, он чертовски хорошо видел в темноте, но сейчас ему это никак не помогало. Джигги рванул к калитке, отодвинул засов и продолжил бежать по улице, которую уже не узнавал. За спиной грохнула дверь, чудом не сорвавшаяся с петель, и трижды проклятая всеми подземными богами северянка тоже вывалилась на улицу. Джигги уже не верил в успех. Вперёд его гнал только страх. Пот заливал глаза, не давая следить за местностью. Поворот, за ним ещё один, затем ещё и ещё. Дырка в заборе, ещё два поворота и… тупик. Глухой двор и каменная стена в три этажа перед ним. Джигги остановился и закричал от досады. Кажется, к поту в глазах примешались слёзы. А может быть это случилось раньше. Ноги горели и отказывались дальше бежать.

– Тысяча тухлых селёдок, да что за жизнь у меня такая! – прокричал Джигги и рухнул на четвереньки. Та, что намеревалась эту жизнь прервать, нагнала его и попыталась радостно рассмеяться, но вместо этого закашлялась.

– Загнал тебя, суку такую! – сквозь сбившееся дыхание произнёс вор. – Устала-таки!

Он пополз на четвереньках к стене. Не потому что мог убежать, а потому что не мог не бежать от смерти. Почва под руками и ногами стала твёрже – видимо, опалубка. Макушка Джигги упёрлась в сырую каменную стену. «Конец пути. Конец глупого, тупого, вонючего, несуразного пути придурка Джигги.» Северянка, понимая, что жертва никуда не денется, позволила ему добраться до стены, попутно восстанавливая дыхание. Он обернулся и увидел её, могучую богиню войны и смерти, нависшую над ним как воплощение неумолимости судьбы. Он видел лишь очертания её тела, глаза его застили слёзы. И надо было ему в такой момент подумать, что с видом снизу она выглядела вполне себе сексуально! «Идиот, вечно ты о чём-то не о том!» Судьба приближалась и занесла своё оружие для последнего удара. Джигги сжал в кулаке какую-то былинку – сил закрыть глаза просто не было. Он издал странный звук – что-то среднее между «Ы» и «И» и готов был напрудить в штаны… а судьба под громкий треск дерева исчезла из виду. За ней последовал и сам Джигги – каким бы компактным не было его тельце, былинка выдержать его веса точно не могла. Сознание вора не выдержало подобных встрясок и погрузилось во тьму, оставив тело падать. Тоже, кстати, во тьму.

Утро… а было ли это утро? Сложно сказать, какое стояло время суток, когда единственным источником света в этом аду был масляный фонарь. Но это и не важно, верно? В аду нет времени суток и расписания дня. Только страдания, сменяющие другие страдания, и так на веки вечные.

Это пробуждение не отличалось от десятка предыдущих. Каждый раз ей снились кошмары. А когда она просыпалась, кошмар оставался с ней. Она снова и снова возвращалась памятью в тот день, когда в последний раз просыпалась без страха за собственную жизнь. Каждый раз пересматривая те события у себя в голове, она пыталась представить, что было бы, сложись оно иначе. И каждый раз реальность жестоким пинком возвращала её из мира фантазий к правде.

В тот судьбоносный день Кати проснулась с улыбкой на лице. Ей снилась какая-то ерунда, которую теперь отчаянно хотелось вспомнить, чтобы сохранить в памяти и отогнать кошмары настоящего. Мойра, дочка первой её служанки, не пережившей воспаление лёгких позапрошлой зимой, привычно помогла исполнить все утренние ритуалы и подготовить дочку своего господина к завтраку, как когда-то делала её мать. Собрав с её помощью свои чёрные как уголь волосы в несложную, но элегантную причёску, одевшись в лёгкое платье цвета вереска, Кати поспешила навстречу яркому летнему дню. Солнце заливало разбитый во дворе замка садик, где она предпочитала завтракать в ясную тёплую погоду. Воспоминания о том завтраке отозвались целой тирадой в желудке. Тогда она отказалась от свежеиспечённого яблочного пирога, сейчас готова была съесть его даже с пола.

Закончив трапезу, она планировала отправиться на прогулку в город, но её вызвал отец. Он не присоединился к ней за завтраком, встал довольно рано и не выходил из собственного кабинета. Кати давно не была маленькой девочкой – минувшей весной ей исполнилось 18 лет. Но походы в отцовский кабинет всё ещё вызывали тревогу где-то в глубине души. Ещё бы, ведь первые 12 лет жизни это место было связано в основном с нагоняями, что доставались ей за не самое примерное поведение. Подложить кому-нибудь в кровать иголку или бросить булыжник в котёл с супом, сбежать от всех на приключения в город или даже соседний лес – всё это юная Кати практиковала с завидным постоянством. И никто не смел отвесить ей подзатыльник, а отец никогда не занимался рукоприкладством по отношению к детям. Но в какой-то момент нанял ей гувернанток, что занялись воспитанием молодой проказницы.

Дочка лорда не сильно волновалась по дороге в кабинет в тот день. Ничто не могло испортить ей настроение, когда на улице стояла столь прекрасная погода! Она впорхнула в помещение, словно в танце, двигаясь грациозно и намурликивая какую-то прилипчивую мелодию. Оказавшись перед массивным дубовым столом, за ножками которого с десяток лет назад она могла скрыться полностью (чем пару раз и воспользовалась в сомнительных целях), отвесила сидевшему в здоровенном кресле массивному мужчине изящный реверанс.

Отец на секунду поднял на неё свои тяжёлые серые глаза и, не улыбнувшись, отвёл взгляд. В этот момент Кати поняла, что творится что-то неладное, и лёгкое настроение улетучилось моментально. Лорд Бреннон Гальд, правитель этих земель, с некоторым трудом поднялся из кресла и выпрямился во весь рост. В нём было без малого 2 метра роста, и при всей своей сухости и жилистости он обладал изрядной физической силой, которую познал на себе не один его враг. Кати всегда смотрела на него с обожанием и была твёрдо уверена, что никакая сила в этом мире не способна одолеть этого человека. Что он успешно доказывал на протяжении всей её жизни, ни разу не явив слабину при ней. Даже когда умерла мама… и брат… К её глубокому удивлению, отец заговорил как раз о нём:

– Твой брат не дожил до этого дня, – начал он в несвойственной ему драматичной манере. – Я рассчитывал на него, как на будущего защитника этих земель, когда боги заберут и меня.

От самой мысли о том, что отец мог однажды умереть, грудь Кати сдавила тоска. Защемило в области сердца. Этот разговор ей не нравился:

– Папа, не говори так!

– Не перебивай, дочь! – сказал он резче, чем обычно, но осёкся и сменил тон. – Мы оба знаем, что этим землям нужен защитник. А потому ты выходишь замуж, Кати.

Наверное, никакая другая фраза до сих пор не вызывала в ней столько разнообразных эмоций одновременно. Она разом представила красивую церемонию с платьями, пиром и поцелуями под ветвями священных деревьев, но сразу же и задумалась, а кто же будет её целовать.

– Отец, только не за сына Брока! Мальчишка свинья! Он же пятки свои не сможет защитить, если найдёт их за жиром, не то что наши земли! Отец, умоляю, не…

– Не за него, Кати, – отец оборвал рисковавшую затянуться тираду, и девушка выдохнула. «Ну хоть не этот хряк! Но если не он, то кто?»

Лорд Гальд выдержал паузу и произнёс стальным тоном, не терпящим возражений:

– Кати, скоро ты станешь принцессой.