И всё ж они охотно все учились,
Почувствовав в себе особый дар,
Дар осмысления, как божью милость.
И Александр весь был увлечён
Учением и к тайнам жизни рвался.
Историей, литературой он,
Поэзией всё больше увлекался.
III
Учеником способным, первым был
Средь лицеистов Горчаков, легко он
Прочитанное в памяти хранил
И лекции профессоров всех помнил.
За что они, конечно же, не зря
К нему все очень были благосклонны.
Хотя не все, с него пример беря,
Учились пылко, ревностно, достойно.
Проказники Данзас и Броглио
Учению не отдавались шибко.
И Александр юный, мог ли он
Ответить педагогу без ошибки,
Когда отдавшись собственным мечтам
Или стихам, грызя упорно перья,
Преподавателей не слышал сам
И, может быть, их лекциям не верил.
Не все из них суть правды им несли.
Разборчивы, смышлёны лицеисты —
В сознание своё перенесли
Лишь истинные золотые мысли.
IV
В лицее многие стихи писали.
Так, Ильичёвский, Дельвиг, Кюхельбекер
Себя почти поэтами считали,
Читая вслух свои стихи нередко.
Но Александр… Он не торопился
Вслух оглашать стихи, ещё не веря
В то, что давно он с Музой подружился.
Друзей своих стеснялся он, наверно.
Он не желал, чтобы они смеялись
Над строками его стихов несчастных.
Но мысли Александра всё же рвались
К поэзии, волшебной и прекрасной.
И торопясь, как прежде, к совершенству,
Оттачивая слоги и слова,
Он находил в поэзии блаженство.
От слов и рифм светлела голова.
И вновь его манил неосторожно
Мир новых, тайных мыслей, ярких дум.
Отдавшись одиночеству, возможно,
Он приучал к поэзии свой ум.
V
Но был лицей не очень светлый храм.
И послушание считая главным,
Подслушивали, наблюдали там
За всеми надзиратели упрямо.
Пилецкий – главный надзиратель, он
Знал всех питомцев, все их разговоры,
Подкрадываясь тихо, как шпион,
До келий их и даже до уборных.
Запоминал любое слово, знал,
Кто дружит с кем, о чём ведут беседы.
Свободно думать, мыслить он мешал,
Про все события лицея ведал.
Быть в курсе дел всех он спешил не зря,
Своей повадкой хитрой всех тревожа.
Его боялись и профессора,
И, может быть, и сам директор тоже.
Он запрещал писать стихи, читать
Иные книги, «пагубные», «злые»,
Которые могли воспламенять
Огнём свободы души молодые.
VI
Стеснял он юности порыв, спеша
Закрыть дорогу к истине великой,
Над молодыми подлый суд верша
И не давая всем им права вникнуть
В суть справедливости между людьми,
Что издревле была для всех священной,
И ею жил давно иной весь мир.
И лишь России не было прощенья
За рабство крепостное, голод, гнёт
Крестьян и даже и других сословий.
Как жил в те годы всей страны народ,
У педагогов в лекциях – ни слова.
За что Сперанский, деятель страны,
Подвергнут был немилости суровой,
О том, что мир в преддверии войны,
Хотя к вой не Россия не готова,
О жизни, о политике… всегда
Вслух говорить, как прежде, опасались.
Когда ж нависла над страной беда,
Грозя вой ной, с иллюзией расстались.
VII
Лицея жизнь была тиха, скромна,
С утра занятия, затем прогулка
По саду царскому у Царского села.
Здесь, у дворцов, сердца их бились гулко:
Вдруг встретится великий государь.
Но их встречало тихое безмолвье.
Был занят важными делами царь,
Дай бог ему и силы, и здоровья.
После прогулки был обед, затем,
Чуть отдохнув, вновь в классе занимались.
В разнообразии уроков, тем
Они постичь мир прошлого старались,
Иных народов жизнь, их быт и строй,
Царей, философов и полководцев.
Прельщала их история игрой
Теней веков, чьё время не вернётся.
Но более прельщала всех она,
Поэзия – полёт душевной страсти,
Что на земле в любые времена
Дарила людям истинное счастье.
VIII
И боль, и гнев, и радости восторг,
И море чувств она в себе таила.
И Александр устоять не смог
Перед её волшебной, чудной силой.
Он, с детских лет к ней приобщаясь, жил,
Наполненный задумчивостью, словно,
Невидимый для всех, куда-то плыл,
Ещё не ощущая силы слова.
Овеянный легендами времён
И отданный фантазии вселенной,
Казался тихим, незаметным он
И всё же просыпался постепенно.
Иная жизнь в его душе жила,
Она незримо набирала силы
И как-то незаметно расцвела
И в нём талант великий разбудила.
Из тишины, небытия, из тьмы
Как бы воскрес он, озарённый светом,
Чтоб изменить жестокий этот мир
И оживить сердца людей планеты.
IX
Излишне строгим, злым, коварным был
Иезуит, монах Мартин Пилецкий,
Он Александра просто невзлюбил
За тон речей его, довольно резких,
За независимость и гордый вид,
За думы тайные, его небрежность.
За то, что он в душе своей хранил
Необъяснимую для всех надежду.
Его упрямство, затаённый гнев
Терзали сердце чёрного монаха:
Как смеет отрок, словно юный лев,
Не принимать целительного страха,
Отвергнув наставления его,
Не чувствуя предупреждений грозных,
Когда весь мир во власти злых тревог…
Всё это было просто несерьёзно.
Но Александр не воспринимал
Монаха злого вредное влиянье.
Он в светлый мир поэзии вступал
И шёл вперёд тропою созиданья.
X
И вот пришёл он, этот час, когда
Иезуит был сброшен дружной силой.
Всех лицеистов общая беда
Не зря, наверно, вдруг объединила.
Припомнив все обиды, горечь зла,
Всё то, что от монаха испытали,
Они решили: дальше так нельзя,
И гордое решение приняли —
Или Пилецкий, или же они
Уйдут из царского лицея дружно…
Монах, увидев в их глазах огни,
Вдруг понял, что ему исчезнуть нужно.
«Вы оставайтесь», – кротко молвил он
И молчаливо, скромно удалился.
Так был их враг повержен, побеждён.
И Александр торжеством налился.
Та первая победа для него
Триумфом справедливости блистала,
Переполняла радостью его,
К добру и к правде светлой приближала.
XI
Домой он письма не любил писать
И вспоминал о близких редко очень.
Как там живут его отец и мать,
Брат и сестра, и думать он не хочет.
Арину, няню, вспоминал порой,
Чьих сказок дух не мог в нём не остаться —
Спешил, как прежде, сказочный герой
За тридевять земель в иное царство.
Но по-иному он воспринимал
Суть сказок всех, былин, легенд, сказаний.
Не через них ли душу открывал
Его народ, живя в плену страданий,
Почти не веря в светлые мечты,
Не представляя истинной свободы.
Он никогда не мог себя простить
За то, что не сумел помочь народу.
Вот почему всю страсть своей души
Он посвятил борьбе за справедливость
И с юных лет к прекрасному спешил,
Мечтая видеть свой народ счастливым.
XII
А жизнь лицея прежней чередой
Текла, но мир внезапно изменился,
Повеяло вдруг в воздухе вой ной —
Наполеон к России торопился.
Не мог не знать об этом царь. Уже
Вой ска России были наготове,
Чтобы на самом первом рубеже
Сломить врага, смешав с землёй и кровью.
Не кланялся врагам российский флаг
И так же гордо будет реять завтра.
Двадцать второго дня июня враг
Широкий Неман перешёл внезапно.
