Но всё же равнодушием своим
И леностью не заразил поэта.
Был сердцем чист и благодушен он,
Друзей любимец, честный, благородный.
Задумчивый, как погружённый в сон,
От мнений всех казался он свободным.
Беззлобен в спорах и в сужденьях чист.
Терпеть не мог он ссоры, дрязги, склоки…
И всё ж и он порою чистый лист
Исписывал стихами ненароком.
И он писал. И он хотел пленять
Сердца людей огнём незримой страсти.
И Александр мог его понять.
Он рядом с ним особенно был счастлив.
XXIII
Но был ещё один любимец, друг,
С которым он делил мечты и тайны,
И с ним по вечерам в часы досуг
Был откровенен вовсе не случайно
И мог ему довериться во всём.
Он знал, что друг, не ведая сомнений,
Его от зла и подлости спасёт
И оградит от лишних подозрений.
Не подведёт. Не выдаст. Сохранит
В себе навечно чувство дружбы верной.
Без этой дружбы было б трудно жить.
Он в преданности друга был уверен
И беззаветно, искренне любил
Того, кому всем сердцем доверялся,
Кому за многое обязан был
И навсегда обязанным остался
За постоянство, истину, любовь.
Он для него был другом наилучшим,
Достойный самых добрых, нежных слов.
И другом этим был, конечно, Пущин.
XXIV
Был Александр чуждым для иных,
Учившимся с ним, сытых, благодушных.
Но были лицеисты среди них,
К которым он не мог быть равнодушным.
Не без причины относился он
Довольно благосклонно к Горчакову —
Из многих отличался он умом,
И цепкой памятью, и твёрдым словом
И словно предназначен был для дел,
Больших и важных, если не великих,
Поскольку был тщеславен, горд и смел,
Умел в проблемы государства вникнуть
И в будущее, торопясь взглянуть,
Учился дипломатии капризной,
Избрав себе совсем нелёгкий путь,
Уже в те дни он смог понять смысл жизни.
В нём не было сомнений. Он всегда
Был верен цели, выбранной однажды,
Чужие государства, города
Увидеть с юных лет почти что жаждал.
Он поражал умением своим,
Запоминая всё, легко учиться.
Знал Александр, что когда-то им
Россия будет искренне гордиться.
XXV
Вертлявый Яковлев, паяц, и он
Поэта удивлял своим искусством.
Казалось, был он клоуном рождён,
Изобразить любого мог искусно.
Будь то профессор или лицеист,
Кошанский или юный Кюхельбекер.
И всё же он, «артист», был сердцем чист
И оставался добрым человеком.
Своей весёлой, радостной игрой
Он очищал от серой грусти будни.
Покатывался весь лицей порой
От смеха, глядя на его причуды.
И Александра он изображал,
Показывая всем походку тигра.
Поэт его прекрасно понимал:
Нужны им были шалости и игры.
Без них они забыли бы про смех,
А жить без смеха и веселья трудно.
Необходим был Яковлев для всех.
Но Александру нужен был как друг он.
XXVI
Оканчивали с ним лицей: Тырков,
Данзас, Бакунин, хитрый лис – Комовский,
Матюшкин добрый, осторожный Корф,
Лицейский стихотворец Илличёвский,
Делец Костенский, Малиновский – сын
Директора их славного, который,
Вложив в них много добрых чувств и сил,
Скончавшись вдруг, поверг питомцев в горе.
Кто там ещё с поэтом рядом был?
Вальховский, Мясоедов, Ломоносов…
Но Александр многих обходил,
Казалось, он не замечал их вовсе.
Он не любого другом мог признать,
Лишь честным, смелым мог себя доверить.
Иные были у него друзья —
Гусары, правдолюбцы, офицеры.
Один из них – Каверин пылкий, он
Игрок, гуляка, но душой свободный,
Как добрый рыцарь из седых времён,
Мог постоять за правду с кем угодно.
XXVII
Но, несомненно, ближе всех к нему
Был Чаадаев, искренне пленивший
Его своим пристрастием к тому,
Что было всех страстей и чувств всех выше —
Свободе, ей и посвящал он жизнь.
И ненавидя с детства злое рабство,
Что выросло на ниве дикой лжи,
Мечтал о новом вольном государстве,
В котором места нет ни для царя,
Ни для его вельмож, министров алчных.
И о свободе пылко говоря,
Он будущее представлял иначе:
Свободны все в России и вольны.
Все трудятся, и каждый независим.
Уже тогда день завтрашний страны
Предвосхищал он светлой, умной мыслью.
От слов его как будто яркий свет
Вдруг вспыхивал и озарял Россию.
Ту страсть его впитал в себя поэт
И в ней черпал невиданные силы.
XXVIII
И вот лицей окончен, наконец.
Уже семнадцать Александру ровно.
Расправил гордо крылья наш птенец.
Из скучной клетки вырвался он словно
На волю, в мир забот, страстей, тревог,
Невидимых волнений и печалей.
Бесчисленное множество дорог
Звало, манило в голубые дали.
Лицей окончив, он ещё не знал,
Где и когда и кем служить намерен.
Легко, как все иные, подписал
О том, что был Отечеству лишь верен
И в тайных обществах не состоял,
Ничем ещё при жизни не запятнан.
Никто, и сам он, видимо, не знал,
Каким он станет, ну хотя бы завтра…
Прощай, лицей! Как много всё же в нём
Поэт познал, постиг, принял с любовью.
Ну, а пока в Михайловское он
Спешит в места, знакомые до боли.
XXVIX
Михайловское! Как давно тебя
Не видел Александр, полный грусти,
Простор полей и зелень рощ любя.
О них он грезил всей душою русской.
Мечтал вернуться к той чете берёз,
Что возвышались на холме у речки.
И эта грусть была почти до слёз.
Изгнать её из сердца было нечем.
Он искренне в лицее тосковал
По милой, тихой, небольшой деревне.
И вот теперь лишь перед ней предстал.
Пришёл. Увидел. Воспринял. Поверил.
С её природой дивной поспешил,
Как в раннем детстве, существом всем слиться.
Чтоб в синей, доброй, сказочной тиши
Беспечно вдохновением пролиться.
Здесь, на природе, всё ласкает взор.
Зовёт к покою мирное селенье.
В тиши дубрав и голубых озёр
Поэт проводит золотое время.
XXX
Не здесь ли след волшебного пера
Оставил нам «Руслана и Людмилу»,
Чьих светлых мыслей нежная игра
Всем, с детских лет, отраду приносила,
Дарила ощущенье красоты
И лёгкость восприятия событий.
Цвели слова, как яркие цветы,
И были мыслью, как росой умыты.
Изящный, быстрый, лёгкий, плавный слог
Вслед за другим спешил, в стихи слагаясь.
И их как будто диктовал сам бог,
Невидимым для многих оставаясь,
Даря всем нам добра и счастья мысль,
В мечты людей и в думы их врываясь,
Зовя в иную, радостную жизнь,
С реальностью и волшебством сливаясь.
Поэмы дивной каждая глава
Нас и сейчас зовёт к себе, как в детстве.
Неужто эти светлые слова
Он извлекал из собственного сердца?
XXXI
Но долго жить в тиши не мог поэт.
И, навестив родителей, вернулся
Вновь в Петербург, туда, где высший свет
Торжествовал. Он сразу окунулся
В мир суеты, движения, страстей,
Переживаний, дум, волнений разных.
И став одним из дорогих гостей
Для светских дам, стал жить довольно праздно.
В любое время был к княгиням вхож
И очаровывал графинь стихами.
В то время золотую молодёжь
Шокировали злые эпиграммы,
Которые экспромтом отпускал
Под общий смех весёлый Александр.
Он вовсе даже не предполагал,
Что эти шутки вызовут досаду
У самого великого царя
И сильный гнев вельмож, князей, министров.
