Митинг – несанкционированный, а значит, организаторов и участников могут арестовать. Блюстители закона прижали растерявшегося усача, он пытался объясниться, но его не без оснований посчитали зачинщиком драки. За взятием под стражу противника мы наблюдали издалека.

   Задержав нарушителей порядка, оперативники с шумом, разместились по автозакам и уехали. Схватили и Дубовицкого.

– Нужно помочь ему выбраться, – я рванулся вслед за машиной полиции, но Коля вцепился в мой рукав.

– Хочешь, чтобы и тебя повязали? – спросил он, крепко удерживая меня. – Артём непременно справится. Он не впервые попал в подобную переделку.

   Я оттолкнул Колю, не смирившись с тем, что бросил друга в опасности.

– Подумай, Арсений, чем ты можешь ему помочь?  Постой, у тебя кровь, – сказала Аделина.

– Вот чёрт! – выругавшись, я схватился за нос. Тотчас заметил, что из него тонкой струйкой сочилась кровь. Обеспокоенная Аделина подошла ближе. Повеяло земляникой и яблоком. Она достала салфетку из сумки, перекинутой через плечо.

– Нос вроде цел, –  девушка оглядела моё лицо с сомнением и осторожно прикоснулась к кровоточившему носу. – Но я бы посоветовала тебе обратиться к врачу.

– Ах, оставьте, – наигранно произнёс я, поморщившись от боли.

   ***

   Солнце укатилось за горизонт, окрасив небо в пурпурный цвет. Петербург не останавливался ни на минуту. Горел и переливался огнями фонарей и неоновых вывесок. Гудели машины, вытянувшиеся в гигантской пробке. Мягкий, как синий бархат, вечер вступал в права. Мегаполис лежал перед нами.

   С утра мы не разлучались. И я, признаться, с радостью проводил время в обществе Аделины.

   Аделина – балерина – так её звали друзья. Она действительно походила на маленькую хрупкую статуэтку из музыкальной шкатулки. Девушка с детства увлекалась балетом. Бабушка мечтала, что Лина будет блистать в Мариинском театре, она заставляла девочку часами разминаться в балетном классе. Но обладая сильным и непокорным характером, Аделина сама выбрала стезю. Она ненавидела балет, но обожала танцевать и решила продолжить творческий путь в независимом театре, где придерживались современных веяний. Аделина была упорна. Если какое-то движение не давалось, она репетировала, пока не достигала совершенства. Её стопы часто бывали стёрты, но она не прекращала занятий.

– Вот бы разрушить этот проклятый торговый комплекс до основания, чтобы камня на камне не осталось. Неужели они настолько жестоки и беспринципны, что снесут храм, вырубят деревья и засыплют озеро. А как прекрасен парк, когда зацветает сирень, – она мечтательно закрыла глаза.

   Обняв колени, Аделина сидела у парапета рядом с краем крыши. Бетонные плиты отдавали тепло, накопленное за день. Она не боялась высоты, смело смотрела вниз на землю. Вдали виднелась верхушка храма, а над ним, как грозный исполин возвышался строительный кран.

   На обычную девчонку Аделина непохожа. Все знакомые девушки пытались казаться лучше, Лина оставалась собой, держалась без стеснения, в ней не ощущалось фальши.

– Но они возводят здание. Невозможно построить что-то новое, не разрушив старое, – резонировал я.

– Построить что-то новое? – удивлённо переспросила она. – А что они строят? Больницу, приют или школу? Нет, всего лишь очередной магазин.

   Я не нашёл что возразить. Она спустилась с кромки крыши, как кошка, изящно и легко. Лицо озарила дерзкая улыбка.

– Что ты задумала? – полюбопытствовал Коля.

   Он тоже уловил изменения в её настроении, появилась странная решимость.

– Хочу прогуляться! – бросила она.

– Я с тобой! –  выкрикнул я и пошёл следом.

   Мы покинули крышу и вышли из парадной.

– На работу опоздаешь, – напомнил Николай.

– Возьму отгул, – ответил я.

   Позвонив в ресторан, я осипшим голосом сообщил, что заболел и попросил выходной. Старший менеджер разрешил побыть дома до выздоровления.

– В тебе Арсений, пропадает великий актёр, – усмехнулась Аделина, а во взгляде зажглись хитрые искорки.  – Ребята, а может заглянем в парк у "Озерков".

– Думаю, это не лучшая идея, – осторожно заметил я.

– Боишься?

   Она бросала мне вызов.

– Я никогда и ничего не боюсь, – бравировал я, зная, что это неправда.

   Я взял её за руку, и мы побежали к парку.

– Меня подождите, – попросил Коля и нехотя поплёлся за нами.

   Вечер был тёплым и волнительным. В такой вечер можно полностью перекроить жизнь. Необычное волшебство растворилось в воздухе. На небе рассыпались звёзды, мерцавшие, как алмазы на синем шёлке. Время замерло – теперь оно не властно над нами. В самом сердце романтичного города река вечности текла по особым магическим законам.

   Приглушённый свет фонарей придавал клёнам некоторую фантастичность. Они притворились сказочными великанами. Листва разрисовала асфальт кружевом теней. Скамейки спрятались в зелени кустарников подобно затаившимся диким животным, готовым броситься на любого, кто посягнёт на их территорию. Мы пробирались дальше в кленовую рощу, по пути собирая веточки.

   Арсений – высокий, крепко сложенный брюнет с пытливыми бледно-голубыми глазами и правильным греческим профилем. Движения резки, а речь порывистая, будто в его голове мысли с невиданной силой теснили одна другую. Молодой человек оказался импульсивным, склонным к авантюрам. И это импонировало мне.

   Николай выглядел спокойным и даже степенным, обладал обаянием и остроумием. Они дополняли друг друга, как и положено друзьям. Со спутниками я общалась без скованности, свойственной мне, которую люди иногда принимали за надменность. Я чувствовала себя непринуждённо, словно мы давно знакомы. Если я предлагала тему для разговора, то они подхватывали её. С Арсением я обнаружила множество общих интересов. Он, как и я, принадлежал к миру искусства. Хотя довольно сдержанно отзывался о своих работах. Он создавал персонажей при помощи бумаги и слов, а я – танцем и музыкой.

   В глубине парка укрылся полуразрушенный храм и маленькое озеро, словно залитое расплавленным серебром. Здесь мы устроили привал. Арсений развёл костёр из валежника. Коля на мгновение исчез и появился с пакетом, откуда извлёк сосиски и мы поджарили их на огне.

   На небе красовалась полная луна. Она была крупной, такой маняще близкой, казалось, протяни руку и дотронешься до серебряного диска. Подняв ладонь к небу, я поняла, что это иллюзия, как, впрочем, и жизнь, порой похожая на фантазию.

   Огонь горел всё ярче, и я почувствовала, что в душе поднимает голову демон, которого я старательно пыталась усыпить. Необузданная стихия пробудила его ото сна. Не хочу быть рабой общественного мнения, не хочу склонять голову перед чужой волей. Желаю жить свободно, говорить, что думаю. Я смотрела на оранжевое пламя, которое полыхало и в моём сердце. Треск горевшего хвороста; ветер, раздувавший жар сливались в единую волшебную музыку. Весь мир мерцал искрами огня, дарившего независимость. На глаза мне попался план ненавистного торгового центра. Волна ярости захлестнула меня. Недостроенное здание вдруг сделалось воплощением всевозможного зла. Зло пришло из мира потребителей, заботившихся о своей выгоде, ничего не отдававших взамен. Огонь порождал небывалое чувство свободы, а ветер срывал шелуху страха. Эта ночь изменит меня навсегда.

 С силой, какую я бы в ней не заподозрил, Аделина сорвала с забора план строительства. Когда она бросила картонку в огонь, во взгляде светилась ненависть. Пламя весело занялось проектом, танцуя на горевшей бумаге, взвивалось искрами в небеса. Аделина с остервенением наблюдала за тем, как красиво разгорается трепещущий огонь. Будь на то её воля, она бы станцевала губительный ритуальный танец, призывая бесов разрушить постройку. Настоящая ведьма была необычайно хороша. В медно-рыжих волосах Лины играли отблески пламени, а в глазах бушевало золотое сияние. Пустилась-таки чертовка в пляс. Она танцевала так, словно никто не видит.