В чертах лица девушки царила та неправильность, которая, сочетаясь, даёт нечто гармоничное и прелестное.

Грэй не мог отвести взгляд от милой трогательной картины спящей девушки.

Всё-таки судьба оказалась благосклонной к нему сегодня и подарила эти чудесные мгновения.

— Спи, моя сладкая нереида. И пусть принцы, которые тебя снятся, никогда не заставляют тебя плакать.

Он уселся рядом, с твёрдым намерением охранять сон девушки. Стремительно темнело, и опасность в лице разных хищников, в том числе и двуногих, становилась всё более реальной. Всякое может случиться со столь хрупким созданием, неосмотрительно прикорнувшим в лесу.

Наконец, последний луч нырнул в мягкую постель ночи, похолодало, и, Ассоль завозилась, просыпаясь.

Грэй успел отскочить в своё укрытие прежде, чем веера-ресницы взметнулись вверх и синие глаза доверчиво распахнулись.

Она наивно и прелестно потёрла их кулачком, потом, обнаружив плащ, улыбнулась, краснея — Грэй отлично видел в темноте, поэтому от него не укрылось милое смущение девушки. Она взяла грубую ткань и прижала её к щеке, заставив Грэя завидовать вещи и ревновать к ней.

Потом поднялась, заоглядывалсь и поспешила домой.

К счастью, отсюда до её маяка было совсем недалеко, и луна светила достаточно ярко. Но Грэй всё равно счёл нужным следовать за Ассоль до тех пор, пока она не стала взбираться по каменистой дорожке, ведущей прямо к двери скромного жилища.

Напоследок обласкав хрупкую фигурку взглядом, Грэй повернул к Каперне, почти счастливый и умиротворённый, впервые за долгое время.

В его душе тоже зажёгся маяк, он звал и манил, и указывал путь в обычно кромешных ледяных потёмках души. И Грэй уверенно ровнял по нему курс своего корабля.

Теперь он точно знал, что следует сделать, и это придавало сил.

========== Глава 7. В тихих водах ==========

Старейшина барабанил пухлыми пальцами по дубовой столешнице. Он был напряжён и взвинчен, потому что очень не любил, когда судьба переигрывает его. А нынче — переиграла, притом неожиданнейшим образом. Смилостивилась, паршивка, над гадкой девчонкой. Этой маленькой мерзавкой, которая осмелилась дать от ворот поворот ему — ЕМУ! — старейшине Каперны!

Как тут сохранять спокойствие?

Хин Меннерс, расположившийся в кресле по другую сторону стола, наоборот выглядел расслабленным и бесцеремонно раскачивал предмет мебели, поставив его на задние ножки и упершись руками в ребро столешницы. На его губах играла препротивная улыбка.

— Так вы полагаете, мой друг, выгорит? — спросил, наконец, старейшина. Груз тишины стал для него неподъёмным. В те минуты, когда в кабинете царило молчание, часы тикали особенно гулко, и каждый удар отдавался глубоко в сердце, до краёв наполняя его неизъяснимой тревогой. А тревожиться попусту старейшина не любил.

Меннерс лишь возмущённо хмыкнул:

— Вы ещё и сомневаетесь, милейший! Безусловно, выгорит, или не быть мне Меннерсом — плутом и лиходеем в седьмом поколенье!

Старейшина заёрзал на стуле.

— Так-то оно так, мой друг, но девица эта явно не так проста, как кажется сперва. Я думал, что после встречи с «моллюском» от неё рожки да ножки останутся. Ан нет, смотри ж, бегает живёхонькая!

— Ещё и дерётся! — добавил Меннерс, и для пущего эффекта тронул щёку, хотя там давным-давно и следа не осталось от лёгкой пощёчины Ассоль.

— Видите! — перегнувшись через стол, старейшина зашептал лихорадочно и таинственно: — Сдаётся мне, что наша Ассоль самая настоящая ведьма!

Меннерс рассмеялся ему в лицо.

— А вот заодно и проверим, из какого теста сейчас лепят ведьмочек, — сказал он. — И если Ассоль действительно окажется колдовкой — вам лишь на руку, уважаемый старейшина. Народ в Каперне расслабился и распустился, власти не боится, а свящённый костёр — ведь билль о нём всё ещё в силе? — старейшина кивнул. — Так вот, — продолжил Меннерс, — священный костёр знатно подогреет их верноподданнические чувства, разожжёт любовь к родным пенатам. Ведь вы, получится, вон какую угрозу от Каперны отведёте!

Заманчиво! Ой как заманчиво звучали речи плута Меннерса. Да-да, священный костёр был бы виден далеко. С самого Двора, поди бы, заметили! И ему бы зачлось, непременно зачлось. Верно ведь Меннерс говорит: давненько о Каперне не слышно. Затихла, залегла на дно, преет в собственном соку. Скучная, обыденная.

Нет, убийство жены мага-покровителя конечно добавило перцу сплетням, как и корабль с красными парусами, что вошёл намедни в порт, но и этого надолго не хватило. Посудачили обыватели и вновь расползлись в свои тихие мирки, по уютным домам. Гуингар — угроза далёкая и непонятная. А вот ведьма! Да ещё и в лице той, к кому привыкли, которую считали чудной, но ничуть неопасной. О, этого хватит надолго, на несколько поколений вперёд!

— И всё-таки, — вздохнув, проговорил старейшина, скорее итожа свои мысли, а не отвечая Меннерсу, — священный костёр побережём на крайний случай.

— План «Б»? — подмигнул трактирщик.

— Да, а пока что задействуем план «А» — схватить, надругаться, деморализовать. И тут явлюсь я — защитник и избавитель. Тогда уже ей некуда будет деваться, она сама падёт к моим ногам, умоляя спасти её. И, конечно же, потом не откажется и под венец пойти. Кому ещё она, порченная, нужна будет! Уж точно не принцам своим заморским!

И старейшина захохотал, отчего его обширный живот заходил волнами, словно желе.

Меннерс тихо пробормотал:

— Вот уж воистину «седина в бороду, бес в ребро», — но подобострастно подхихикнул. Отсмеявшись, вытер слёзы (они всегда набегали у него, если так самозабвенно хохотал) и проговорил:

— Ну раз уж мы таки пришли к общему знаменателю, то пора бы и денежную составляющую обсудить, — он сделал движение, будто шуршит купюрами. — Аванс, например.

— Аааа…— протянул старейшина и осёкся, поскольку из-за двери донеслись голоса: спорили его секретарь и некто, чей голос невозможно было спутать ни с чьим другим.

Секретарь упирался:

— Господин, я вынужден вам отказать. Старейшина очень занят. Просил не беспокоить.

Некто мягко, но упрямо гнул свою линию:

— Я уверен, для меня у него точно найдётся минутка и не одна.

Секретарь держал оборону:

— Нет же, господин, он действительно очень-очень занят. Не то, что минутки, и полсекунды нет.

— А вот я точно знаю, — продолжал упрямиться некто, — что если вы правильно доложите обо мне, то время найдётся.

И, должно быть, положил на стол визитку — старейшина слышал, как завозился и заохал секретарь.

— Скорее-скорее! — замахал старейшина на Меннерса. — Через чёрный ход! Вон туда!

Меннерс однако приостановился в дверях:

— А…?

— А!.. Будет! Разберёмся! Пришлю человека! Да уходите вы, наконец!

Меннерс покидал кабинет старейшины крайне неохотно, видно было, что его просто изглодало любопытство: кто же тот пришелец, что заставил начальственного мужа так вертеться? Но благоразумие всё же взяло над трактирщиком верх — так ведь и без денег можно остаться! — и он прикрыл за собой дверь, спешно уходя.

Едва только закрылась «чёрная» дверь, как распахнулась парадная. И старейшина буквально вжался в стол, желая провалиться сквозь землю, как случалось с ним каждый раз при появлении этого человека.

Сначала старейшина даже не узнал его, поскольку с прежним — ночным — визитёром, навестившим его третьего дня, сегодняшнего посетителя роднил только высокий рост. Костюм простого горожанина, широкополая шляпа, плащ из грубой серой шерсти — пройди такой человек по улице, не оглянёшься и не запомнишь. Но гость снял головной убор и скинул плащ, так сделался куда узнаваемее — цепкий взгляд и столь бесстрастное выражение лица — как у каменной статуи, подумалось старейшине — могли принадлежать только главе «Серых осьминогов» Артуру Грэю.

— Ох, сударь, — засуетился старейшина, — снова я держу вас в дверях. Проходите. Располагайтесь.

Грэй не заставил просить себя дважды и опустился в кресло, где недавно сидел Меннерс. Сел и тут же хмыкнул, недобро сощурившись.