Катарис 1697 год. Императорский дворец. Империя Согахов. Алый орден Альмаики.

Император задумчиво рассматривал панораму весеннего, цветущего сада. Уже давно цветы и деревья не вызывали в его душе радости. Жилина прошелся по короткой алее и остановился у небольшого озерца. Сегодня был особый день. И эта мысль так случайно и так остро пронзила его величество, что остальные думы отошли на второй план.

Сегодня и впрямь был особый день. День рождения единственной дочери. Но, конечно, не наследницы. По всем правилам и канонам император даёт клятву безбрачия. У него просто физически не может быть детей. Но у Жилины была дочь.

Которой именно сегодня должно было исполниться двадцать два года. Если бы не близорукость и надменность императора.

Предстоятель тяжело опустил голову. Да, он заигрался в простую жизнь. Поверил, что сможет прожить ни одну, а две. Но древняя Традиция зорко следила за исполнением положений. И тогда безликие исполнители отняли у Жилины самое дорогое. Жену и дочь. Причем, если гражданская супруга была убита, то дочь императора отослали за тридевять земель. И никакая власть больше не могла помочь монарху разузнать о ней.

Возможно, что она была жива, возможно, нет. Но в любом случае, Жилина никогда не узнает об этом. К своим пятидесяти годам правитель Согахова так устал от изображения символа власти, что, кажется, вообще потерял интерес. И только жестокое настояние свиты, больше похожей на каторжную охрану, чем на благородных соратников, заставляло императора изображать из себя высшую власть.

Давно в прошлом остались те смелые поездки по городейнику, полёты в ночном небе на собственном корабле. Теперь только протокольные визиты.

Жилина с грустью вспоминал своих немногочисленных друзей. Все они оставили его. И Мэтти, смешной парнишка из Потета. Бедолаге не долго было суждено править. Нападение больного фанатика. Жилина оплакивал несчастного друга. Братья-императоры других монархий ныне не были так сплочены, как прежде. А может и прежде не были они сплочены. Все-таки почти все имели разный опыт и разный возраст. И пока еще в разной степени подчинялись собственным свитам.

Два раза Жилина становился Лордом-командующим ордена. Но это совершенно ничего не изменило в жизни. Еще одно бесполезное украшение. Еще один ненужный атрибут. Пустая приставка к имени.

Император продолжал думать о дочери. Как она живёт? Если всё-таки жива, если всё-таки нашла свою стезю. Пусть будет так, пусть у неё всё сложится!

Жилина опустился на колени, уперся лбом в холодную землю. Мир вертелся вокруг него, и только острая ось мира, проходящая прямо сквозь него, удерживала монарха.

Холодные звезды плыли в отражении озера, темные тени завораживающими складками ниспадали во все стороны.

Жалкий паяц, почему я был так слеп! Почему так слаб! Почему не сберег единственно важное!

Бранис 1697 год. Империя Бов. Алый орден Альмаики.

Профессор Кроджер Ванке открыл дорожный несессер и убрал зубную палочку. Командировка в Бов подходила к концу. Сегодня вечером они поедут домой. В дверь постучали.

Вошла молодая помощница. На её красивом, живом личике была печать сомнения.

— Что случилось, Лауша?

— Господин профессор, боюсь, я к вам с плохими известиями.

— т Что-то с нашим транспортом?

— Да, ваш универсал не подтвердил оплату. Мы не смогли заказать билет. Простите.

— Что за чертовщина? Я сейчас же свяжусь с коллегами. Вы не подождёте меня, госпожа Сбазова?

— Да-да, не беспокойтесь, у меня есть время.

Профессор достал говоритель и попытался связаться с кем-нибудь из своего пентаната. Когда на седьмой попытке ему никто не ответил, он начал писать короткие записки в свиток.

— Вы извините меня, дорогая Лауша, но что-то происходит со связью. Мне никто не отвечает.

— Господин профессор, могу ли я предложить вам нелепый вариант?

— Простите, я не понимаю?

— Дело в том, что эта квартира была взята в которму до истечения сегодняшнего вечера. Мы были совершенно уверены, что сможем отправить вас домой. Но, видимо, произошла какая-то накладка.

— Да, я, конечно, готов оплатить из личных средств удлинение котормы.

— Нет-нет, что вы, господин профессор! Мы бы сделали это сами. Беда в том, что хозяин отказал академии, здесь уже продана следующая которма.

— А нет ли другого варианта?

— Я боюсь, что ничего достойного мы сейчас не отыщем. Я потратила полчаса на поиски, но, как назло, всё занято.

— Что же делать, госпожа Сбазова?

— Вот в этом суть моего смелого предложения, господин профессор. Простите мою наглость, но не согласитесь ли вы переночевать одну ночь в моем скромном стюдио?

— О, мне, право, неловко вас так стеснять, Лауша.

— Господин Ванке, я действительно не смогу найти для вас ничего подходящего, простите.

— О, вам не следует извиняться, ну-ка прекратите. Я с радостью переночую у вас, раз вы так добры. Спасибо, Лауша.

— Ах, тогда мы можем поехать прямо сейчас.

— Да, я уже собран.

Профессор Ванке взял походную сумку, надел плащ и последовал за очаровательной молодой спутницей. Они взяли извозный самокат и поехали в высокий район. По дороге Кроджер еще раз попытался связаться со своими коллегами, но у него снова ничего не вышло.

В машине профессор разглядывал молодую девушку. Какая она была умница! Ей поручили организовать размещение столичного лектора, и Лауша прекрасно постаралась. А то, что планы были так нарушены, виновато какое-то недоразумение.

Они приехали в вольный дом, где жила магистр Сбазова. Это оказалось уютное местечко. Кроджер невольно загляделся на то, как красивая девушка хлопочет по хозяйству. Внутри зарождался знакомый огонь амурного приключения. Ванке слыл известным ловеласом, но на деле был скорее однолюб. Хотя и страстно обожал флиртовать с таким вот молоденькими красотками.

Лауша приготовила ужин, она даже достала бутылочку какого-то легкого белого вина. Еда была очень приятна, а вино не так чтобы и неуместно.

Они чудесно поболтали. Обсудив профессиональные темы, постепенно разговор перешел на личную жизнь.

— Какая вы молодец, моя дорогая, успеваете всё!

— Ну, что вы, Кроджер, я стараюсь, но получается не всегда.

— Не думаете пока о браке?

— Нет, это решительно невозможно.

— Почему же?

— Я сирота, Кроджер, возможность иметь свою семью меня очень пугает.

— Напрасно, Лауша. Я тоже воспитывался в монастире. Но потом не стал монахом.

— Вы очень успешный профессор. Думаю, это заслуга бесконечного труда.

— И да, и нет. Везение тоже оказалось не на последнем месте.

— Что вам нравится больше: преподавать ли писать научные труды?

— О, моя дорогая, это простой вопрос. И то, и другое. Без выбора. Для меня и в книгах, и в лекциях всегда интересен отклик. И я его хорошо чувствую.

— Даже когда выпускаете монографии?

— Да. Потому что всегда представляю читателя так же, как и в лекционной зале вижу перед собой не слушателей, а полноценных оппонентов. И мой рассказ всегда должен быть так красноречив, так убедителен, чтобы я смог провести по этому опасному фарватеру, в качестве лоцмана, каждого слушателя.

— А что в конце?

— В конце всегда простая цель, дать публике наслаждение от этого похода.

— Красивая, почти поэтичная мысль.

— Поэзия — это тоже одно из средств. Главное, всегда быть уместным в выборе. Не станешь скальпелем пилить дерево, а рубанком подрезать кутикулы на ногтях.

— А вы, профессор, вы женаты?

— Да.

— Простите, это наверное был очень личный вопрос.

— Ну, я в обществе красивой, благоразумной девушки, и я выпил вина и насладился прекрасным ужином. Наверное мы имеем право на немного большую откровенность.

— Судя по вашему ответу, по этому рубленную «да», вы чётко указываете возможную степень нашей близости.

— Воля ваша, моя дорогая Лауша. Я всего лишь хочу быть честным с вами.