И они пошли в салашик. Такая палаточка для отдыха покупцов. Толстяк задернул драпировку. Хлойка скованно молчала. Её даже немного колотило.

Но жирный хряк с вожделением облизал пухлые губы и огромными своими пальцами полез под хлойкино платье. В висках стучало, то жар, то холод обдавал девушку. Она видела эту сцену словно в тумане.

Комерц-агент властно приспустил нижнюю подвязку и ахнул от удовольствия. Затем делово он стал оглаживать хлойкины бедра, тугие девичьи груди. И в самом поганом конце, он пригладил и маленькие съежившийся лепестки её бутончика.

Испустив довольный визг, жирный покупец похотливо осклабился. По его глазам, по губам текла густая, терпкая похоть.

Удовлетворенный содеянным он отошел на шаг, ещё раз полюбоваться юной, скульптурной наготой. Затем разрешил одеться.

Не зная, как не провалиться со стыда, Хлойка быстро собрала вещи.

— Ну-с, добрая деваха, порадовала ты мя. Будет тебе дорога наверьх.

«Спасибо». — Выдавила она с трудом.

На удивление, толстяк сдержал слово. Хлойка приехала в городейник. Впервые в жизни она оказалась там, куда так неистово звали её мечты. Большой и величественный Рорар возвышался над миром. Девушка шла по его проспекциям едва ли не с открытым ротом. Домищи, что твой архонтозавр! Всякие магические чудеса, самокаты и тарантасы, эгоистки и прямо посреди городейника, чудо невиданное, небесные корабли. Они ехали медленно, со сложенными рядами крыльев, огромные махины. В это совершенно нельзя было поверить! А кроме того, весь городейник был буквально битком набит гномами и другими иноплеменниками.

Незаметно стемнело. Хлойка устало брела сама не зная куда. Вдруг к ней подошел строгий милицман. Он приложил два пальца к своему картузу с красным околышем.

— Гражданочка, разрешите ваши удостоверные грамотки?

— Господине, я еще только сегодняшняя из кроны приехали… вот.

— Гражданочка, к народному милицману нужно обращаться «товарищ». Господов ваших мы давно с шеи прогнали. Теперь у нас народная власть, милицейская.

— Ну, я знаю, товарищ милицман, я ежели так разобраться тоже народная, я с кроны, как уже сказала.

— А грамотку на гостевание вы имеете?

— Да откудажь ейную взять?

— Гражданочка, удостоверную грамотку вам доложен был выдать старостат. А в любом приказе милиции вы еённую и завизировали бы. На основании такой удостоверной грамотки на гостевание можно обходиться три полных месяца. Ежели вы найдете тутоть работку и жилишко, милости просим встать учёт к фискалу. Как встанете, пошлину уплотите, дадуть тогда удостоверную грамотку на прожизнь.

— Спасибо, дяденька товарищ. А сколько без всяких грамоток можно тут бысть?

— Никак не можно, детка, никак. Ежели б ты была другого какого подданства, скажем, эльфийского или оркского, или человекского, а даже хоть бы и гномского с конфедератской Коларии, то можно было бы недельно жить безграмотно.

— А я же свойская, с кроны с нашей, народная.

— Ну, я об том и толкую, деточка, тудой и возвращайся скорейше.

— Я поняла.

— Хорошо, что поняла. Уже поздненько, ты думай-думай как это провернуть умнее, тут не ходи. Ночью строго у нас. Честные гномы по ночам в домишках спят. А нечестных наша народная милиция, знашь, каким смертным боем бъеть!

— Ой.

— Иды, детка, иды. Спрячься хоть бы где, а утром, что есть духу, вертайся вон.

Милицман отечески потрепал гномку за щечку и широким шагом отправился прочь. Хлойка чуть не разревелась от досады. Значит, что? Значит, зря?! Нет, нет, нет, не может быть…

Она последовала совету милицмана, забилась в какую-то подворотню и просидела там на корточках всю ночь. Задубев от холода и голода, со сведенным животом, гномка напряженно думала, как быть дальше.

Бранис 1695 год. Герберг мамаши До. Рорарская республика.

Дорогой Гса! Вот решилась задвинуть тебе эпистолу. На самом деле, об этом меня попросил Матик. Но я и сама хотела с тобой объясниться. Может быть ты не станешь читать писульки. Но тогда это будет твой выбор.

Я теперь много пишу. А еще больше читаю. Матик смеется над моей жкульной подготовкой. Теперь и я понимаю — это Минимум. Но для того, чтобы водить небесные корабли нужно, черт возьми, гораздо больше знаний. Матик очень умный, он может нараспев читать навигатские рекоменты и потехнические грамотки. А какие мы с тобой ученики, ты сам знаешь.

Гса. Не обижайся. Если бы я тогда не уехала, стало бы хуже. Я не люблю тебя такой любовью, которую ты ищешь. Я никого не люблю вообще.

И я очень, ОЧЕНЬ хотела уйти от кроны. Гномы на деревьях — это всё, что я видела до этого года. А мир больше и шире. Я хочу, Гса, дотянуться своими крыльями до неба.

Мы стояли у зеленого ручейника. И ты просил подумать. Но я давно всё знала. Я давно мечтала уехать в городейник.

Матик прочитал писанину. Сказал, чтобы я перестала разводить сопли и начала описывать тебе фактуру. Ну, эт, ты знаешь, не моё словечко, ха.

Гса, я припёрлась на верхние уровни. На нижние. мне дорога заказана. Куда лестной девчонке к богачам?

А на верхотуре народу тьмуща. Все толкаются, за локти хватают, таки рожи масленные, мысли только о мерзостях.

Я долго мыкалась, искала дело. Тут ещё оказалось, что нужды дозарезу гостительные или прожизненные грамотки. Без них спокойной ходьбы по городейнику нету. Поначалу меня отпустили пару раз, мол, только приехала, простите дяденьки. Но нармилы глазастые, все припоминают. На третий раз загнали меня в зыбизанник. Заставили в депарции милицейского приказа все полы перемыть, все отхожие места отдраить. А куда мне было деваться?

Наперёд скажу, можно и без бумаг тут ходить, но шибко дорого. Отрезов по пять нужно отдавать как поймают. Кождый раз! Дивися, пять отрезов, а можно за день много раз нармилам попасццо.

Мыкалась я мыкалась, искала места. Взяли в дом лавочника обслужкой. Тётка Бата добрая такая, и кормила, как на убой, и тряпки на носку давала, прям что твоя фея.

А дядь угрюмый, злой. Всё у себя за прилавком. Как гость за порог, дядь гадости ему в спину, всякую хулу. Я честно скажу, на дядя плохое стала думать. Мол, потопчет моё девичество. Ан нет. Тут у этих горожейных хуже срамот выдуман.

Ночью одну я спала крепко, мне в постель прилегла Бата. Я аж взвизгнула. А она хоть бы хны. Глаза злые.

Больше про это не буду. Из обслужек прошлось уйти. Не такой жизни я искала на городейниковой вольнице.

Ну, после, то тут, то там пробивалась разным заработком. И так постепенно докатилась до мысли вделаться неболёткой. А что?

Знаешь, сколько сотен кораблей летает по миру? Работа, конечно, злая. Но хлебная. И почёт опять же.

Матик снова тычит, мол, не о том пишу. Но я же не пиписака, чтобы книжки лабать. Я, Гса, теперь сопилока! Вот, гордись. Вышло, что и на моей улице ангелы оборонили горшочек маршмелату.

Давай, Гса, я расскажу тебе про Матика. Это совсем старик. Лет тридцать ему, а может и сорок. Я его когда спрашиваю, он все отнекивается. Но я же хитрая, я экивоком. Типа, дружочек, а когда вы в младенчестве были, чо видали? Но он и тут туговато отвечает…

Впервоначально я ему не покатила. Вообще никак. Ну, он такой, я тут царь горы, ты дефка, не будь дурой, втихомолку сиди. А я к этому времени уже так наголодалась, что какие уж там остроты умности? Грешным делом решила, если только портить начнет, то сбегу.

Но он не из таких. Сам сказывал. Вообще оказалось, что Матик грозностью своей всё спытывал мя. Мол, стушуюсь или неа. Но куда мне-то бояццо, отбоялася…

Он вообще странный такой. Мы когда познакомились, я ему про себя рассказала, кто есть такая, откуда, чо умею, чо не умею. Наврала, конечно, с три короба. А он такой мне выдает, папеньку вашего, говорит, знал. Хороший был мужчина. Спас мне жизнь однажды. Прикинь, Гса! Я вообще в шоке, как это батя мой с неболётами знался, обалдеть можно!!!

Взял меня впервоначально техничкой, а не сопилоткой. Но потом передумал. Я ему все ж приглянулась. Только не девичеством, а страшным желанием летать. И это так и есть.