Детство озорное и веселое пронеслось в плетеных дорожках-сходнях подгородейного поселения. Мать в молодости служила у старосты экономкой̆. Но когда она потяжелела, староста выгнал её из дому за разврат. После родов пришлось пойти в заготцы. На заготфабричке гномы разделывали туши архонтозавров. Которых приводили с охоты рептидоры. Труд здесь был адский. Требовалось очень быстро и с огромным тщанием разделать многотонную тушу. Мясо консервировалось, шкуры выделывались, но самым ценным в архонтах оставались их костяки. Драгоценная прочная и очень легкая кость рептилий шла на постройку летающих кораблей.

Вот и приходилось артельщикам заготфабрички вкалывать без продыху. Работали в три сменных очереди, и днем, и ночью. Мать взяли в артель дубильщиков, в её обязанности входило заниматься шкурами. Дубильные чаны, ядовитые и вонючие. Хло на всю жизнь запомнила их страшный смрад. Мать работала шкурницей около пяти лет. И наверное уже давно померла бы, потому что дубильщики жили очень мало, постоянно вдыхая ядовитую взвесь.

Но, по счастью, один из мужичков складышной охраны положил глаз на Альду. Он был женат и рассудил так, что девка ему нужна для только для приголубливания. Мать это поняла. Но уж очень сильно она ждала хлойного батю, когда же тот поженится на еёйнной персуне, сбережет девичью честь.

Теперь, когда судьба унесла отца в небесное царство, а матери приходилось в одно рыло выкармливать-поднимать дочу, Альда стала сговорчивее.

Охранный мужичок обстряпал дело таким макаром, что гномку перевели учёткой в складышную артель. И хоть тут тоже, конечно, работа была не сласть какая, но все-таки более хлебная и не такая муторная.

Всегда худенькая, ладненькая Альда с годами округлела, обабилась. Ейный норов, который в молодости многие прознали, теперь превратился в грубый хайп по поводу и без такового. Хлойка очень обижалась, когда мать без конца ругала её или вовсе не замечала.

И жизнь на кроне катилась дальше своим чередом. И лето сменяло зиму год от года. И вышло однажды таким образом, что детская привязанность к родным, к знакомым местам, к матери, наконец, стала отступать. И даже тяготить Хло.

А вместо этого она все чаще думала над рассказами о том, как в городейнике случилась война, и вся верхняя шушера полезла сюдой на крону, прятаться от своих бед. Приезжали разные гномы, и орки, и даже люди. И от всех этих полусказочных материнских воспоминаний девушке так страстно хотелось теперь уехать тудой, к ним, наверьх.

Однажды Хлойка брякнула об этом. И, конечно, тут же получила в лоб. Паскудная, неблагодарная тварина, катись скорее отседокова! Чтобы ноги твоей поганой не было в моём, слышишь, моём доме!

Но не смотря на ругань, Хло разумела, что мать никогда не отпустит её. Альда уже присмотрела ей женишка, сына своей начальницы складчихи Тогопрухи. И местечко ей тёпленькое уже готовилось, одна из учётчиц вот-вот должна была помереть от крайней ветхости. И сговорились Тогопруха с Альдой, что породнятся и местечко к рукам пригребут.

Но Хлойка не хотела в складышники, не хотела вообще ничего кронного. В жкуле у неё очень дивно прорезался талант к магическому искусству. Гномка отлично чувствовала руны и управлялась ими. Наставник, преподобный патер Джонодачко, всегда ставил Хлойку в пример остальным. Не успевал учитель объяснить рисунок новой руны, как девушка сплетала её тотчас.

Но таланты к магии не нужны гномам на деревьях. Тут просто нету такой сложной техники, чтобы потребовалось плести мощные, запутанные рунические сети. Техника кроннику обуза, так говорили здесь.

Поэтому всё искусство, которого жаждала юная гномка покамест оставалось для неё под большим вопросом.

Но однажды она проснулась и поняла. Харэ просиживать сиделку, надоть смываться в городейник. У этого позыва вообще-то был и другой мотив. Тогопрухов сынок стал делать известные намёки. И мать зло и ясно дала понять, некудой тебе девки деться.

И правда, кудой тут денешься?

Впрочем, кроме конопатого, кривозубого Тогопруха-младшего был у Хлойки ещё один воздыхатель. Он тоже был сыном рептидора, погибшего на охоте. Правда его сиротство было не половинное, а цельное. Потому как и мамаша его скончалась от хворы, когда Гса было семь годков.

Малыша взял к себе в служки патер Джонодачко. Гса жил в двухэтажном, красивом сарае преподобного. В его обязанности вменялась мелкая домашняя работа. Кроме того, патер брал его на классное учение в жкулу. Гса был чуть-чуть младше Хлойки. Но они сдружились. Что-то общее было в этих сиротских детях гордых охотников-рептидоров.

Когда пришла пора бурления магии чресел, юные гномы как с цепи сорвались. Они бросались на каждый объект своего воздыхания с требованием ответного чувства. Но, приготовленные к этому патером Джонодачко, девицы были очень осторожны и недоверчивы. Страшными карами грозил учитель, приводя страшные примеры расплаты за греховную жизнь.

А вот Гса не клеился к Хлойке, не бегал за ней с выпученными глазами. Напротив, он был кроток и тих. Но гномку не могла обмануть эта напускная тиховатость. Во его взгляд девушка ясно читала амурный интерес.

Однако, к своему сожалению, она не видела такого же чувства в своём сердце. Впрочем, это не мешало ребятам дружить, и быть близкими в духовным смысле.

Ему и поверила Хлойка свои мечты. Гса выслушал очень внимательно. Казалось, он сейчас расплачется.

— Ты точно хочешь уехать?

— Точно, Гсашечка.

— Но ты знаешь, в городейнике туго. Там нужны отрезы, много отрезов. А денег ни у кого из нас нету.

— Фи. Подумаешь, деньги. Захочу, заработаю много!

— Но как? Найти работу трудновато.

— Я прекрасная магесса.

— Ну, это, пожалуй, громко сказано.

— И все-таки, дружочек!

— А кроме того, нужны табельные списки из училищных институций.

— Опыт нужон.

— Ну, ты и скучный, Гсашка, ну, и скучный.

Хлойка отмахнулась.

— А с тобой можно поехать в городейник?

— Со мною??? А что ты там будешь делать?

— Работать, помогать буду.

— Гса, не обижайся, но какой ты работник? Служка? Так этого добра в городейнике, знашь, скоко?

— Я, я… лю…

— …нет. Не надо тебе ехать. Зря я всё рассказала.

Хлойка сорвалась с места. А потом долго бродила по лесу, думая над предстоящем делом.

Когда под вечер вернулась домой, мать чуть не забила её до смерти.

Где шляешься, гнида паскудная? Тут тётенька Тогопруша приходили с сыночкой ейным. А этот гадины нету! Ты здесяко доложна быть, поняла мя?

— Мама, я не пойду за этого урода мерзкого! Никогда, слышишь!

— Не перечь мне, дура, хочешь жить, как мамаша твоя бестолковая, хочешь от первого встречного козлины разродиться? Хочешь с голоду пухнуть, хочешь дубильную вонь нюхать? Чего хочешь?

— Мамочка, я хочу уехать в городейник, хочу работать с магией.

— Нееееет! Не бывать этому, я запрещаю тебе, дура идиотская! Запомни хорошенько, запрещаю!!!

Утром, когда мать ушла, Хлойка собрала не хитрый скарб и навсегда покинула отчую крону.

Был большой базарный день, к заготовцам приехали комерц-агенты. Расчет девушки сводился к тому, чтобы напроситься в дорогу к какому-нибудь купчишке. Хлойка осторожно разглядывала дородные, лоснящиеся морды.

Наконец, она решилась и приступила к торжковой площади. Через время на неё обратил внимание один из агентов. Он вальяжно подошел к молодушке и томно на ухо осведомился.

— Хочешь в городейник сплыть?

— Да, господине.

— Так за этим не станет дело.

— Благодарю покорно, господине.

— Пустое. Есть ли у тебя чем отплатить за дорогу?

— Боюсь, что денег немного, да на городейникову жизнь понадобится скоко.

— Умно. Но разве об отрезах я тебе толкую?

— Что есть плата…

— …срамную святыньку твою хочу подержать, не откажешь?

— Это как это, не понимаю?

— Пойдем в салашик, покажу.

Хлойка сжала кулачки от гнева. Девушку воротило от одного вида этого жирного, лоснящегося от пота гнома. Но разве был выбор?