Андрей, в чем не было никаких сомнений, отправился на кафедру исследования новейших вирусов при институте ПиОВ (поиска и обезвреживания вирусов), а Константин отослал своё резюме в отделение межпланетных связей.

В общем, наше будущее было определено, и оно нас вполне устраивало. Иногда я даже думаю, что, возможно, не попроси меня тогда Андрей задать Ане один-единственный вопрос, ничего бы этого и не случилось. Жалею ли я о чем-нибудь сейчас, зная, что все могло закончиться совсем по-другому?

Нет. Хотя бы потому, что это бессмысленно.

А попросил он меня уточнить у Ани, сможет ли она помочь ему с первой университетской научной работой: он собирался писать об особенностях состава атмосферы нашей планеты. Немного отклоняясь от своей непосредственной направленности, он захотел провести полноценное исследование влияние бактерий и вирусов на местные и завезенные организмы. Так как Анна перенесла акклиматизацию не вполне успешно, Андрей захотел включить в свою работу ее комментарии.

К моему удивлению, всегда открытая и увлеченная наукой Аня давать какие-либо комментарии на эту тему отказалась. Я объяснил, что мы пониманием, как тяжело ей вспоминать об этом периоде, однако никто и не просит ее говорить об акклиматизации в красках, достаточно сухого изложения симптомов и особенностей. Но Аня снова отказалась, на этот раз более твердо. Я решил, что ей действительно нелегко говорить об этом и перевел разговор в русло нашей предстоящей университетской жизни.

На протяжении следующих месяцев мы редко виделись – на первом курсе ни у меня, ни у Ани не было времени, свободного от лекций и не занятого подготовкой к диспутам. Мы становились всё более загруженными, за первые три месяца учебы я ни разу с ней не встретился, а Андрей и вовсе оставался ночевать при ПиОВе (и я не шучу!). Как ни странно, чаще всего я виделся с Константином-его университет располагался строго напротив моего.

У нас в Люмери́не не было студенческого городка, но некоторые университеты находились настолько близко друг к другу, что образовывали целый студенческий квартал. В скверах обреталось множество зубрящих, спящих, вопящих и хихикающих студентов. Мирно разговаривающие здесь, кстати, тоже были, но в небольшом количестве, так как спокойствие—несколько ненормально состояние для студента. Этим существам все время надо или в голос смеяться, или дрожать при виде преподавателя, или шумно злиться, или негодовать, или, в крайнем случае, впадать в тоску по поводу того, что их юная жизнь проходит мимо, пока несносные педагоги требуют от них выполнения неимоверного объема разного рода задач, статей, эссе, экспериментов, опытов, очерков и чертежей.

Большая часть нашего города была отдана под строительство жилых домов и инфраструктуры. Здания здесь были невысокие, в основном до трех этажей. Здесь располагались просторные школы, в одной из которых учились мы, дома медицинской помощи (слово «больница» ассоциировалось у людей со словом «боль», и их решили переименовать), торгово-развлекательные площадки и все прочее в этом духе. Здесь же были и университеты.

На окраине же располагался так называемый «деловой центр». (Почему этот район величиной в несколько кварталов на отшибе Люмерина назывался «центром», никто не знал. Скорее всего, кто-то из проектировщиков городской среды испытывал слабость к громким названиям.) Там считались и пересчитывались курсы валют; утверждался бюджет города; там же проводились самые разнообразные исследования (к примеру, туда был вынесен основной корпус ПиОВа), там же находилась метеорологическая станция. Короче говоря, все, кто не работал в сфере услуг, каждое утро направлялись в этот самый «деловой центр».

Жилые дома выше трех этажей строить было запрещено, так как в окно каждого жителя по утрам непременно должно было попадать солнце. На самом деле, это было здорово. Когда я смотрел на «деловой центр», просто приходил в ужас. Этажность в таких районах не ограничивалась законами, и высота строений там могла достигать десяти и даже двенадцати этажей. Каждое здание представляло собой шедевр архитектуры, удивительный синтез инженерной и дизайнерской мысли. Словосочетание «типовая застройка» для архитекторов было сродни ругательству, поскольку каждое здание было воплощением уникального проекта. Но так как полностью избежать заимствований удается редко, авторов проектов так же часто можно увидеть в суде и в зале медиации, как и в кабинете за чертежом. В юридической науке архитектурное право отпочковалось от авторского права и образовало отдельный институт, а профессия архитектурного юриста считается одной из самых популярных и высокооплачиваемых во всем мире.

В стекле и металле преломленно отражался наш маленький Люмерин. По вечерам иллюминаторы устраивали настоящие световые феерии, пропуская свет сквозь прозрачный бетон на зданиях «Делового центра», чему по-детски радовались горожане. Тематика представлений менялась еженедельно, а идеи авторам проекта зачастую предлагали сами жители Люмерина. На тысячи фантастических оттенков спектра разрешалось смотреть только через RP-очки, охраняющие нашу сетчатку. Сюжеты на один час погружали зрителя в самые невероятные эпохи и обстоятельства; лучами света писались целые истории, которые затем нередко ложились в основу книг, фильмов, квестов и цифровых игр с «открытым миром», где участники выбирали пути развития героев самостоятельно.

На время представлений даже такие закоренелые критики высоток, как мы с Андреем, не могли не согласиться с тем, что и от них есть польза. Но если бы такие здания строили по всему городу, большинству жителей о существовании солнечного света пришлось бы забыть.

Внутри Люмерина было так много зелени, что летом солнце было отыскать труднее, чем зимой: местные экологи так горячо заботились о снижении вреда окружающей среде за счет высадки деревьев, что те в какой-то момент лишили большинство жителей возможности видеть из окна хоть что-нибудь, кроме листвы. Горожане возмутились, и проблема тотчас была устранена: часть деревьев перевезли за город и там пересадили, а экологам было поручено совместно с проектировщиками выработать «норму озеленения территории», чтобы это не повторялось. Так что с чем-с чем, а с тенью проблем у нас не было.

Но вокруг Люмерина все равно было зеленее. Горы, подходившие к долине с юга, огибали ее красивым полукольцом. Когда предрассветная дымка окутывала их плоские вершины, казалось, что это великаны охраняют спокойствие города света7 от злых сил. Времена драконов и колдунов давно прошли, если они когда-то вообще существовали (мой внутренний ученый был против, но мне почему-то хотелось верить, что да), но коралловые облака вокруг этих неподвижных исполинов как будто воссоздавали какую-то древнюю сказку наяву. Память сразу же отыскивала в своих закоулках обрывки легенд и сказаний самых разных этносов и эпох, и мое воображение, уже не зависимо от меня, начинало рассказывать свою историю, сотканную из лоскутов странных воспоминаний детства, волшебных сюжетов прочитанных книг, захватывающих, пережитых вместе с героями, киноисторий и причудливых, когда-то услышанных (или придуманных мной самим) историй.

В таком удивительно красивом месте мне посчастливилось родиться и жить.

Несмотря на ворох заданий, в университете мне очень нравилось. Но иногда я немного скучал по школе – хотя бы из-за того, что вставать можно было чуть позже, так как занятия начинались только в 9:00. (К слову, это время варьировалось в зависимости от времени года, и зимой мы начинали учиться только в 9:30.)

В ноябре все студенты-первокурсники ждали только одного: новогодних каникул. Целая неделя отдыха! Даже Аня с Андреем, отличавшиеся колоссальной работоспособностью, не могли восстановиться за два свободных дня в месяц. Напрягая все свои 206 и 6398, мы одолели последний рубеж – ноябрь. Ну кто может не радоваться каникулам, имея такой напряженный график? Как выяснилось, наш Константин.